Старые девы в опасности

Аллейн заметил, что надел с трудом обнаруженную рубашку наизнанку. Пришлось снимать и переодеваться.

— А если, — не унимался голосок, — мое «почему» будет по делу, ты ответишь?

— Оно должно быть по исключительно важному делу.

— Почему ты собираешься в темноте?

— Я полагал, — сказал Аллейн с укоризной, — что все маленькие мальчики крепко спят, и боялся их разбудить.

— Но ведь теперь ты знаешь, что они не снят, тогда почему?..

— Ты абсолютно прав, — признал Аллейн. Поезд повернул, и Аллейна качнуло к двери. Он зажег свет и посмотрел на сына.

Рики выглядел так, как выглядят маленькие мальчики утром в постели, — словно заново родившимся. Темные волосы живописно растрепались по лбу, глаза блестели, от щек и губ прямо-таки исходило сияние. Про Рики можно было бы сказать, что он «такой новенький, даже краска не успела высохнуть».

— Мне нравится ехать в поезде, — сказал он. — Нигде так классно, не было. Пап, а тебе нравится поезд?

— Да, — ответил Аллейн. Он открыл дверь туалета, где автоматически зажегся свет. Рики наблюдал, как отец бреется.

— Где мы сейчас? — спросил он.

— У моря. Оно называется Средиземным. Когда рассветет, мы увидим его.

— А сейчас поздняя ночь?

— Не совсем. Очень раннее утро. Там, снаружи, все крепко спят, — не слишком уверенно предположил Аллейн.

— Все?

— Почти все. Снят и храпят.

— Все, кроме нас, — с удовольствием отметил Рики. — Ведь мы очень ранним утром в классном поезде совсем не спим. Да, пап?

— Да. Скоро мы будем проезжать мимо дома, куда я завтра отправлюсь. Поезд там не останавливается, поэтому мне придется доехать с вами до Роквиля, а потом вернуться обратно на машине. Ну а вы с мамой останетесь в Роквиле.

— А где ты будешь жить, с нами или в том доме?

— Иногда с вами, иногда в том доме. Он называется Шато де ла Шевр д'Аржан, что означает Замок Серебряной Козы.

— Смешное названьице, — сказал Рики.

За окном рассыпался сноп искр. Свет, отбрасываемый вагоном, заскользил по каменной стене. Поезд начал крутой подъем. Постепенно он замедлил ход настолько, что можно было обстоятельно разглядеть все снаружи. Локомотив, словно надорвавшись, почти замер. За окном, примерно в сотне ярдов, стоял огромный дом. Казалось, он вырастал из скалы. Над ним ярко сияла лупа. Одно-единственное окно, прикрытое цветной занавеской, светилось тусклой желтизной.

— Кто-то там, снаружи, не спит, — заметил Рики. — «Снаружи» или «внутри»? — задумался он. — Папа, где эти люди? Снаружи или внутри?

— Думаю, для нас они снаружи, а для себя — внутри.

— Снаружи поезда, но внутри дома, — согласился Рики. — А если бы поезд проехал через дом, то тогда они были бы для нас внутри или снаружи?

— Будем надеяться, — угрюмо заметил его отец, — увлечение метафизикой с возрастом пройдет.

— А что такое метафизика?.. Смотри, вон они в своем доме! Мы остановились, да?

Окно купе находилось прямо напротив освещенного окна в похожей на скалу стене дома. Размытая тень двигалась по комнате с другой стороны занавески. Она постепенно разбухала и вдруг превратилась в черное тело, прижатое к стеклу.

Аллейн издал непроизвольный возглас и подался вперед.

— Конечно, ты стоишь прямо у окна, — вежливым тоном высказал обиду Рики, — и тебе-то все хорошо видно.

Поезд судорожно вздрогнул, с многоголосым скрежетом прополз через туннель и, набирая скорость, начал спуск к морю.

Дверь купе отворилась, в проеме стояла Трой в шерстяном халате. Ее короткие волосы были растрепанны и свисали на лоб, как у сына. Лицо было бледно, глаза потемнели от тревоги. Аллейн быстро обернулся. Трой перевела взгляд с мужа на сына.

— Вы смотрели в окно? — спросила она.

— Я смотрел, — сказал Аллейн. — И, судя по выражению твоего лица, ты тоже.

— Ты не поможешь мне с чемоданом? — попросила Трой и добавила, обращаясь к Рики: — Я скоро вернусь и помогу тебе одеться, милый.

— Вы что, уходите?

— Мы будем в соседнем купе. И очень недолго, — сказал Аллейн.

— Все-таки в поезде все не так, как дома.

— Мы понимаем, — заверила Трой сына. — Но ведь ты в порядке, правда?

— Правда, — тихонько произнес Рики, и Трой погладила его по щеке.

Когда они оказались в соседнем купе, Трой села на полку и уставилась на мужа.

— Поверить не могу, — сказала она.

— Мне жаль, что ты это видела.

— Значит, мне не померещилось. О боже, как некстати… Так ведь теперь надо что-то делать!

— Боюсь, я не смогу развернуть бурную деятельность, передвигаясь со скоростью шестьдесят миль в час. Надо будет позвонить в префектуру, когда мы прибудем в Роквиль. — Он сел рядом с женой. — Не принимай близко к сердцу, дорогая. Возможно, тому, что мы видели, найдется вполне заурядное объяснение.

— Разве может быть другое объяснение?.. Хотя… Расскажи-ка, что ты видел?

— Освещенное окно, задернутое легкой занавеской, — начал Аллейн, стараясь быть точным. — Женщина упала на занавеску, и та тут же пошла вверх. Позади женщины, но вне поля нашего зрения, должно быть, находилась очень яркая лампа, которая освещала мужчину в белом одеянии, стоявшего в глубине комнаты и справа от нас. Его лицо, как ни странно, оставалось в тени. У него за спиной, справа, находилось нечто, напоминавшее колесо. Он стоял, подняв правую руку.

— А в руке?..

— Да, я заметил. Именно этот момент смущает больше всего, — ответил Аллейн.

— А потом туннель. Все было как в старых фильмах: неожиданный кадр, который исчезает слишком быстро, чтобы произвести по-настоящему глубокое впечатление. Картинка мелькнула и пропала. Нет, — продолжала Трой, — я не хочу верить в то, что видела, не хочу думать о том, что сейчас, возможно, творится в том доме. А каков сам дом! Как на гравюрах Доре, образчик дурного романтического вкуса.

— Я пойду переговорю с проводником, — сказал Аллейн. — Возможно, он тоже видел. Вполне вероятно, не мы одни бодрствовали и смотрели в окно, хотя мне кажется, что свет горел только в моем купе. В твоем, кстати, было темно.

— Я опустила штору и думала, как это странно, — подглядывать за жизнью других людей через окно поезда.

— Понимаю, — отозвался Аллейн. — Словно смотришь в волшебное зеркало.

— А потом увидеть такое! Кривое получается зеркало.

— Не переживай. Я поговорю с проводником, вернусь к себе и соберу Рики. Мы должны быть в Роквиле примерно через двадцать минут. Ты в порядке?

— Лучше не бывает, — ответила Трой.

— Только на золотом юге вы сможете действительно беззаботно отдохнуть, — вспомнил рекламный лозунг Аллейн, глядя на жену. Затем он вышел в коридор и открыл дверь в свое купе.

Рики по-прежнему сидел на нижней полке. Руки у него были крепко сжаты, глаза широко открыты.

— Тебя так долго не было, — сказал он.

— Мама придет через минуту. А мне нужно перекинуться парой слов с тем малым в коридоре. Не дрейфь, дружище.

— Ладно, — согласился Рики.

Проводник, человек с бледным лицом и ямочкой на подбородке, дремал на откидном сиденье в переднем конце вагона. Аллейн, который уже успел выяснить, что проводник почти не говорит по-английски, заговорил на французском, стараясь высказываться как можно более дипломатично. Долгое отсутствие практики лишь незначительно сказалось на плавности французской речи Аллейна. Он спросил, не случилось ли проводнику бодрствовать в тот момент, когда поезд остановился перед туннелем несколько минут назад. По лицу проводника было видно, что он пытается догадаться, на что, собственно, жалуется пассажир: то ли на то, что он заснул на рабочем месте, то ли на незапланированную остановку поезда. Аллейну потребовалось несколько минут, чтобы избавить его от тяжелых сомнений и выяснить, что проводник задремал — с кем не бывает! — несколько раньше, чем поезд подошел к туннелю.

— Извините за беспокойство, — начал Аллейн, — но, может быть, вы знаете, как называется тот большой дом, что находится у входа в туннель?