Дело Мотапана

— Если он сказал только это, — произнес Дутрлез, пожимая плечами, — то не стоит обращать внимания: все знают, что это неправда.

— Все равно, я не хочу, чтобы этот пустомеля перемывал кости моим родным. Но он этим не ограничился. Он прибавил, что у нас есть очень простой способ спастись от нищеты — стоит только выдать мою сестру за богатого и влюбленного в нее человека, который возьмет ее без приданого. И что такого человека мы нашли.

— И… он назвал его? — спросил Альбер, заметно побледнев.

— Да, это хозяин дома.

— Мотапан?

— Он самый. Этот Бульруа осмелился заявить, будто мой отец заключил подобную сделку! Мотапану пятьдесят лет, он похож на Синюю Бороду. Неизвестно, кто он, но очень хорошо известно, что он не дворянин, хотя и заставляет прислугу называть себя бароном… Даже если бы не было других причин, чтобы отказать ему в родстве с нами…

Дутрлез вздрогнул — он тоже не был дворянином.

— …Уверять, что граф де ля Кальпренед готов принести свою дочь в жертву этому старому выскочке, — значит оскорблять нас всех, а этого я допустить не могу.

— Однако вы это допустили, — сказал Альбер, волнуясь.

— Вы знаете почему, — возразил Жюльен. — Бульруа позавчера выиграл у меня шесть тысяч франков. Я много проиграл за последние два месяца и просил его подождать несколько дней. Я его должник и, следовательно, должен молчать, а потому тотчас ушел. Он не подозревает, что я был там. Вернувшись домой, я хотел все рассказать отцу, а потом подумал, что это касается меня одного, и вернулся в клуб. Я надеялся найти там какого-нибудь приятеля, который дал бы мне взаймы шесть тысяч. Признаюсь, что сразу подумал о вас.

— Благодарю.

— Я заплатил бы мой долг этому негодяю, а потом разделался бы с ним.

— Я сейчас же вручу вам нужную сумму, любезный Жюльен. Только позвольте мне дать вам совет.

— Какой? — спросил тот.

— Вот мое мнение: Бульруа должен получить урок, но неприлично затевать с ним ссору из-за сплетен.

— Тогда из-за чего же?

— Из-за чего угодно. Я найду предлог и даже с удовольствием возьму на себя это дело.

— Вы забываете, мой друг, что оно вас не касается.

— Однако ваш отец оказал мне честь принимать меня в своем доме, и я питаю искреннюю симпатию к нему и ко всем, кто носит его имя.

— Я в этом не сомневаюсь, но вы нам не родня. Зачем же вам мстить за оскорбление, касающееся только нас?

Если бы Дутрлез мог высказать свои сокровенные мысли… Но тон Жюльена не располагал к признаниям.

— По праву друга, потому что других прав у меня нет, — ответил он.

— Этого недостаточно. Я сам должен вызвать Бульруа на дуэль… Но если вы захотите оказать мне услугу, о которой я вас просил…

— Неужели вы сомневаетесь? — спросил Дутрлез, доставая бумажник.

— Конечно, нет. Только, пожалуйста, не здесь: недалеко сидят знакомые.

Зал действительно уже заполнился посетителями, которые завтракали за соседними столами.

— Как хотите! Отведаем понте-кане и поговорим о другом.

— Очень охотно. О женщинах, если хотите.

— О нет!

— Я и забыл, что вы влюблены.

— С чего вы это взяли? — воскликнул Дутрлез.

— Все ваши друзья такого мнения, и вы краснеете, когда об этом говорят. Стало быть, они правы.

— Это выдумал Куртомер. К тому же он не верит, что я люблю ложиться рано.

— Сегодня утром в клубе он сказал мне, что вы вернулись домой в полночь.

— Да, сразу же после вас.

— Как после меня? Я ведь уже сказал, что вернулся в два часа. Точнее, в четверть третьего.

— Странно, а я думал…

— Что?

— Что встретил вас на лестнице.

— Но я бы тогда вас увидел.

— Нет, все происходило в полной темноте.

— Что происходило?

— Нечто довольно любопытное: между первым и вторым этажами я наткнулся на человека, который шел впереди меня, и он схватил меня за руку. Я вырвался: мне не хотелось драться с пьяным. Я оставил его и пошел к себе.

— Это действительно странно и доказывает только, что в нашем доме нет порядка. Мотапану следовало бы выгнать консьержа, но он этого не сделает: они заодно. Уж не вообразили ли вы, что это я вступил с вами в драку?

— Признаюсь, эта мысль приходила мне в голову, — ответил Дутрлез, пристально глядя на Жюльена.

— Это для меня лестно! — воскликнул молодой Кальпренед. — Но почему вы предположили, что я брожу ночью по лестницам и нападаю на людей?

— Потому что этот человек, вместо того чтобы побежать за мной, открыл дверь вашей квартиры и вошел.

— Открыл?! Чем? Отмычкой?

— Ключом. Я остановился шестью ступенями выше и слышал, как ключ повернулся в замке.

Жюльен нахмурился и замолчал.

— Естественно, я подумал, что это вы, — продолжал Дутрлез.

— А если бы я сказал, — прошептал юноша, — что ко мне не в первый раз приходят ночью в мое отсутствие, что бы вы подумали?

— Что бы я подумал? — повторил Дутрлез. — Я подумал бы, что к вам приходят, чтобы обокрасть.

— Нет! — возразил брат Арлетт. — У меня ничего не украли.

— То есть вы уверены, что в вашу квартиру входили ночью?

— Почти. Вещи лежали не на своих местах… Мебель была отодвинута, стулья опрокинуты. Как будто кто-то ходил в темноте по комнате и что-то искал.

— Но ничего не взял? Это очень странно.

— Тем более странно, что так было уже пять или шесть раз, с тех пор как мы переехали, то есть с пятнадцатого октября.

— Но вам ведь прислуживает камердинер вашего отца — он, возможно, вошел в вашу комнату и…

— У моего отца больше нет камердинера. Кухарка у нас не ночует, а горничная моей сестры не посмеет войти ко мне, когда меня нет дома. Входили именно ко мне, а не в другие комнаты, — продолжал Жюльен. — И если собирались обокрасть, то эти люди явно не знали, что все деньги я ношу с собой.

— Почему вы решили, что этот человек не заходил в другие комнаты?

— Дальше располагается спальня моего отца, который всегда ночует дома, а у него чуткий сон. Вы знаете, что мои апартаменты состоят из двух комнат. Во второй они, скорее всего, не были — это мой кабинет, где я, впрочем, сам бываю редко.

— Именно там он и остался прошлой ночью.

— Кто?

— Тот, кто вошел к вам в половине первого и кого я принял за вас.

— Откуда вы знаете, что этот человек делал у меня в доме?

— Мне стало любопытно, я посмотрел в окно и увидел тень, мелькнувшую сначала в окнах вашей спальни, потом в окне кабинета. Там он остановился. Мне показалось, что он встал на колени.

— У окна слева?

— Именно. Как вы догадались?

— На этом месте стоит маленький шкафчик, который кто-то несколько раз переставлял. Однажды его даже опрокинули. А что было потом?

— Не знаю. Мне показалось, что это вы, и я перестал наблюдать.

— Жаль, — задумчиво проговорил Жюльен. — Быть может, вы нашли бы разгадку, которую я ищу уже целый месяц. — И, помолчав, продолжал: — Мой отец, наверно, спал?

— В его спальне было темно.

— А у моей сестры?

— У мадемуазель Кальпренед, — ответил Дутрлез, краснея, — кажется, горела лампа.

Жюльен опять замолчал. Он рассеянно выпил бокал вина и задумался. Альбер внимательно наблюдал за ним; разговор не изменил его мнения — наоборот, когда Жюльен признался в своих долгах, его подозрения превратились в уверенность.

«Он взял ожерелье, чтобы получить за него деньги, — подумал Альбер, — и заплатить Бульруа. Цель оправдывает средства… Да, так и есть. Жюльен попытался заложить ожерелье, но не смог и понес его назад. А чтобы сбить меня с толку, выдумал эту историю о ночных посещениях. Он, вероятно, не заметил, что недостает одного опала, потому что ложился в темноте и спрятал ожерелье, не осмотрев его. Сейчас, когда он может расплатиться с кредитором, он уже не будет его закладывать, но скоро у него опять может возникнуть такое искушение. Единственный способ не допустить этого — сказать, что я знаю его тайну и что он всегда может обратиться ко мне вместо того, чтобы закладывать вещь, которую должен благоговейно беречь».