Шерлок Холмс. Большой сборник

Когда мы вернулись в мой кабинет, мы нашли Мэрдока настолько оправившимся, что он был в состоянии сесть. Он все еще не мог прийти в себя от пережитого потрясения и то и дело содрогался от приступов боли. В несвязных словах он рассказал нам, что понятия не имеет о том, что с ним произошло, что он помнит только, как почувствовал нестерпимую боль и как у него еле хватило сил выползти на берег.

— Вот книжка, — сказал я, показывая шоколадного цвета томик, заронивший во мне догадку о виновнике происшествия, которое иначе могло бы остаться для нас окутанным вечной тайной. Заглавие книжки — «Встречи на суше и на море», ее автор — исследователь Дж. Дж. Вуд. Он сам чуть не погиб от соприкосновения с этой морской тварью, так что ему можно верить. Полное латинское название ее Cyanea capillata. Она столь же смертоносна, как кобра, а раны, нанесенные ею, болезненнее укусов этой змеи. Разрешите мне вкратце прочесть вам ее описание:

«Если купальщик заметит рыхлую круглую массу из рыжих перепонок и волокон, напоминающих львиную гриву с пропущенными полосками серебряной бумаги, мы рекомендуем ему быть начеку, ибо перед ним одно из самых опасных морских чудовищ — Cyanea capillata». Можно ли точнее описать нашу роковую находку?

— Дальше автор рассказывает о собственной встрече с одним из этих чудищ, когда он купался у Кентского побережья. Он установил, что эта тварь распускает тонкие, почти невидимые нити на расстояние в пятьдесят футов, и всякий, кто попадает в пределы досягаемости этих ядовитых нитей, подвергается смертельной опасности. Даже на таком расстоянии встреча с этим животным чуть не стоила Вуду жизни. «Ее бесчисленные тончайшие щупальца оставляют на коже огненно-багровые полосы, которые при ближайшем рассмотрении состоят из мельчайших точек или крапинок, словно от укола раскаленной иглой, проникающей до самого нерва». Как пишет автор, местные болевые ощущения далеко не исчерпывают этой страшной пытки. «Я свалился с ног от боли в груди, пронизавшей меня, словно пуля. У меня почти исчез пульс, а вместе с тем я ощутил шесть-семь сердечных спазм, как будто вся кровь моя стремилась пробиться вон из груди».

Вуд был поражен почти насмерть, хотя он столкнулся с чудовищем в морских волнах, а не в узенькой спокойной лагуне. Он пишет, что еле узнал сам себя, настолько лицо его было бескровно, искажено и изборождено морщинами. Он выпил залпом целую бутылку виски, и только это, по-видимому, его и спасло. Вручаю эту книжку вам, инспектор, и можете не сомневаться в том, что здесь дано точное описание всей трагедии, пережитой несчастным Макферсоном.

— И чуть было не обесчестившей меня, — заметил Мэрдок с кривой усмешкой. — Я не обвиняю вас, инспектор, ни вас, мистер Холмс, — ваши подозрения были естественны. Я чувствовал, что меня вот-вот должны арестовать, и своим оправданием я обязан только тому, что разделил судьбу моего бедного друга.

— Нет, нет, мистер Мэрдок. Я уже догадывался, в чем дело, и если бы меня не задержали сегодня утром дома, мне, возможно, удалось бы избавить вас от страшного переживания.

— Но как же вы могли догадаться, мистер Холмс?

— Я всеядный читатель и обладаю необычайной памятью на всякие мелочи. Слова «львиная грива» не давали мне покоя. Я знал, что где-то уже встречал их в совершенно неожиданном для меня контексте. Вы могли убедиться, что они в точности характеризуют внешний вид этой твари. Я не сомневаюсь, что она всплыла на поверхность, и Макферсон ее ясно увидел, потому что никакими другими словами он не мог предостеречь нас от животного, оказавшегося виновником его гибели.

— Итак, я, во всяком случае, обелен, — сказал Мэрдок, с трудом вставая с дивана. — Я тоже должен в нескольких словах объяснить вам кое-что, ибо мне известно, какие справки вы наводили. Я действительно любил Мод Беллами, но с той минуты, как она избрала Макферсона, моим единственным желанием стало содействовать их счастью. Я сошел с их пути и удовлетворялся ролью посредника. Они часто доверяли мне передачу писем: и я же поторопился сообщить Мод о смерти нашего друга именно потому, что любил ее и мне не хотелось, чтобы она была извещена человеком чужим и бездушным. Она не хотела говорить вам, сэр, о наших отношениях, боясь, что вы их истолкуете неправильно и не в мою пользу. А теперь я прошу вас отпустить меня в школу, мне хочется скорее добраться до постели.

Стэкхерст протянул ему руку.

— У всех нас нервы расшатаны, — сказал он. — Простите, Мэрдок. Впредь мы будем относиться друг к другу с большим доверием и пониманием.

Они ушли под руку, как добрые друзья. Инспектор остался и молча вперил в меня свои воловьи глаза.

— Здорово сработано! — вскричал он. — Что говорить, я читал про вас, но никогда не верил. Это же чудо!

Я покачал головой. Принять такие дифирамбы значило бы унизить собственное достоинство.

— Вначале я проявил медлительность, непростительную медлительность, — сказал я. — Будь тело обнаружено в воде, я догадался бы скорее. Меня подвело полотенце. Бедному малому не пришлось вытереться, а я из-за этого решил, что он не успел и окунуться. Поэтому мне, конечно, не пришло в голову, что он подвергся нападению в воде. В этом пункте я и дал маху. Ну что ж, инспектор, мне часто приходилось подтрунивать над вашим братом — полицией, зато теперь Cyanea capillata отомстила мне за Скотленд-Ярд.

История жилички под вуалью

Если вспомнить, что мистер Шерлок Холмс занимался своей практикой двадцать три года и из них семнадцать лет мне довелось сотрудничать с ним и вести записи его дел, станет ясно, что у меня накопилось немало материала. Задача всегда заключалась не в поиске, но в выборе. Целую полку занимают тетради с ежегодными записями, имеются папки, битком набитые документами, — поистине клад для всякого, кто изучает не только преступность, но самые разные общественные и государственные события, наделавшие шуму в конце викторианской эпохи. Касательно последних могу сказать, что авторам тревожных писем, умоляющим пощадить честь их семейства или славное имя их знаменитых предков, опасаться нечего. Осмотрительность и высокое сознание профессионального долга, всегда отличавшие моего друга, остаются в силе при отборе настоящих записок, и ничье доверие не будет обмануто. И я решительно осуждаю недавние попытки уничтожить эти бумаги. Кто стоит за всем этим — известно, и если попытки повторятся, я с разрешения мистера Холмса предам гласности все сведения о некоем политике, маяке и дрессированном баклане. По крайней мере один читатель меня поймет.

Наивно было бы полагать, что во всех без исключения случаях Холмсу удавалось проявлять поразительный дар чутья и наблюдательности, который я пытался отобразить в своих заметках. Порою ему надо было приложить немало усилий, чтобы сорвать плод, а порой плод и сам падал в руки. Нередко самые страшные человеческие трагедии давали Холмсу меньше всего возможностей проявить свои таланты, одну из подобных историй я и хочу рассказать. Я лишь слегка изменил имя и место действия, в остальном же все излагаю точно.

Однажды в конце 1896 года я получил от Холмса записку с просьбой спешно к нему прибыть. Приехав, я застал его в комнате, полной табачного дыма; в кресле напротив хозяина сидела немолодая, благодушного вида, пышущая здоровьем женщина, — такие обычно сдают жильцам комнаты с пансионом.

— Это миссис Меррилоу из Южного Брикстона, — сказал мой друг и повел рукой в облаке дыма. — Миссис Меррилоу не против, когда курят, Уотсон, так что вы вольны предаться своей скверной привычке. Миссис Меррилоу может рассказать нам кое-что интересное, и, пожалуй, для дальнейшего развития событий ваше присутствие окажется полезным.

— Все, чем я могу…

— Вы понимаете, миссис Меррилоу, навестить миссис Рондер я предпочел бы при свидетеле. Пожалуйста, предупредите ее об этом.

— Господь с вами, мистер Холмс, — сказала посетительница. — Она уж так хочет вас видеть, вы хоть всех соседей с собой приводите, она против не будет.