Капкан для призрака

(Наверняка явился, чтобы одолжить денег. А когда выяснил, что меня там нет, то, естественно, воспользовался моим автомобилем.)

Гарт не произнес эти слова вслух, но этого и не требовалось. Взгляд у него был настолько злой и вид такой неприятный, что Бетти могла легко прочесть его мысли.

Они стояли в холле с белыми панелями и черно-белым кафельным полом. Пальмы в ящиках производили впечатление каких-то джунглей, однако другой мебели, кроме вешалки для шляп и столика с телефоном возле лестницы, не было. Газовую люстру уже заменили на электрическую, однако лишь в одной лампочке сквозь чистое стекло светилась бледно-желтая нить. От этого холл казался еще выше и мрачнее. Гарт захлопнул входную дверь.

Бетти едва заметно вздрогнула.

На ней были сшитый по мерке жакет, юбка и блузка с накрахмаленным лифом, к которой были приколоты часы. Она вовсе не была красавицей, но относилась к тем очаровательным, приятным, спокойным, красиво одетым женщинам, которые излучают невинность. Живые карие глаза смотрели на него с выражением, средним между неуверенностью и обидой непонятой женщины. Бетти осталась свежей, пахнущей духами, словно не проехала более пятидесяти миль по летней жаре. Ее плащ, шляпка с вуалью и слюдяной щиток для глаз — все это лежало, брошенное в кучу, на столике.

— Пожалуйста, — сказала она, — пожалуйста, не надо!

— Что не надо?

— Не думай о том, о чем ты думаешь.

— Разве я что-нибудь сказал?

— Нет. Ты никогда ничего не говоришь. Мне часто хочется, чтобы лучше ты что-нибудь сказал. Ты не должен злиться на бедняжку Хэла. Да, он взял твой автомобиль, но только потому, что я попросила его об этом.

— Ты?

— Да, серьезно! — воскликнула Бетти. Ее каблуки застучали по выложенному плиткой полу, когда она подбежала к столику. — Из-за этого, — добавила она, вытаскивая из-под плаща черный кожаный портфель. — Из-за этого портфеля. Ты забыл его днем у меня. А я испугалась, что он понадобится тебе при этой встрече с пациентом, и решила привезти его тебе.

«В этом портфеле нет ничего, кроме нескольких листов бумаги с отпечатанным на машинке текстом, которые…» Гарт оборвал свою мысль. Это неважно. Существуют моменты, когда мужчина способен лишь изумленно молча смотреть, когда обнаруживает, что может ради него сделать женщина.

— Ты приехала из такой дали только для того, чтобы привезти мне…

— Но, милый, ведь это не имеет значения.

— Нет. Для меня это имеет значение, Бетти. Я должен попросить у тебя прощения за то, что…

— Но ведь это вовсе не заслуга — сделать то, что тебе хочется сделать. А то, что ты ревнив, мне не мешает. Наоборот, меня это радует. Но только тогда, когда я этого жду и могу относиться к этому с улыбкой.

— Ну, объяснить ты, несомненно, сумеешь. Мой глубокоуважаемый племянник, этот юный негодяй…

— Ну вот! Если ты не любишь Хэла…

— Да, я не люблю его. Он так по-юношески самоуверен, что человек среднего возраста испытывает мучения, находясь рядом с ним. Я не люблю его, но постоянно одалживаю ему деньги. (Однако я хотел сказать, что Хэл был лишь предлогом для моего ужасного срыва минуту назад. В действительности же причиной может быть тот человек, который должен прийти в девять часов.) Бетти, мне бы очень хотелось, чтобы ты находилась на расстоянии многих миль отсюда. Кстати, а где Хэл? И как ты попала в дом?

— Хэл отправился в бар «Критерион». А мне открыл дверь очень симпатичный юноша, когда я постучала. Он представился твоим ассистентом.

— Майкл? Но он не должен был приходить!

Внезапно у них создалось впечатление, что кто-то подслушивает их разговор.

Справа от холла в фасадной части дома находилась просторная комната ожидания, дверь которой сейчас была закрыта. Еще дальше по ту же сторону за лестницей находилась приемная Гарта. А сзади была комната, которую врачи в доме называли библиотечкой. Дверь в нее была полуоткрыта. Эту дверь сейчас настежь распахнул Майкл Филдинг со своим обычным смелым выражением, смягченным застенчивостью. Пиджак коричневого цвета он застегнул на все четыре пуговицы и выглядел в нем, как затянутый в корсет.

— Это правда, доктор, — заявил он, — но я тем не менее пришел. Пациент уже там.

— Уже? Неужели я опоздал?

— Нет-нет, доктор. Но полковник Селби пришел на целых сто лет раньше. Он сидит в комнате ожидания. Вам не следует держать его там слишком долго. Если желаете знать, что я о нем думаю, могу сказать, что этот джентльмен в ужасной панике.

Эхо повторяло слова Майкла. Гарт взглянул на закрытую дверь в фасадной части дома.

— Мистер Филдинг, — церемонно сказал он, — полагаю, вы знакомы с леди Калдер? Ну, естественно. — Он собрал на столике все вещи Бетти: плащ, шляпу с вуалью, слюдяной щиток на глаза, сумочку — и вручил все это Майклу. — Будьте любезны, унесите все это. Леди Калдер будет удобнее подождать меня в библиотечке. А полковника Селби пригласите в приемную.

— Так, значит, тебе это не нужно? — спросила Бетти, протягивая ему портфель. — Значит, это не так уж и необходимо тебе?

— Это очень необходимо, леди Калдер, благодарю вас. — Гарт взял портфель, положил его на телефонный столик и тут же забыл о нем. — Итак, в библиотечку, мистер Филдинг!

«И без дискуссий!» — прибавил его тон. Спустя несколько минут, когда Гарт с вежливой серьезностью ждал за своим письменным столом, ситуация ухудшилась сильнее, чем он опасался.

В приемную вошел статный пожилой джентльмен с сединой стального оттенка и лысиной. Держался он прямо, а его голос словно оставался спрятанным за зубами.

— Мы с вами уже однажды встречались, доктор, — сказал он и чопорно протянул руку. — В Хэмпстеде. Два года назад. Очень любезно с вашей стороны, что вы согласились меня принять.

— Не стоит благодарности.

— Напротив. К тому же вы позволили, — полковник Селби сделал неопределенный сдержанный жест, — чтобы я пришел к вам вечером. Словно какой-то подлый воришка или кто-то вроде этого. Однако выбора у меня не было. Я…

— Пожалуйста, присаживайтесь.

— Спасибо. Я…

Полковник Селби тяжело дышал. От его пиджака с шелковыми лацканами, белого жилета и широкого черного пластрона, украшенного жемчужной булавкой, — от всего этого веяло корректностью. Однако сжатые кулаки никоим образом не способствовали такому впечатлению.

Над письменным столом висела люстра с четырьмя электрическими лампочками с абажурами в форме стеклянных цветов. Когда полковник Селби опустился в черное кожаное кресло, обращенное к Гарту, свет люстры упал на краешек его века; полковник вздрогнул, а на лбу у него заблестели капельки пота.

— Дело в том… снова начал он, — дело в том, что я вынужден был прийти к вам. Вынужден, поскольку вы являетесь другом молодой миссис Боствик. С одной стороны, это все облегчает. С другой же, значительно осложняет. Надеюсь, наш разговор останется между нами.

— Естественно, Полагаю, я не должен вас в этом заверять.

— Вы поклянетесь именем Господа Бога, что об этом никто другой не узнает?

— Никто другой об этом не узнает, клянусь именем господа бога.

— Доктор, как поступают с сумасшедшими?

В этом старом доме была исключительная тишина. Приемная с окрашенными в зеленый цвет стенами и слабым запахом антисептиков казалась какой-то холодной, нереальной. На каминной полке слева, напротив стола Гарта, стояли бронзовые часы, а рядом с ними с одной стороны — фотография Бетти Калдер в рамке, а по другую сторону — фотография родителей Гарта, тоже в рамке. Зеркало над полкой было разрисовано стилизованными цветами и ветками папоротника.

Полковник Селби, не сводя глаз с Гарта, чей взгляд был устремлен прямо на него, чуть подался вперед, сжимая руками поручни кресла.

— Говорите прямо! Как поступают с сумасшедшими?

— Это зависит от того, что вы понимаете под словом «сумасшедший». Это слово слишком обманчиво. Не каждый настолько безумен, чтобы отправить его в сумасшедший дом. Кое-кто так о себе думает, а на самом деле он просто испытывает светобоязнь; таким людям легко можно помочь.