Месть

Очки детектива Эда Вивэза сидели на кончике его носа. Через очки он смотрел на лежащие перед ним бумаги, а поверх них ― на меня.

― Льюи, ― сказал он, покачав головой. И еще раз: ― Льюи.

Рост его не превышал шести футов, возраст ― пятидесяти двух лет, а вес ― двухсот двадцати пяти фунтов. Темные коротко стриженные волосы, доброжелательное, гладкое, розовое лицо человека с хорошей наследственностью и, вероятно, непьющего. Одет он был в черные брюки и белую рубашку без галстука; черная куртка на «молнии» висела на спинке его деревянного стула.

Вивэз сидел за своим столом в полицейском участке на Мэйн-стрит. В кабинете стояло еще три стола, все три металлические, заваленные горами папок и бумаг. Мы сидели уже около часа, по крайней мере я. Вивэз четыре раза вставал и выходил: один раз за кофе для себя и для меня и три раза после телефонных звонков, каждый раз возвращаясь с бумагами.

За весь этот час Эд Вивэз не сказал мне ничего, кроме «Льюи, Льюи», что означало, вероятно, ― «Льюис Фонеска, во что же ты влип!»

― Вы ведь не возражаете, если я буду называть вас Льюи?

― Я предпочитаю Лью или Льюис.

Вивэз поднял руки с выражением понимания и примирения.

― Я поделюсь с вами одним секретом, ― сказал он, наклоняясь вперед. ― Я мало кому это говорю, но на самом деле меня зовут Этьенн. Это французское имя. Как вы думаете, меня будет кто-нибудь уважать, если я стану называть себя «Этьенн»? Пришлось бы полжизни потратить на то, чтобы объяснять людям, как это произносится.

― Спасибо, что поделились со мной, ― сказал я.

Он улыбнулся болезненной улыбкой человека, страдающего хроническими желудочными коликами.

― Имя жертвы ― Берил Три, ― сказал он, взглянув на верхний лист лежавшей перед ним стопки документов.

― Да.

― Я сообщаю вам, а не спрашиваю. Возраст, согласно идентификационной карточке, найденной в ее сумочке, сорок два года. На мой взгляд, она выглядела намного старше.

Он оторвал глаза от документов.

― На мой тоже.

― Итак, ― продолжал он, аккуратно складывая бумаги перед собой и откидываясь назад, заложив руки за голову. ― Повторите мне, пожалуйста, то, что вы рассказали офицеру Бэйлзу. Теми же словами, другими словами, все равно.

― Хорошо, ― сказал я, продвигаясь к столу. ― Берил Три нашла меня через одного моего знакомого. Я занимаюсь доставкой судебных повесток.

― Ей нужны были ваши услуги по доставке?

Вивэз закрыл глаза. Одна его рука оставалась за головой, другой он почесывал нос.

― Нет, она заглянула в «ДК», рядом с домом, где я живу, и сказала, что ищет кого-нибудь, кто помог бы ей найти убежавшую дочь. Она сообщила человеку, работающему в «ДК», что обращалась в полицию, но безрезультатно. Слишком много людей убегают из Сарасоты и в Сарасоту. Посмотрите отчеты по исчезновению детей, начиная с понедельника.

― Это все есть в компьютере, ― сказал он, не открывая глаз. ― Мы проверяли. Пока все, что вы говорите, весьма правдоподобно. Итак, она обратилась к вам?

― Это было ей удобно. Я живу прямо за «ДК». Я пообещал поискать ее дочь.

― Она дала вам денег.

― Она дала мне денег. Немного, но деньги были мне нужны. Много я не беру.

― Здесь я вам верю. По вашему жилищу видно, что вы не шикуете.

― Я стал искать ее дочь, ― продолжал я. ― Пока я ее не разыскал, но нашел ее отца, или, если быть более точным, он нашел меня. Требовал, чтобы я прекратил поиски, угрожал Берил и мне. Его зовут...

― Да-да, Дуайт Хэндфорд. Отбывал срок. С ним уже были проблемы, у нас есть на него дело.

― Теперь он Прескотт, ― сказал я.

― Дуайт Прескотт? ― переспросил Вивэз, записывая в блокнот.

― Да. Я отвез миссис Три к одной своей знакомой. Хэндфорд выяснил, что она находится там. Берил скрылась. Я ужинал с одной дамой, вернулся домой, обнаружил тело Берил и позвонил по «девять один один».

― Звучит весьма правдоподобно, ― сказал он. ― У нее в сумочке нашли шестьдесят два доллара с мелочью. Ради этого действительно не стоило разбивать ей голову и набирать «девять один один». Логичнее было бы спрятать тело и продолжать заниматься своими делами.

― Да, ― согласился я.

Его глаза были по-прежнему закрыты, руки так же за головой.

― Но видите ли, ― продолжал он, ― убийства совершаются по множеству разных причин, и мне случалось иметь дело с самыми нелогичными поступками. Здравый смысл работает далеко не всегда. Вы понимаете, о чем я говорю?

― Понимаю, ― ответил я. ― Но все же гораздо правдоподобнее, что ее убил Дуайт Хэндфорд, а не я. Для чего мне было убивать ее?

― Кто знает? Например, она могла оскорбить ваши национальные чувства, назвать вас голубым, устроить вам сцену, а вы ― выйти из себя, вспомнить какую-нибудь давнюю сексуально-психологическую травму.

Я выдохнул, выпрямив ноющую спину.

― У вас богатое воображение.

― Да. Я мечтатель, как все мы, ― согласился он. ― Зачем вам в кабинете монтировки? Одну нашли рядом с вашей кроватью, по заключению экспертизы ― орудие убийства, другую на столе.

― Самооборона.

― От кого?

― От Хэндфорда. Посмотрите, пожалуйста.

Я поднял рубашку. Вивэз открыл глаза и посмотрел на мой синяк.

― Живописно, ― сказал он. ― Похоже на абстрактную картину. У меня жена художник. Пишет абстрактные вещи, портреты, пейзажи. Вы называете ей сюжет, и она пишет картину. Опустите рубашку.

― Это он убил ее, ― сказал я.

― На монтировке нет отпечатков. ― Он снова закрыл глаза. ― Ни ваших, ни чьих-либо еще. Есть еще какие-нибудь предположения, Льюис?

Я задумался. Мог ли Джон Пираннес узнать, что мы с Берил ищем Адель? Имело ли смысл идти на убийство ради того, чтобы удержать несовершеннолетнюю проститутку? Может быть, Адель узнала от Тилли-сутенера. Может быть, Тилли решил, что сказал мне слишком много, и приехал искать меня, боясь, что я выдам его Пираннесу. Может быть, он нашел Берил и... Может быть что угодно. Но Дуайт знал, где я живу, и он действовал. Зачем усложнять? Это был Дуайт.

― Нет, ― сказал я.

Вивэз открыл глаза, встал и потянулся.

― Ваша биография в порядке. О вас хорошо говорят в прокуратуре округа Кук. Говорят, что вы уехали в депрессии после того, как погибла ваша жена, но что вы не опасны. Я проверю версию о Хэндфорде, посмотрю, как будут развиваться события. Он умен?