Квин в ударе

Эллери все сильнее ощущал тревогу.

— Лучше пойдем вместе.

Они поспешили на площадку по другую сторону зала. Эллери постучал в дверь со звездой.

— Мистер Бенедикт!

Ответа не последовало.

— Мистер Бенедикт, вы задерживаете начало второго акта.

Молчание.

— Бенедикт!

Эллери распахнул дверь.

Фостер Бенедикт сидел за туалетным столом спиной к двери, уронив голову на стол среди париков и коробок с гримом.

Он успел частично облачиться в костюм Дон Жуана. На белой шелковой рубашке под левой лопаткой алело пятно, откуда торчала рукоятка ножа.

АКТ ВТОРОЙ

Сцена 1

— Этот тип явно свихнулся, — заявил Даллмен, жуя свежую сигару. — Собирается появиться на сцене с намалеванным краской кровавым пятном и трюковым ножом. Как насчет того, чтобы играть соответственно вашему возрасту, Бенедикт? Фактически как насчет того, чтобы вообще играть? — Он прошел мимо Эллери. — Быстро снимайте эту ерунду/

— Не прикасайтесь к нему, — сказал Эллери.

Даллмен уставился на него:

— Вы шутите!

— Нет.

Даллмен разинул рот, и сигара упала на пол. Он наклонился и стал искать ее.

Эллери подошел к туалетному столу. Кожа Бенедикта была грязно-желтой, а губы посинели. Глаза были открыты. При виде лица Эллери они дрогнули и закатились.

Пятно быстро расплывалось.

— Где же Блуфилд? — заговорил Даллмен. — Я должен найти его.

— Бог с ним. Среди публики я видел знакомого врача — доктора Фарнема. Быстро разыщите его.

Даллмен повернулся к дверному проему, в котором толпились актеры и рабочие сцены. Никто, казалось, не понимал, что случилось. Джоан Траслоу детским жестом поднесла руку ко рту, глядя на кровь и нож. Пробившись сквозь толпу, Даллмен столкнулся с Роджером Фаулером.

— Что происходит? Где Джоан?

— С дороги, черт возьми! — Даллмен направился к сцене.

Эллери закрыл дверь и быстро подошел к туалетному столу.

— Бенедикт, вы можете говорить?

Губы слегка шевельнулись, рот открылся, а из горла вырвался нечленораздельный звук.

— Кто ударил вас ножом?

Челюсти актера шевелились, как у рыбы, вытащенной из воды. Но на сей раз не было никаких звуков.

— Вы слышите меня, Бенедикт?

Глаза оставались неподвижными.

— Если вы понимаете, о чем я говорю, моргните.

Веки опустились и поднялись.

— Теперь отдыхайте. С вами все будет в порядке. — «На том свете», — мысленно добавил Эллери. Где же Конклин Фарнем? Он боялся прикоснуться к ножу.

Дверь распахнулась, и в комнату ворвался доктор Фарнем. Даллмен вбежал следом, закрыл дверь и прислонился к ней, тяжело дыша.

— Привет, Конк, — поздоровался Эллери. — Все, что мне нужно от него, — это имя.

Доктор Фарнем посмотрел на рану, поджал губы и положил пальцы на запястье свисающей руки Бенедикта, не поднимая ее. Потом он нащупал артерию на виске и обследовал закатившиеся глаза.

— Вызывайте «скорую».

— И полицию, — добавил Эллери.

Арч Даллмен открыл дверь. Актеры и рабочие все еще стояли снаружи, за исключением Джоан и Роджера. Даллмен отдал распоряжения и опять закрыл дверь.

— Вы не можете хотя бы остановить кровотечение, Конк?

— Оно почти остановилось само по себе.

Эллери увидел, что пятно больше не расплывается.

— Я могу поговорить с ним?

Доктор кивнул. Его губы беззвучно произнесли: «Конец наступит с минуты на минуту».

— Вы еще слышите меня, Бенедикт? — обратился к актеру Эллери. — Если да, снова просигнальте глазами.

Бенедикт моргнул.

— Вы сидели здесь и гримировались. Кто-то открыл дверь и подошел к вам. Вы могли видеть его в зеркале. Кто подошел к вам с ножом?

Синеватые губы раскрылись, язык затрепетал, как крылья маленькой птички, в горле послышалось бульканье. Доктор Фарнем снова пощупал пульс.

— Он уходит, Эллери, — произнес он вслух.

— Вы умираете, — сказал Эллери. — Кто убил вас?

Бенедикт из последних сил пытался заговорить. Он оторвал голову на два дюйма от стола и прошептал одно слово.

Затем голова с деревянным стуком упала на стол, тело напряглось в последней судороге, а изо рта вырвалось негромкое шипение, которое вскоре стихло.

— Он мертв, — сказал доктор Фарнем.

— Что он сказал? — странным тоном осведомился Даллмен.

— Он мертв, — повторил Эллери слова врача.

— Я имею в виду Бенедикта. Отсюда я не слышал, что он сказал.

— А вы слышали его, Конк?

— Да, — кивнул доктор. — «Героиня».

— Вот что он сказал. — Эллери отвернулся. Он ощущал пустоту внутри.

— Героиня! — Даллмен засмеялся. — Получили, что хотели, Квин? Чувствуете себя большим человеком?

— Бенедикт не знал ее имени, — отозвался Эллери, как будто это объясняло нечто важное. Он вытер вспотевшее лицо.

— Не понимаю, — сказал доктор Фарнем.

— Бенедикт прибыл сюда так поздно, что ему не успели никого представить. Он мог назвать ее только по роли в пьесе. — Эллери опять отвернулся.

— Но я удалял Джоан аппендикс, когда ей было пятнадцать, — пробормотал доктор Фарнем, словно это оправдывало ее. — Мой отец принимал роды у ее матери.

Кто-то постучал в дверь. Даллмен открыл ее.

— Мне сказали, что-то случилось с мистером Бенедиктом…

— Смотрите, кто пришел, — усмехнулся Даллмен. — Входите, Блуфилд.

Сцена 2

Туфли и манжеты брюк Скатни Блуфилда были мокрыми.

— Я бродил по переулку. Понимаете, я не мог выносить того, что он вытворял на сцене. Я чувствовал, что если еще минуту пробуду в зале…

— Скатни, — прервал его Эллери.

— Как это ужасно, — продолжал Блуфилд, глядя на мертвеца. — Он совсем не похож на человека, не так ли? Я еще никогда не видел такую смерть.

— Скатни…

— Но он в какой-то степени сам навлек ее на себя. Нельзя же так унижать людей, которые не причинили ему никакого вреда. Кто убил его?

Эллери повернул маленького человечка лицом к себе.

— Вам придется поговорить с публикой, Скатни. Думаю, лучше использовать термин «несчастный случай». И потихоньку шепните билетерам, чтобы они никого не выпускали из зала до прихода полиции.

— Кто убил его?

— Вы сделаете это?

— Конечно. — Блуфилд удалился, оставив на полу влажный след.

Эллери вернулся к туалетному столу и стал разглядывать рукоятку ножа.

Доктор Фарнем переминался с ноги на ногу.

— Хотите выйти, доктор? — спросил Даллмен.

— Я оставил в зале жену, — сухо ответил врач.

— О Молли не беспокойтесь, Конк. — Эллери достал из кармана маленький кожаный футляр. — Вы мой единственный свидетель последнего заявления Бенедикта.

— Это верно, — сказал Даллмен. — Я ничего не слышал. Мне на это не хватило ни слуха, ни духа, в отличие от вас.

Футляр содержал сильную лупу, сквозь которую Эллери обследовал рукоятку ножа с обеих сторон.

— А где же шапка «охотника на оленей»? [12] — ухмыльнулся Даллмен.

Эллери не обратил на него внимания. Тяжелая рукоятка недавно была обмотана черной изоляционной лентой. В одной восьмой дюйма от края виднелась прямая линия тонких нерегулярных вмятин длиной около пяти восьмых дюйма. В соответствующем месте на внутренней стороне находились аналогичные вмятины. Эллери спрятал лупу.

— Между прочим, Даллмен, вы видели этот нож раньше?

— Есть какая-нибудь причина, по которой я должен вам отвечать?

— А есть какая-нибудь причина, по которой вы не должны этого делать?

— Это не мой нож. Я не знаю, чей он.

— Но вы видели его раньше. — Так как Даллмен не ответил, Эллери добавил: — Поверьте, я понимаю, насколько вам не хочется в это ввязываться. Но вы не можете отмахнуться от убийства Бенедикта, и вам в любом случае придется отвечать на вопросы полиции. Так где вы видели этот нож?

— Я даже не уверен, что это тот же нож, — нехотя проговорил Даллмен.