Чудо Бригиты. Милый, не спеши! Ночью, в дождь...

На лестнице поток людей разделил их, и у Ярайса мелькнула мысль, что легче легкого было — скрыться за углом, выйти из здания Вокзала в сторону Центрального рынка и там замешаться в плотную толпу покупателей. Мысль промелькнула и исчезла, не найдя в Мозгу ни Малейшего отклика. Он даже не обрадовался тому, что вызвал у девушки доверие: это ведь было естественно.

В такси он уселся рядом с шофером и, обернувшись назад, спросил:

— Вы в Риге впервые?

— Да, и мне даже не снилось, что здесь живут столь гостеприимные люди.

— И родители отпустили вас одну?

— Как вы угадали? — удивленно воскликнула она. — Я собиралась ехать с подругой, но позавчера она заболела. Мама собрала меня, словно на Северный полюс. Пришлось согласиться, иначе вообще не пустили бы.

— Сейчас вы впервые проедете по новому мосту. Моя мать говорит, что в таких случаях надо загадать желание, и оно обязательно сбудется.

— Пусть все остальные дни отдыха будут такими же прекрасными, — не задумываясь, выпалила она и протянула Ярайсу руку. — Меня зовут Тамарой.

Пока девушка регистрировалась в конторе пансионата, Ярайс ожидал ее в саду. Спешить ему было некуда. Да и не хотелось. Наконец–то нашелся человек, нуждавшийся в его помощи. Так доказывал себе Ярайс, хотя прекрасно понимал, что Тамара обойдется и без него. Но куда приятнее было думать, что симпатия эта обоюдна. На чем она могла основываться? Они ничего не знали друг о друге, не обменялись даже хоть сколько–нибудь связными мыслями. Всю дорогу от Задвинья до Юрмалы Ярайс объяснял происхождение своего необычного имени, рассказывал, что знал, о Райнисе и обещал сводить девушку на дачу поэта, посетить которую сам по себе никогда не собрался бы.

Тамара была избалованной. Это можно было понять уже из того, как она рассказывала о первом годе своей учебы в мединституте. Никто не заставит ее резать трупы, пусть не надеются, разве мало в Москве других институтов?.. Она сделала капризную гримасу, и в этот миг Ярайс заметил, что Тамара вовсе не так красива, скорее миловидна с ее вздернутым носиком между по–кукольному круглыми щеками. К такому лицу, пожалуй, больше шли бы светлые волосы, но он не собирался размышлять о причудах природы и чувствовал лишь, что девушка нравится ему и такой.

В полупустом в этот ранний час приморском ресторане они сели у окна, чтобы видеть море и пляж. Ярайс говорил без умолку, так много он не наговорил, пожалуй, за целый год; показывал маяки — Лиелупский и Даугавгривский, Рагациемский мыс, суда на якоре, ожидавшие на внешнем рейде лоцмана; предупреждал, чтобы не заплывала дальше третьей мели, потому что дна там не достать. Потом, измерив Тамару взглядом, поспешил исправить ошибку:

— Нет, тебе и за второй будет выше головы.

Незаметно они перешли на «ты» — оказалось, что это вполне возможно даже без брудершафта.

После обеда с новой силой навалилась усталость бессонной ночи. Уложив одежду в пляжную сумку Тамары, они по мелководью дошли до маяка, который девушке обязательно хотелось осмотреть вблизи. Она, конечно, испытала разочарование, убедившись, что сигналы морякам подаются не с романтической башни из дикого камня, а посылает их автомат, установленный на прозаической конструкции из металла. Дальше идти Ярайс отказался. Как подкошенный, он рухнул на песок, успев лишь пробормотать:

— Там, дальше — устье реки. Его покажу тебе завтра. — И уснул.

Тамара села, подтянула колени к плоскому животу и оперлась на них подбородком. Только теперь, вслушиваясь в глубокое и равномерное дыхание Ярайса, она поняла, что рядом с ней спит ее сверстник, а вовсе не сказочный принц. Парень, которому она достает только до плеча и который обязательно получит солнечный удар, если она не накроет его голову полотенцем.

Тамаре хотелось, чтобы Ярайс на руках внес ее в море. Она даже пообещала себе не визжать при этом, а лишь прижаться к его груди. Но будить его ей не хотелось: бедный, он, наверное, утомился, чемодан тяжелый, пусть отдохнет.

Самой же ей не хотелось терять ни мгновения этой так прекрасно начавшейся новой жизни, которая будет продолжаться еще целых четыре недели, а может быть, и еще дольше. Увидев молодых людей, игравших неподалеку в волейбол, она присоединилась к ним.

Купаться в одиночку она все же не решилась, еще не забыв пугающих рассказов матери о судорогах, сводящих мускулы в холодной воде. Зачерпнув купальной шапочкой воды, она вернулась к Ярайсу. Парень успел перевернуться на живот, во сне сбросил полотенце и положил голову на согнутую руку. Наверное, ему снился тревожный сон, потому что то и дело он напрягался, словно для прыжка. Это заставило Тамару пожалеть его. Она вылила воду на песок и легла под прямым углом к Ярайсу, положив голову на его горячую спину.

А он снова бежал. Встречный ветер не давал дышать. Поясница налилась свинцом, как если бы пули поразили его спину. И как он покажется на глаза сестре?.. Раненных в спину солдат расстреливают, как изменников. Затылком он ощущал горячее дыхание преследователя, но бежать быстрее не мог — грудь упиралась в темную чащу. Она не пропускала, сжимала в железных объятьях… Тишина. Убийца промчался мимо. Надо вернуться к несчастной женщине, может быть, еще не поздно помочь ей. Но в темноте он не мог найти дорогу. Куда бы он ни поворачивал, везде натыкался словно на стену. А Тамара все ждала, может быть, истекая кровью… Теперь он совершенно точно знал, что первой жертвой насильника была Тамара. Девушка, которая доверилась Ярайсу, пришла к нему ночью. А он предал ее. Схватил чемодан и пустился наутек. А сейчас и чемодан исчез. В нем все вещи Тамары и книги, в которых, несомненно, написано, как действовать ему дальше. И письмо, которое надо ведь доставить в милицию…

Ярайс с трудом поднял тяжелые веки. Перед глазами стояла багровая мгла, в которой плавали темные круги. Тяжесть в спине не исчезала. Он осторожно отвел руку назад и пальцами коснулся мягких волос Тамары.

— Наконец–то! Ну и соня ты! — сказала девушка, проснувшаяся свежей и деятельной. — Наверное, уже поздно. И тучи собираются.

— Значит, надо поскорей выкупаться! — Ярайс стряхнул липкое оцепенение и помог Тамаре подняться. — Бежим! — И помчался к морю.

— Постой! — На глаза Тамары навернулись слезы. — Я же не умею! — И, догнав юношу, смущенно сказала: — Не только у твоей, у моей мамы тоже есть приметы и обычаи. Например… — Она смутилась еще больше и сказала первое, что пришло в голову: — Никогда нельзя выбрасывать отстриженные ногти, их надо сжигать. Иначе на том свете придется их все разыскивать. И еще… — Понимая, что говорит глупости, она все же не хотела отказаться от своей мечты: — В жизни; женщины есть такие пороги, через которые нельзя переступать ногами.

— Как после загса, когда невесту на руках вносят в ее новый дом? — Ярайс не был уверен, что правильно понял намек.

— Ну, зачем сразу так?.. — искусно разыграла смущение Тамара и подошла вплотную к нему.

Ярайс легко поднял девушку, тотчас же обвившую руками его шею, и вошел в воду.

…Поужинала Тамара в пансионате, потом проводила Ярайса до станции. В первый вечер надо выспаться, в конце концов, завтра тоже день, и она будет ждать друга, как только он кончит работу. И вот Ярайс уже сидел в поезде, который вез его в город.

Ярайс не был столь наивным, чтобы считать, что все забыто и прощено. По телевизору его фото, конечно, не показывают, вряд ли оно выставлено и в витрине «Разыскивает милиция», не столь велико его преступление. И все же ни у дяди, ни у мастера лучше не показываться. В родительском доме он тоже не будет в безопасности. Выходит, выдав обоих Янисов, он строже всего наказал самого себя. Но ведь он заплатил такую цену за несколько дней свободы только ради одного: ради мести! Своими руками схватить преступника. Он — единственный, кто видел негодяя и узнает его и среди тысяч.

Другого пути к Тамаре нет. Ей не нужен друг, вынужденный скрываться от милиции. Правда, иначе они и не встретились бы, но теперь надо искупать вину. Сегодня же вечером он пойдет в лес, куда обязательно вернется и преступник. Эту уверенность Ярайс почерпнул из теткиных рассказов о примитивном мышлении преступников. Только бы кто–нибудь не опередил…