Дело Мотапана

— Господа, — весело сказала Арлетт, — маркиза жалуется на ваше отсутствие.

— Мы идем, — любезно ответил гвардеец. — Мне несравненно приятнее послушать, как вы играете Моцарта.

— В самом деле? Маркиза уверяла, что вы терпеть не можете музыку.

Старый слуга Бурбонов хотел рассыпаться в уверениях, но Жак увел от него Арлетт. Он подал ей руку и, дабы успокоить насчет этой любезности, сказал вполголоса:

— Надеюсь, тетушка сообщила вам, что сегодня вечером ждет нашего друга. Я пригласил его от ее имени, и, клянусь, он не заставил себя просить.

— О! — прошептала девушка с волнением. — Как выразить вам…

— Не стоит. Я очень рад, что уговорил тетушку, и ручаюсь, что Альбер ей понравится.

— Боюсь, он не понравится моему отцу.

— Может быть. Но я уже начал кампанию в его поддержку, и граф выслушал меня. Только я немного удивлен, что Альбер до сих пор не приехал. Он всегда отличался точностью, а сегодня особый случай. Сейчас уже десять часов.

— Знаю… и тревожусь. Месье Мотапан должен быть зол на вас и месье Дутрлеза…

— О да! Он будто объявил нам вендетту. Но я берусь образумить Мотапана. Не тревожьтесь, через десять минут Альбер будет здесь.

Оба старика, которых девушка привела из курительной, уселись возле маркизы. Отец Арлетт был занят игрой. Жак рассеянно слушал тетку. Он часто смотрел на часы и готов был пойти навстречу запоздавшему другу, как только тот появится. Он чувствовал, что бедному Дутрлезу будет не по себе в этой гостиной, где его никогда не принимали как своего.

Жак, решив помочь другу, украдкой смотрел на Арлетт, которая была очаровательна как никогда. Он снова подумал, что Дутрлезу очень повезло.

Флотский капитан вместе с хозяйкой дома вспоминал мальтийского рыцаря. Маркизе де Вервен было четырнадцать лет, когда умер ее дядя, и она очень хорошо запомнила внешность, манеры и причуды этого представителя ушедшего века. Она не забыла и раджу, в честь которого старый кавалер давал праздник в 1824 году. Ее представили восточному принцу, и тот сравнил ее с бенгальской розой.

— Он говорил так, как говорят в дивертисменте «Мещанин во дворянстве», — сказала маркиза весело, — и я всегда удивлялась, каким образом мой дед с ним познакомился.

— Вы забываете, маркиза, что кавалер прежде служил в Индии, — ответил флотский капитан.

— Но в двадцать четвертом году этот раджа был слишком молод.

— Это правда, он не был стар даже лет двадцать назад, когда его убили пираты. Ваш дядя знал его отца и принял его сына. Они сблизились, потому что обоих обуревала страсть к драгоценным камням, а раджа был увешан ими с головы до ног. Я помню опаловое ожерелье, которое он носил на шее и которое ваш дядя очень хотел у него купить. Вы, наверно, видели его.

— Опаловое ожерелье! — повторила маркиза де Вервен, которую взволновали слова капитана. — Да, помню… Я видела это ожерелье и даже держала его в руках. И вы говорите, что эта вещь попала в руки разбойников?..

— Да! Его захватил пират, убивший несчастного раджу.

В эту минуту камердинер маркизы тихо доложил:

— Господин Альбер Дутрлез.

Арлетт побледнела и раскрыла ноты, чтобы скрыть смущение, Жак бросился навстречу другу, а граф де ля Кальпренед подскочил на стуле. Он смотрел попеременно на Дутрлеза и маркизу де Вервен, недоумевая, почему здесь появился его сосед, и надеясь, что маркиза его выгонит. Маркиза де Вервен поспешно встала.

— Вы узнаете его, если увидите? — спросила она флотского капитана.

— Кого? Раджу? Но, маркиза, я же сказал, что пираты разрезали его на куски! Уже двадцать лет как его съели акулы.

— Вы меня не поняли, любезный друг, — я говорю об ожерелье.

— Об ожерелье? Когда ваш дядя мне его показывал, мне было тринадцать лет, а теперь мне шестьдесят девять. Я помню его не очень ясно, однако оно было такое красивое, что вряд ли найдется похожее. Я помню, что опалы были крупными, как голубиные яйца. Правда, я был тогда ребенком, но все же, думаю, узнал бы его.

— Быть может, любезный капитан, у нас будет возможность проверить вашу память. Поговорим об этом после. Я должна принять молодого человека, о котором доложил Франсуа.

Маркиза сделала навстречу Альберу три шага, как положено по этикету для любезного приема гостя, но без излишней поспешности. Жак де Куртомер уже подбегал к Дутрлезу, протягивая ему обе руки, и встал таким образом, чтобы загородить его от присутствующих.

— Не бойся, — сказал он тихо, — тетушка к тебе расположена. Пусти в ход всю свою любезность. Отец будет сердито на тебя смотреть — не обращай на это внимания. Почему ты явился так поздно?

— Из-за Мотапана — между нами произошла страшная сцена. Расскажу потом.

— Неужели этот негодяй?.. Но сейчас не время. Пойдем, я представлю тебя тетушке.

Жак взял друга за руку и подвел к маркизе.

— Не могу выразить, до какой степени меня тронуло ваше приглашение, — начал Дутрлез, — и я…

— Позвольте вас перебить, — улыбаясь, прервала его хозяйка дома. — Во-первых, я имела удовольствие принимать вас еще в то время, когда давала балы, к тому же вы самый старый и преданный друг моего племянника. Я давно уже упрекаю его за то, что он не приводит вас ко мне по средам — в этот день у меня собираются друзья… увы, моих лет! А негодный Жак часто меня бросает. Вы будете приводить его… И немножко оживите наше общество. Нам это просто необходимо!

Это было сказано громко, чтобы все слышали, и, вероятно, предназначалось для того, чтобы объяснить графу де ля Кальпренеду появление гостя, которого он не ждал. Граф слушал, нахмурив брови, а маркиза продолжала:

— После партии я познакомлю вас с нашими друзьями. Но вист — это святое. Не будем их отвлекать и пойдемте поболтаем, если вас не пугает разговор со старухой.

Маркиза де Вервен приняла меры, чтобы их беседе никто не помешал.

— Жак, — сказала она, — доставь мне удовольствие: приготовь трик-трак для капитана, тот хочет отыграться у месье де Буаробера.

Вернувшись к Арлетт, которая рассматривала ноты, она прибавила:

— Милое дитя, почему бы тебе не сыграть нам что-нибудь? Эти господа не любят музыку, но ты будешь играть негромко. Сыграй Шуберта.

Никто не возражал. Два старых офицера страстно любили трик-трак, а маркиза нечасто устраивала у себя эту шумную игру. Арлетт же и не надеялась, что Альбер осмелится подойти к ней на глазах у отца, и была счастлива, что маркиза де Вервен нашла ей занятие.

Арлетт начала наигрывать немецкую балладу, а почтенная дама усадила Альбера возле себя и без обиняков начала разговор:

— Знаете, месье Дутрлез, пригласив вас, я рискую поссориться с моим старым другом графом де ля Кальпренедом. О! Не извиняйтесь, а главное, не благодарите: я действовала обдуманно и если приняла вашу сторону, то потому, что уверена: вы можете сделать Арлетт счастливой. Она любит вас — вы знаете это лучше меня. Я нахожу даже, что она недостаточно это скрывает и поставила себя в неловкое положение, когда нанесла вам визит. Думаю, что единственный способ все исправить — выдать ее за вас, и я постараюсь это сделать. Только позвольте мне задать вам несколько вопросов.

— Говорите, — воскликнул Дутрлез, — и клянусь: все, о чем вы меня спросите…

— Прекрасно! Не клянитесь! Я знаю, что вы откровенны, и надеюсь, что будете искренни. Я не спрашиваю о вашем состоянии: я это знаю. Но о ваших родных и ваших связях я знаю гораздо меньше.

— Моя мать умерла при родах, а отца я лишился, когда учился в школе. Воспитал меня дядя с материнской стороны, генерал Мериньян, который умер десять лет назад. Других родственников у меня нет. Мои связи… Я бываю в свете… но настоящий друг у меня один…

— Жак де Куртомер. Вы не могли выбрать лучше! Он любит вас всем сердцем. Для нас вы еще не совсем свой, но будете своим, и ваш пример, быть может, образумит моего племянника. Кальпренед настроен против вас. Но он передумает. В каких вы отношениях с его сыном?

— В превосходных. По крайней мере я так думаю… Хотя Жак сказал, что он сердится на меня за то, что я стал невольной причиной роковой ошибки.