Чёрные очки (aka "Проблема с зелёной капсулой")

Но оставим метафоры. Потом мы увидели кинофильм, и это решило все. Оплошность была настолько роковой, что я понял: Хардингу конец.

Вы все видели этот фильм. Но одну вещь при первом просмотре некоторые из нас не заметили. Если мы верили показаниям Хардинга и соглашались, что фильм снял он, если мы полагались на его алиби и не подозревали никаких фокусов-покусов, значит, фильм фиксировал то, что видел сам Хардинг. Это была его версия того, что произошло в кабинете. Следовательно, мы могли видеть только то, что видел он сам.

Но что произошло, согласно показаниям других свидетелей и самого Хардинга? Вернемся к началу шоу Чесни. Гротескная фигура в цилиндре входит в окно. Когда незнакомец идет дальше, Хардинг шепчет: «Ш-ш! Человек-невидимка!» Тот поворачивается и смотрит в публику.

Однако что мы видим в фильме? Мы видим, что, как только фигура появляется на экране, она поворачивается и смотрит на нас. Этот поворот, несомненно, происходит сразу после того, как Хардинг сказал: «Ш-ш! Человек-невидимка!», ибо это был единственный раз, когда доктор Немо оказался лицом к зрителям. Но каким образом Хардинг мог произнести эти или вообще какие-либо слова? Ведь до этого момента мы не видели на экране Человека-невидимку — значит, он тоже не мог его видеть.

Хардинг вообще не мог видеть французское окно, стоя слева. Поэтому мы не могли видеть ни его, ни вошедшую фигуру, пока она не повернулась к нам. Тогда откуда же Хардинг знал, как выглядит доктор Немо? Как мог так остроумно описать его, прежде чем тот появился в поле его зрения?

Ответ прост. Кто бы ни скрывался за кинокамерой, это был участник шоу, уже знавший, как выглядит доктор Немо. Ему было велено произнести эту реплику, он увидел, как обернулся Чесни, понял, что время пришло, и прошептал ее на несколько секунд раньше, когда другие могли видеть доктора Немо, а он еще нет. Поскольку Хардинг позднее заявил, что он произнес эти слова, он участвовал в шоу, даже если фильм снимал Эммет. Но это подтвердило мое предположение, что фильм снимал Эммет, а Хардинг играл роль доктора Немо.

Во время дневного предварительного просмотра я уже собирался об этом объявить, когда майор Кроу сказал, что Маркус Чесни фактически спланировал собственное убийство. Это была чистая правда, хотя Кроу имел в виду не то, что я. Но в этот момент моя теория рассыпалась в пух и прах.

Мы увидели на экране доктора Немо, и он был не только ростом шесть футов, но по его походке в нем уверенно опознали Уилбера Эммета. Я получил удар в солнечное сплетение, от которого приходил в себя несколько часов.

Настоятельно рекомендую вам добродетель скромности. Она целительна. Я был так чертовски уверен в своей правоте, что не только возвел башню, но уже накладывал раствор на кирпичи, чтобы скрепить их друг с другом. Только когда мы нашли коробку от лампы «Фотофлад» в ящике стола мисс Уиллс, я понял, что мы были одурачены еще одним изобретательным трюком Чесни. Это был финальный трюк, но он обеспечил план Хардинга тройной страховкой.

Конечно, один пункт настораживал нас уже некоторое время. Кто бы ни был убийцей, почему он не уничтожил фильм? У него были все возможности сделать это незаметно. Пленка открыто лежала в пустой комнате. Любой мог испортить ее за пять секунд, поднеся к свету. Никакой убийца, даже сумасшедший, не мог хотеть, чтобы полиция изучала фильм, запечатлевший его преступление. Тем не менее пленку не тронули. Если бы мне хватило ума с самого начала правильно интерпретировать это простейшее указание, я бы понял, что фильм исподволь навязывали нам, так как на нем не было запечатлено настоящее убийство!

Фактически это была съемка репетиции, которую Чесни, Эммет и Хардинг провели в день спектакля с Эмметом в роли доктора Немо.

Об этом свидетельствовала лампа «Фотофлад». Я уже задавал вопросы об этих лампах. Меня интриговало описание удивления мисс Уиллс, когда ей сообщили, что лампа перегорела. Откуда такая реакция? Возможно, это не было важным вопросом, но такие мелочи иногда помогают открыть захлопнувшуюся дверь. Мисс Уиллс купила лампу вчера утром. Вроде бы ее не использовали до ночи. Сколько же времени она горела ночью?

Установить это не составляло особого труда. Шоу Чесни началось приблизительно в пять минут первого. Лампа продолжала гореть до прибытия полиции в двадцать пять минут первого, когда, как вы помните, ее погасили. Это составляет двадцать минут. Затем лампу ненадолго включили снова, когда полиция осматривала комнату, покуда не появились вы, профессор Инграм. Ее выключили очень скоро — во всяком случае, менее чем через пять минут. В третий, и последний, раз лампу зажгли, когда прибыли полицейский врач и фотограф. Горела она также недолго — пока Эллиот объяснял майору Кроу трюк с саквояжем, имеющим пружинный захват, и обследовались часы на каминной полке. Скажем, еще пять минут.

Даже учитывая то, что время определено приблизительно, несоответствие слишком велико. Лампа перегорела после получаса работы в целом. Но Стивенсон заверил меня, что такие лампы горят значительно больше часа. Следовательно, кто-то использовал эту лампу ранее, в тот же день.

Этот простейший факт стал для меня очевиден, когда я обнаружил в ящике картонную коробку. Мисс Уиллс купила лампу вчера утром и положила ее в этот ящик. Она не пользовалась ею впоследствии, так как, по словам горничных, утром отправилась к профессору Инграму и пробыла у него почти до вечера. Во всяком случае, по всем отзывам, она никогда не увлекалась фотографией.

Фактически нам пытались внушить, что никто не пользовался лампой до тех пор, пока Памелу не послали за ней наверх без четверти двенадцать ночи. Но, как я только что доказал, такого не могло быть. И на то есть еще одна причина. Мы нашли картонную коробку. Но если бы Памела обнаружила лампу еще запечатанной, она принесла бы ее в коробке. Тем не менее она принесла только лампу. Это означало, что коробку уже вскрыли, а лампа лежала либо в ящике без упаковки, либо в открытой коробке.

Было уже ясно, что Чесни, Эммет и Хардинг провели долгую и тщательную репетицию своего маленького шоу. Вероятно, она прошла без сучка без задоринки. Вопрос был в том, когда они репетировали. Очевидно, после полудня. Чесни получил лампу утром, мисс Уиллс днем отсутствовала, а так как вы, доктор Чесни, не живете в «Бельгарде», то у вас не было причин тут находиться. Но Хардинг был здесь — мы знаем это от горничной.

Теперь вы понимаете сущность последнего трюка Чесни — его последнего обмана зрителей. Поручив Хардингу снять репетицию, которая в нескольких важных моментах полностью отличалась от самого шоу, он мог держать туза в рукаве. «Вы ответили на вопросы, — сказал бы Чесни. — А теперь смотрите, как все происходило в действительности. Камера не может лгать». Но камера могла лгать, так как на пленке роль доктора Немо играл Эммет, а слова, которые произнес Чесни, были совсем другими, хотя количество слогов оставалось приблизительно тем же. Думаю, этот обман был нацелен на вашего покорного слугу. Как вам известно, через несколько дней Чесни собирался пригласить меня для просмотра шоу. Потом он сказал бы мне: «А теперь посмотрите фильм, который мы сняли раньше». Вероятно, я был бы одурачен, покуда Чесни, ухмыляясь про себя, произносил бы с экрана: «Не в силах, доктор Фелл, я вас любить». Он почти признал это в своем письме. «Покажите им впоследствии запись происшедшего черным по белому, и они поверят ей, но даже тогда не смогут объяснить увиденное».

Подмена фильмов была единственной, но величайшей ошибкой Джорджа Хардинга. Конечно, кинокамер было две. Одну он предоставил Эммету для съемки, а другую — с другой пленкой — подсунул нам. Вас, вероятно, успокоит то, что Боствик нашел спрятанную в его комнате вторую камеру с чудом сохранившимся фильмом. Это проявление самонадеянности приведет Хардинга на виселицу.

Разгадка трюка с двумя фильмами ответила на все наши вопросы и забила последний гвоздь. Долгое время меня интересовало, указывал ли тот факт, что Джордж Хардинг производил съемку так далеко слева, только на то, что он хотел быть поближе к окнам? Нет, на то была еще одна причина. Хардинг не осмеливался снимать фильм с того места, где он мог запечатлеть окно кабинета, через которое вошел Немо. Снятая во время репетиции пленка показала бы послеполуденное солнце, светящее в окна, когда появился Немо. Окна кабинета обращены на запад, а вчера был солнечный день. Поэтому ему пришлось стоять слева, как и Эммету во время вечернего спектакля. Когда инспектор Эллиот внезапно осознал, что произошло, благодаря моим вопросам о лампе «Фотофлад», он также понял значение того, что мы можем назвать «съемкой слева», и правда предстала перед нами четко, как на экране.