Дело нерешительной хостессы

— Мистер Арчер.

— Где?

— В офисе мистера Фритча.

— Ваша честь, — сказал Фритч, — совершенно очевидно, что все эти вопросы имеют единственной целью запутать свидетельницу и увести суд в сторону от основных фактов. К тому же обвинение закончило вызов своих свидетелей, и перекрестный допрос Марты Лавины вестись уже не может.

— На ваши возражения я отвечу следующее, — сказал судья Иган. — Конечно, еще слишком рано делать какие-то выводы, но хотя, когда адвокат в первый раз обратился к суду с просьбой вызвать свидетельницу Лавину для повторного перекрестного допроса, я и был уверен, что это лишь попытка защиты выиграть время, теперь мне кажется, что дело тут гораздо серьезнее. Мистер Мейсон, я хочу спросить вас, была ли эта записка в вашем распоряжении до начала последнего перерыва?

— Нет, ваша честь.

— У вас ее не было, когда обвинение прекратило вызов своих свидетелей?

— Нет, ваша честь.

— В таком случае, мистер Мейсон, я разрешаю вам обратиться к суду с повторной просьбой и еще раз вызвать свидетельницу Марту Лавину для перекрестного допроса.

— Я протестую! — выкрикнул Фритч. — Это противоречит процедурным правилам!

— Насколько я помню закон, в таких случаях суду предоставляется полное право действовать на свое усмотрение, — ответил судья Иган. — Если после того, как мистер Мейсон задаст свои вопросы, вы захотите уточнить показания своей свидетельницы, вам тоже будет предоставлена такая возможность. А сейчас, мистер Мейсон, вы можете допрашивать миссис Лавину не как свидетеля защиты, а как свидетеля противной стороны на перекрестном допросе. Приступайте.

Мейсон обернулся к Марте Лавине:

— Надпись на этом листке бумаги сделана почерком мистера Арчера. Мистер Арчер передал вам его в субботу утром в офисе мистера Фритча. Правильно?

— Да, — произнесла она после небольшой паузы.

— Вы прочли то, что здесь написано?

— Да.

— Теперь я хочу перейти к тексту записки…

— Ваша честь, я протестую! — перебил Фритч. — Записка не фигурирует в деле в качестве улики, и я протестую против прочтения ее перед присяжными.

На мгновение судья Иган заколебался.

— Пожалуй, прежде чем принять решение, я сам ознакомлюсь с ее содержанием, — произнес он.

Мейсон протянул ему листок. Судья Иган взял его, и по мере того как он читал, лицо его становилось все более мрачным.

— Думаю, прежде чем записка сможет фигурировать в деле как полноправная улика, потребуется, конечно, провести дополнительную экспертизу, однако я считаю, что уже сейчас она должна стать базой для ведения дальнейшего перекрестного допроса свидетельницы, — сказал он. — Протест отклоняется. Продолжайте, мистер Мейсон.

— Миссис Лавина, вы неоднократно заявляли суду, что не общались с мистером Арчером на протяжении уик-энда, — обернувшись к свидетельнице, произнес адвокат.

— Я заявляла, что не разговаривала с ним.

— Но тем не менее общались?

— Ну… смотря что под этим подразумевать… Да, он передал мне эту записку.

— Теперь вернемся к вечеру нападения. Что вы заказывали в ресторане?

— Я была там с мистером Арчером. Мы ели французские жареные креветки и пили какое-то красное чилийское вино.

— Опишите, какой дорогой вы добрались до места, где на вас было совершено нападение?

— Миновав Харвей-бульвар, мы свернули на Мюррей-роуд, после чего выехали на Крестуэлл, где все и произошло.

— Миссис Лавина, в субботу утром вы получили от мистера Арчера записку, в которой, в частности, было сказано: «Мы ужинали в „Золотом льве“, где заказали французские жареные креветки и бутылку красного чилийского вина, марку которого вы точно не помните. Покинув ресторан, мы выехали на Харвей-бульвар, после чего через Мюррей-роуд добрались до Крестуэлл, где на нас и напал грабитель. Это произошло как раз в тот момент, когда я собирался прикурить сигарету, и от неожиданности я выронил прикуриватель, который упал на обивку сиденья…» Далее здесь подробно описывается сцена нападения. В связи с этим я хочу задать вам, миссис Лавина, вопрос: содержание записки легло в основу данных вами сегодня утром свидетельских показаний, не так ли?

Марта Лавина умоляюще посмотрела на Фритча.

— Ваша честь, вопрос сформулирован некорректно, — заявил помощник прокурора. — Из того, что мистер Арчер записал что-то на листке бумаги, который передал свидетельнице, вовсе не следует, что ее показания не базируются на собственных воспоминаниях.

— Протест отклоняется, — сказал Иган.

— Хотя я прочла эту записку, во время дачи показаний я опиралась исключительно на свою собственную память, — произнесла Марта Лавина.

— Теперь, когда обвинение буквально вложило вам в рот спасительную фразу, вы ее очень бойко продекламировали, — заметил Мейсон.

— Ваша честь, я протестую! — закричал Фритч. — Я расцениваю последние слова защиты как оскорбление!

— Протест отклоняется, — сухо сказал судья Иган. — Мистер Мейсон, продолжайте допрос.

— Миссис Лавина, однако в пятницу вы не могли вспомнить того, что сообщили нам сегодня, не так ли? — спросил адвокат.

— Да.

— Вы вспомнили эти детали только сегодня утром?

— Да.

— Не потому ли, что вашу память освежила переданная мистером Арчером записка?

— Нет. Просто за уик-энд у меня было достаточно времени, чтобы все обдумать. В пятницу ваши вопросы застали меня слегка врасплох. Что касается записки, то в ее содержании для меня не было ничего нового.

— Значит, вы помнили чилийское вино?

— Да, очень отчетливо.

— Какой марки оно было?

— Этого я вспомнить не могу.

— Вы пили кофе?

— Да.

— Мистер Арчер тоже пил кофе?

— Я… не помню.

— При каких обстоятельствах мистер Арчер передал вам записку?

— В субботу мистер Фритч попросил нас обоих прийти к нему в офис. Он опрашивал нас по очереди, объяснив, что не хочет, чтобы мы обсуждали друг с другом свои показания. Он сказал, что ему нужно прояснить кое-какие детали.

— И что же произошло?

— Мистер Арчер вошел в кабинет мистера Фритча первым. Он пробыл там около пятнадцати минут, после чего вышел, попрощался со мной и отправился домой.

— Он обронил записку вам на колени?

— Нет… не совсем так.

— Как же она оказалась у вас?

— Остановившись, чтобы пожать мне руку, мистер Арчер вложил в мою ладонь сложенный листок бумаги.

— Вы взяли его?

— Да.

— И прочли то, что на нем было написано?

— Да.

— Вы это сделали прежде, чем вошли в кабинет мистера Фритча?

— Нет, это было невозможно. Мистер Фритч стоял в тот момент прямо на пороге своего кабинета. Я прочла записку позже.

— Когда?

— Вскоре после того, как вошла. Я разложила листок на коленях под столом. Мне было интересно, что на нем написано.

— В это время мистер Фритч задавал вам вопросы?

— Да.

— Вы рассказали ему об ужине в «Золотом льве»?

— Да.

— Вы упомянули чилийское вино?

— Да.

— И сказали, что не можете вспомнить его марку?

— Да.

— Вы сказали, что вино было красным?

— Да.

— И вы не помнили всего этого в пятницу, когда давали показания перед присяжными, но вспомнили в субботу, когда оказались в офисе мистера Фритча?

— Да.

— До того, как получили записку, или после?

— Записка, конечно, тоже помогла.

— В какой степени?

— В некоторой.

— Она воскресила в вашей памяти события того вечера?

— Да.

— О которых, на самом деле, вы до ее прочтения ничего не помнили, не так ли?

— Нет, кое-что я, безусловно, помнила.

— Например то, что в «Золотом льве» мистер Арчер заказал красное чилийское вино?

— Да, я вспомнила об этом в пятницу, поздно вечером.

— Спасибо. У меня нет к вам больше вопросов, миссис Лавина, — произнес Мейсон. — Теперь, если суд позволит, я хотел бы еще раз допросить свидетеля Родни Арчера.

— У вас есть вопросы к миссис Лавине? — обратился к Фритчу судья Иган.