Загадочная птица

— Надежда? — Андерсон изобразил удивление. — А, конечно! Несколько минут назад мне посчастливилось познакомиться с вашей очаровательной спутницей. Катя, так кажется ее зовут? Я понял, что вы тоже провели кое-какие изыскания.

— Так, ничего особенного, — промолвил я.

— Почему же, архив Фабрициуса — это интересно.

Я вздрогнул. Мне не приходило в голову, что Катя может рассказать ему о поездке в Данию. Хотя конечно, разве можно устоять перед обаянием Андерсона?

— Могу вас заверить, этот след никуда не ведет, — продолжил Андерсон. — Возлюбленная Джозефа Банкса и все остальное. Я уже побродил по этим переулкам, там везде тупики. Жаль, что не сообщили мне, я бы избавил вас от ненужных хлопот. Мне точно известно, где находилась птица в начале двадцатого века и кто стал ее владельцем позднее. Дело в том, мистер Фицджералд, что на меня уже несколько месяцев работает бригада исследователей. Сегодня работа завершена. Жду результат. Очевидно, завтра покажу вам птицу.

— И рисунки? — спросил я, не сводя с него глаз.

— Рисунки? — Он спокойно посмотрел на Габби. — Ах да, рисунки Руале. Извините, что я не рассказал о них в прошлый раз. Это другая история, другие деньги. Знаете, в подобных ситуациях осторожность не повредит.

— Вы полагаете, они будут там, когда найдете птицу?

— Думаю, это разумно. Рисунки никогда не выставляли на продажу. Ни в одном источнике не упоминается даже, что их кто-либо видел. Значит, есть основания полагать, что они по-прежнему находятся там же, в том же самом футляре, что и птица. Финчли, видевший их в девятнадцатом веке, считает, что они были надежно спрятаны. Конечно, может оказаться, что рисунки не имеют отношения к Руале, но, мне кажется, Финчли — надежный свидетель. Завтра я намереваюсь подтвердить это.

Андерсон поднял бокал.

— Всего один вопрос. Зачем надо было вламываться в мой дом?

Грубоватость моего тона резко контрастировала с уютной атмосферой предупредительности, царившей за столом. Андерсон скользнул взглядом по моему лицу, хотел что-то сказать, но я продолжил:

— Разумеется, это совершили не вы, а ваши люди. Уверен, сами вы подобными делами не занимаетесь. Но могли бы их хотя бы попросить, чтобы действовали аккуратнее. Разве обязательно разбрасывать повсюду бумаги?

Он прищурился.

— Кто-то рылся в ваших записях?

— Вас это удивляет?

Он смело встретил мой взгляд.

— Примите мои заверения, мистер Фицджералд, что ко мне это не имеет никакого отношения.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга.

— Тогда кто же это сделал?

Вмешалась Габби:

— К твоему сведению, птицей интересуется не только Карл. Вероятно, кто-то из них…

В этот момент что-то за моей спиной привлекло внимание Андерсона, и он поднялся. Я развернулся. В дверях бара нерешительно стояла Катя, вся в черном. Андерсон ее окликнул по-норвежски или по-шведски. Затем добавил по-английски:

— Присоединяйтесь к нам. Сейчас откроем еще бутылку.

Не могу сказать, что я чувствовал себя в своей тарелке, хотя Андерсон старался создать непринужденную обстановку. Никаких разговоров о птице. Он рассказывал о своей молодости, о работе палеонтологом в Америке, разные забавные истории. Катя много смеялась. Потом он повернулся к ней и спросил что-то по-шведски, оставив нас с Габби как бы наедине. Но в присутствии Андерсона легкость, возникшая между нами во время недавней встречи, исчезла. Беседа не клеилась. Иногда Габби кидала любопытные взгляды на Катю и отвечала невпопад.

Андерсон стал предлагать нам поужинать вчетвером, но с меня было достаточно. Я поспешно сообщил, что у нас с Катей забронирован столик в ресторане у собора. На улице пришлось признаться, что это неправда.

— Просто не хотел проводить вечер с Андерсоном.

Катя удивилась:

— А мне он показался дружелюбным и очень интересным.

— Андерсон вам понравился?

— Не знаю. Я его представляла иным. — Она взяла меня под руку, и мы двинулись по узкой улице. — Он привык всегда побеждать. Вот эту черту в людях я не очень ценю.

С минуту мы шли молча.

— Зачем вы рассказали ему о своей работе в архиве Фабрициуса? — наконец спросил я. — Ему это знать не обязательно.

— Я ничего не рассказывала. — По тону чувствовалось, что Катя обиделась. — Лишь упомянула, что просмотрела кое-какие бумаги. А о находке ни слова.

— Похоже, он все знает. Заявил даже, что это тупик.

— Послушайте! — Она остановилась. — Может, вы сами проговорились Габриэлле?

— Габби? — Я почувствовал, что краснею. В тот вечер в ресторане, когда вино лилось рекой… может, действительно проговорился?

Катя внимательно смотрела на меня, затем пожала плечами, и мы отправились дальше. Ужин в этот вечер прошел невесело.

Утром мы явились в архив графства к открытию. Сотрудница с милым лицом меня узнала.

— Вам нужны те, чьи фамилии начинаются с буквы «Б»? — спросила она с улыбкой.

— Нет, — ответил я. — Только Бернетты.

Она кивнула.

— Ищете кого-нибудь конкретного?

— Не совсем. Собираемся начать с Мэри Бернетт, а там посмотрим.

Конечно, наши поиски имели мало смысла, если вспомнить, какую уверенность в победе продемонстрировал Андерсон вчера вечером, однако я надеялся, что его план все равно может дать трещину.

Сидящая рядом Катя деловито вставляла в аппарат микрофильм. После вчерашнего вечера наше взаимопонимание слегка нарушилось. Пытаясь вернуть все в прежнюю колею, я показал ей то, что нашел в свой прошлый приезд сюда.

— Хорошо, — произнесла Катя отрывисто. — Очевидно, это Мэри Бернетт. Ее отец умер во время путешествия Банкса. Давайте посмотрим, что с матерью?

Мы отыскали нужный ролик микрофильма, внимательно его просмотрели.

— Ничего, — заключила Катя. — Означает ли это ошибку?

— Не обязательно. Может, ее мать умерла где-нибудь в другом месте. Есть много причин, почему она не погребена в Ревсби.

— А сама Мэри? Не вернулась ли она сюда после прекращения связи с Банксом?

Я кивнул:

— Все могло случиться. Вышла замуж за кого-то отсюда. Умерла здесь.

Мы затеяли долгую нудную проверку. Просмотрели все записи регистрации браков в Ревсби за последующие сорок лет, регистрации смертей за последующую сотню лет. Нигде Мэри Бернетт не упоминалась. Затем в надежде на чудо, начали просматривать книги регистрации соседних приходов. Прервались, только чтобы съесть несколько сандвичей на обед, и продолжили. В три часа сделали перерыв. В читальном зале на стене висела карта графства.

— Линкольншир занимает большую территорию, — промолвил я.

— И тут много приходов, — согласилась Катя.

— А почему мы решили, что она обосновалась здесь? А не в Норфолке? Или в Йоркшире? Там тоже полно приходов.

К четырем часам наши глаза устали, а список Бернеттов разросся до невероятных размеров. Мэри Бернетт больше нигде не встретили. В четыре тридцать мы решили, что пора заканчивать. Собрали наши записи. Катя скрылась в дамской комнате, а я задержался у главной стойки. Знакомая сотрудница обратила внимание на мой удрученный вид.

— Не повезло?

— Боюсь, что да. Бернеттов много, а той, что нужно, нет.

Она оглядела читальный зал.

— Сюда приходит один джентльмен. Составляет генеалогическое дерево своей семьи. Я его часто вижу. Как-то он упомянул, что ищет Бернеттов. Я вспомнила его, когда вы утром назвали фамилию. Хотела даже вам его показать, но он сегодня не появился. Если бы вы пришли завтра… Его зовут Берт. Я вас познакомлю.

Вернулась Катя. Мы договорились встретиться в семь и обсудить ситуацию. Она не стала меня ждать и пошла, подняв воротник пальто. Я глядел ей вслед. В конце квартала она обернулась и, прежде чем свернуть за угол, помахала рукой.

Воспрянув духом, я принялся размышлять, куда сейчас податься. Вдруг меня окликнула добрая сотрудница архива:

— Извините, сэр! Я подумала, вам это поможет.

Она сунула мне в руку листочек бумаги, подмигнула, что меня необыкновенно удивило, и поспешила обратно в помещение. На листке аккуратным почерком было написано: «Берт Фокс», и рядом номер телефона.