Выстрел в переулке

— Да-а, всякое бывает, — неопределенно протянул Гончаров.

— Что же вы будете делать, товарищи, если Савушкин не захочет сознаться? — спросил я.

— Работать, — лаконично отозвался Гончаров — Товарищ Дроздов, дайте команду срочно вызвать директора столовой. Он очень нужен.

Дроздов нажал кнопку, из соседней комнаты донесся слабый дребезжащий звонок, и в дверях появилась уже знакомая нам девушка с небольшим листком бумаги в руке. Она молча остановилась на пороге.

— Товарищ Зайцева, ко мне есть кто-нибудь?

— Есть. Я составила список.

Она подошла к столу и передала листок.

— Пусть посетителей примет старшин лейтенант Андреев, а вы отложите все дела и срочно вызовите директора столовой Никитина. Телефон столовой у вас есть.

Зайцева вышла.

— Вера Анатольевна, не пришло ли время побеседовать с нашими немыми свидетелями? — сказал Гончаров.

— Их немного, Федор Георгиевич, — в тон ему ответила Коваленко. — В машине Савушкина найдено всего-навсего несколько горелых спичек, окурок, волос какой-то. Я посылаю их в научно-технический отдел.

— Правильно делаете. А сейчас, если не возражаете, мне бы хотелось посмотреть на это хозяйство.

— Пожалуйста. Пройдемте в соседний кабинет. Материалы там.

— Идемте, — Гончаров снял со спинки стула пиджак и надел его.

Письменный стол, широкий деревянный шкаф и десяток стульев занимали почти весь узкий н длинный кабинет, в котором работала следователь прокуратуры.

— «Разложил товар купец. — пошутил Гончаров. — Показывайте. Вера Анатольевна.

— Садитесь за «прилавок», товарищи покупатели.

Коваленко, улыбаясь, усадила Гончарова на свое место за столом, а сама прошла в угол комнаты и открыла шкаф.

Три крошечных конверта, извлеченные ею из папки, легли перед майором.

— Не густо, — покачал тот головой.

В одном бумажном конверте лежали три обгорелые спички, в другом — окурок папиросы. Содержимое третьего, целлофанового, состояло всего-навсего из одного волоса.

— Ну что ж. — придвинул к себе конверты Гончаров, — спички отложим в сторону, я в них ничего не понимаю, возьмем папиросу.

Он осторожно вынул пинцетом окурок. Бросилась в глаза часть мундштука, окрашенная в ярко-красный цвет.

— Какая яркая помада! — сказал Гончаров.

— Этот цвет так и называется — ярко-морковный, — заметила Коваленко.

— Машиной пользуется профессор…

— Директор научно-исследовательского института Кадомцев. Большая величина в ученом мире, — подсказал Дроздов

— Он женат?

— Не знаю. — ответил Дроздов.

Вмешалась Коваленко:

— Да, я проверила. Сегодня утром позвонила по телефону в институт и разговаривала с профессором. Товарищ Кадомцев обещал быть у нас без четверти четыре. — Она посмотрела на маленькие ручные часики. — Сейчас три, через сорок пять минут профессор должен быть здесь.

Я слушал Коваленко, ее нежный, приятный голос и думал о том, что, пожалуй, никто никогда, встретив впервые эту молодую сероглазую женщину, не догадался бы о ее профессии, о ее тяжелом труде следователя.

— Хорошо, благодарю нас. — Гончаров еще некоторое время разглядывал со всех сторон окурок, потом бережно уложил его обратно в конверт. » — Надо выяснить один весьма существенный вопрос», — сказал он. — Как давно снимался с машины номер?

— Номер вообще не снимался, — ответила Коваленко. — Эксперт осматривал машину и установил, что номер надет давно и в последнее время не снимался. Письменное заключение будет готово к вечеру.

Гончаров внимательно выслушал, кивнул головой и тихо сказал, ни к кому не обращаясь:

— Я так и думал…

При этой реплике широко раскрыла глаза Коваленко, странно посмотрел на Гончарова Дроздов, я, по совести говоря, только я в этот момент еще не понимал причины их удивления.

— А вот, товарищ майор, еще один немой свидетель, — Дроздов взял со стола и передал в руки Гончарова целлофановый конверт.

— Ну, тут без увеличительного стекла не обойтись.

— У меня есть лупа пожалуйста, Коваленко вытащила из стола и протянула Гончарову большую лупу.

— Так, так, — Гончаров щелкнул пальнем по целлофановому конвертику, — что нам расскажет этот немой свидетель? — Ему, по-видимому, понравилось это выражение.

Осторожно, тем же пинцетом, майор вынул из пакетика волосок, положил его на предварительно разостланный на столе чистый лист бумаги и стал внимательно рассматривать через увеличительное стекло.

— До отправки в НТО давайте хоти бы предварительно уясним, что собой представляет эта улика.

Я не выдержал:

— Федор Георгиевич, извините, что вмешиваюсь. но, по совести, разве сейчас не зря тратится время? Ведь Савушкин достаточно изобличен. Что может дать какой-то волос, пара горелых спичек или окурок? Улик и без того множество, что же нам еще надо?

Не отвечая, Гончаров взял со стола линейку, измерил волос в длину.

« — Ишь ты, какой длинный», — сказал он, — двадцать девять сантиметров! — Только после этого манор посмотрел в мою сторону. — Значит, по-вашему, осталось совсем немногое? Так сказать, поединок, лицом к лицу, кто кого? Я же вам говорил, что наша романтика состоит из множества малоинтересных, но обязательных деталей. И то, что вы сейчас называете ненужной тратой времени, возможно, даст ответ на еще не решенную задачу.

— Не решенную? — удивился я.

Гончаров промолчал. Закончив исследования, он уложил волос в пакет, спрятал луну и сказал:

— Ну что же, друзья, кое-какими новыми данными мы обогатились. По структурному строению это волос человека и, судя, но его длине, принадлежит вернее принадлежал женщине. Итак, мы знаем женщина курит и красит губы помадой ярко — морковного цвета. К этому теперь мы можем добавить, что она крашенная блондинка и носит короткую прическу.

— Откуда вы все это узнали? Недоверчиво спросил я. — Нехитрое дело. Для этого даже не обязательно быть парикмахером, я уже не говорю — Шерлоком Холмсом. Дело в том, что обычно волос к своему окончанию постепенно утончается и имеет иглообразный вид. Иногда вершина его расщепляется, как говорят судебные медики, метелочкой, А так как у этого волоса окончание ровное, следовательно, волос обрезан и, вероятней всего, острижен ножницами.

— Но, может быть, он не острижен, а женщина случайно оборвала его, поправляя прическу? Может такое случиться? — не сдавался я.

— Нет, не может. Если волос оборвать, то место разрыва будет не ровное, а ступепчатообразное. Окончание волоса успело несколько зашлифоваться, надо полагать, стриглась эта женщина не менее двух-трех недель назад. Это уточнит специалист.

— А как вы установили, что это крашеная блондинка?

— Очень просто. Весь волос светлый, а у корня темный. За время, прошедшее после стрижки и окраски, волосы отросли, и корни имеют естественный цвет.

— Однако еще неизвестно, чей это окурок и чей волос. » Может, и то и другое принадлежит жене профессора или вообще попало в машину случайно», — сказал я.

— Проверим, — спокойно ответил Гончаров. — Наша обязанность не отвергать никаких предположений, пока не будет доказано, что они неверны. Кстати, вы видели когда-нибудь завитую женщину после купанья или попавшую под дождь?

— Видел, — ответил я, не понимая смысла вопроса. — А при чем здесь…

— Тогда вы, очевидно, заметили, что при перманенте мокрые волосы вьются мелкими кудряшками.

— Как у барашка, — улыбнувшись, добавила Коваленко.

Я вынужден был признаться, что до сих пор не обращал на эго внимания. Гончаров продолжал:

— При других способах завивки волосы, наоборот, от воды расправляются и висят как солома. Если волосы вьются от природы, то они остаются без изменения. Гак вот, положенный в блюдце с водой волос или завьется, или выпрямится, или останется без изменения. Таким образом, мы можем узнать, какую прическу носит наша незнакомка.

— Давайте проделаем этот эксперимент, — предложил я, хотя, признаться, мне и без того все уже было ясно.