Насчастливый город

— Да! — Глаза Норы сияли. — Скажите ему, что я в него верю!

Пэт обошла вокруг кровати и поцеловала Эллери в щеку.

— Нам по дороге? — спросил Эллери, когда они вышли из дома.

— Смотря куда вы направляетесь.

— В здание суда. Хочу повидать Джима.

— Я вас отвезу.

— А вам не придется делать крюк?

— Я тоже собираюсь в здание суда.

— И тоже повидать Джима?

— Не будьте таким любопытным! — с истерическими нотками прикрикнула на него Пэт.

Они молча поехали вниз с Холма. Дорога обледенела, и цепи на колесах весело скрипели. Зимний Райтсвилл выглядел приятно, окрашенный в белое, красное и черное, без всяких промежуточных оттенков — в нем ощущалась сельская простота и чистота, как на картинах Гранта Вуда. [44] Но в самом городе были люди, слякоть и убожество; магазины казались жалкими и захолустными; все спешили, стараясь поскорее оказаться в тепле, и никто не улыбался. Когда они застряли в пробке на площади, какая-то продавщица узнала Пэт и указала на нее лакированным ногтем прыщавому юнцу в кожаной куртке. Они возбужденно перешептывались, пока Пэт не нажала на газ.

— Не сюда, мисс Райт, — остановил Эллери Пэт на лестнице перед зданием суда и повел ее к боковому входу.

— Что за идея? — осведомилась она.

— Вестибюль оккупирован прессой, — пояснил Квин. — Я подумал, что мы предпочли бы избежать вопросов.

— Похоже, вы уже бывали здесь, — заметила Пэт.

— Да.

— Пожалуй, я тоже нанесу визит Джиму, — решила девушка.

Окружная тюрьма занимала два нижних этажа здания суда. Когда они вошли туда, запах испарений и лизола ударил им в нос, и Пэт судорожно глотнула. Но она смогла улыбнуться при виде дежурного полицейского Уолли Планетски.

— Да это никак мисс Пэт! — смущенно произнес он.

— Привет, Уолли. Как поживает ваш значок?

— Превосходно, мисс Пэт.

— Уолли позволял мне дышать на его значок и чистить его, когда я училась в начальной школе, — объяснила Пэт. — Ради бога, Уолли, не переминайтесь с ноги на ногу! Вы отлично знаете, зачем я здесь.

— Догадываюсь, — пробормотал Уолли Планетски.

— Где его камера?

— С ним сейчас судья Мартин, мисс Пэт. Правила разрешают присутствие только одного посетителя…

— Кого интересуют правила? Проводите нас в камеру моего зятя, Уолли!

— Этот джентльмен — репортер? Мистер Хейт не желает видеть никаких репортеров, кроме мисс Робертс.

— Нет, он мой друг и друг Джима.

— Догадываюсь, — снова пробормотал Планетски.

Они двинулись в долгий путь, прерываемый отпиранием и запиранием железных дверей и бетонными лестницами. Когда они шли через коридоры с птичьими клетками в человеческий рост с обеих сторон, запах испарений и лизола становился сильнее с каждым шагом. Лицо Пэт позеленело, она цеплялась за руку Эллери, но воинственно выпячивала подбородок.

— Пришли, — объявил Эллери, и Пэт глотнула несколько раз.

При виде их Джим вскочил на ноги, на его желтых щеках появился румянец. Но затем он снова сел и хрипло произнес:

— Привет. Не знал, что вы придете.

— Привет, Джим! — весело поздоровалась Пэт. — Как поживаешь?

Джим окинул взглядом камеру.

— Неплохо, — ответил он с кривой улыбкой.

— По крайней мере, здесь чисто, — проворчал судья Мартин, — чего нельзя было сказать о старой окружной тюрьме. Ну, Джим, мне пора. Завтра снова загляну для разговора.

— Спасибо, судья. — Джим снова криво улыбнулся.

— С Норой все в порядке, — доложила Пэт, как будто Джим спрашивал ее об этом.

— Вот и отлично, — отреагировал он. — Значит, в порядке, а?

— Да! — ответила Пэт пронзительным голосом.

— Отлично, — повторил Джим.

Эллери сжалился над ним.

— Пэт, кажется, вы говорили, что у вас здесь какое-то дело? Я бы хотел сказать кое-что Джиму наедине.

— Толку от этого будет немного, — сердито буркнул судья Мартин. Эллери показалось, что гнев старого юриста был наигранным. — У этого парня не осталось ни капли здравого смысла! Идем, Патриция.

Пэт повернула бледное лицо к Эллери, что-то пробормотала, слабо улыбнулась Джиму и вышла вместе с судьей. Охранник Планетски запер за ними дверь камеры и покачал головой.

Эллери посмотрел на заключенного. Джим сосредоточенно изучал каменный пол.

— Судья хочет, чтобы я заговорил, — внезапно пробурчал он.

— Почему бы и нет, Джим?

— Что я могу сказать?

Эллери предложил ему сигарету. Джим взял ее, но, когда Эллери поднес к ней зажженную спичку, покачал головой и стал медленно рвать сигарету на кусочки.

— Вы могли бы сказать, — отозвался Эллери между затяжками, — что не писали этих трех писем и не подчеркивали абзац о мышьяке.

На момент пальцы Джима перестали терзать сигарету, потом возобновили свою разрушительную работу. Его бесцветные губы скривились наподобие оскала.

— Джим.

Тот посмотрел на Эллери и тут же отвел глаза.

— Вы действительно планировали отравить Нору?

Ничто не указывало, что Джим слышал вопрос.

— Знаете, Джим, когда человек виновен, ему лучше сообщить правду адвокату и друзьям, чем хранить молчание. А когда он невиновен, молчать просто преступно. Это преступление против самого себя.

Джим молчал.

— Каким образом ваша семья и ваши друзья могут вам помочь, если вы не помогаете себе сами?

Губы Джима шевельнулись.

— Вы что-то сказали, Джим?

— Ничего.

— В данном случае, — быстро продолжил Эллери, — ваше молчание является преступлением не столько против вас, сколько против вашей жены и вашего будущего ребенка. Как можете вы быть настолько бесчувственным, чтобы тащить их за собой?

— Не говорите так! — хрипло потребовал Джим. — Убирайтесь отсюда! Я не просил вас приходить! Я не просил судью Мартина защищать меня! Я просто хочу быть один!

— И вы хотите, чтобы я передал это Норе? — осведомился Эллери.

В глазах Джима было столько горя, когда он, тяжело дыша, опустился на край койки, что Эллери подошел к двери и позвал Планетски. Налицо были все признаки трусости, стыда и жалости к себе. Но в то же время упорное нежелание говорить о чем бы то ни было, хотя бы для простого самовыражения, таило в себе опасность…

Когда Эллери следовал за надзирателем по коридору, сопровождаемый взглядами заключенных, в его мозгу внезапно что-то вспыхнуло. Он резко остановился, заставив старика Планетски повернуться и удивленно посмотреть на него, но затем покачал головой и зашагал дальше. Эллери едва не ухватил ускользающий от него факт. Может быть, в следующий раз…

Стоя перед дверью с дымчатым стеклом на третьем этаже здания окружного суда, Пэт глубоко вздохнула, попыталась разглядеть свое отражение, нервно поправила норковую шапку, без особого успеха попробовала изобразить улыбку и вошла. Мисс Биллкокс уставилась на нее, словно увидела призрак.

— Прокурор здесь, Билли? — спросила Пэт.

— Сейчас узнаю, мисс Райт, — пролепетала мисс Биллкокс и скрылась.

Картер Брэдфорд сам вышел из кабинета.

— Заходи, Пэт. — Он выглядел усталым и удивленным, а когда шагнул в сторону, пропуская ее вперед, Пэт услышала его неровное дыхание. «О боже! — подумала она. — Может быть, еще не слишком поздно?»

— Работаешь?

Стол Брэдфорда был завален бумагами.

— Да, Пэт. — Картер обошел вокруг стола и встал позади него. Одна стопка скрепленных друг с другом листов была раскрыта — он потихоньку закрыл ее, положил на нее ладонь и кивнул в сторону кожаного кресла.

Пэт села, закинув ногу на ногу.

— Похоже, старый кабинет — я хотела сказать «новый»— не изменился, Карт.

— Это единственное, что не изменилось.

— Тебе незачем прятать твои бумаги, — улыбнулась Пэт. — У меня не рентгеновский взгляд.

Картер покраснел и убрал руку.

— Хоть я и сделала макияж, но не собираюсь изображать Мату Хари. [45]