«Феникс-газетт»

— Вот что, — сказал его светлость оторвавшись от стакана и заговорщицки пригнувшись над столиком. — Он и не собирался жениться на этой девице, пока отец жив, или пока он не успокоится. Да, сперва кровь ударила в голову, а потом он поостыл, разве что папашу малость поддразнивал. Он решил, что может сделать это и потом. В конце концов — какие наши годы!

— Что значит — потом? — спросил Джордж озадаченно. — В записке ясно говорилось, что он вообще передумал на ней жениться!

Его светлость откинулся на спинку стула и расплылся в бесстыдно довольной ухмылке.

— Да мы вместе писали эту записку! И Маргарет все знала! Это была ее идея — чтобы успокоить старикана, показать ему эту записку как-нибудь при случае.

«Хм, — подумал я. — Так вот, оказывается, для чего она завалялась в бельевой корзине». Ну, тогда, пожалуй, у Маргарет был повод повеситься.

— Жаль только, что эта записка не всплыла раньше, — пробурчал его светлость, пристально глядя в стакан. — Может, тогда и убийств бы никаких не было. Кстати… — он поднял голову, — ведь Маргарет никакой записки не оставила? Нет? А самоубийцы обычно оставляют. В романах читал… Да и в газетах… Одним словом, джентльмены, если понадобится моя помощь — всегда рад…

— Эй! — раздался яростный вопль от дверей. Все подскочили на месте и обернулись.

Это был всего лишь инспектор Мэтьюс, потрясающий свежим номером нашей газеты. Посетители потаращились на него немного и решили не обращать внимания.

— Где эта записка?! — вопросил Мэтьюс, наступая на нас этаким свирепым гризли. Вообще-то, понятия не имею, как выглядит гризли. Водятся они черт знает где — где-то в Америке, но поговаривают, что свирепости у них хоть отбавляй. — Почему, черт побери, вы сперва мне ее не показали?!

Уловив краем глаза какое-то движение, я оглянулся, но поздно. Его светлость уже исчез. Истинно по-английски. Говорят, аристократия и полиция на дух друг друга не переносят.

Мэтьюс бухнулся за наш столик и раздраженно побарабанил по столешнице пальцами.

— Чепуха какая-то, — проворчал он на пару октав ниже. — Ну, подумаешь, записка — а может, они ее для отвода глаз вместе написали?..

— Ну, прямо в точку! — восхитился Джордж. Я пнул его под столом. Джордж скис.

— А почему Маргарет Дейн не оставила записки? — поинтересовался я. — Или вы ее утаили в интересах следствия, которого не было?

Мэтьюс ответил свирепым взглядом.

— Не было никакой записки. Ну, и что тут такого? Почему не оставила? Откуда мне знать? Может, настроения не было писать, было только в петлю лезть. Чего вы все ворошите? А ту записку — попрошу отдать.

— А вам-то зачем? Что вы, солить ее будете?

— Острите, острите, вам зачтется…

— Ладно, Мэтьюс, когда вы осматривали помещение с повешенной, неужели ничего странного вам на глаза не попалось?

— Чего?

— Странного, говорю…

— Да слышу я. Не было ничего странного. Разве что, — Мэтьюс с чуть озадаченным видом пожал плечами. — Похоже, повесилась она со второй попытки.

— Чего?

— Ну, всякое бывает. То петлю не так закрепят, то…

— Да с чего вы взяли, Мэтьюс?!

— Коронер сказал, у нее были легкие синяки где-то на локте и колене, как если бы она упала, и большая свежая шишка на голове. Ну, будто она сорвалась да головкой приложилась, а потом все же довела начатое до конца…

Я поперхнулся и вскочил. Откашлялся и потряс указательным пальцем, пока ко мне не вернулся голос.

— И вы молчали?! Господи, да если только у вас на глазах кого-нибудь не пристукнут, вы вообще хоть что-нибудь заподозрите?!

— Я в своей жизни всякого насмотрелся, — огрызнулся Мэтьюс. — У нее был мотив, чтобы повеситься. А вот, чтобы ее убивать — кому это было надо?! Она в завещании не упоминалась!

— Кстати о завещании, — вставил Джордж. — А в нем ничего странного не…

— Не начинайте заново! — взвыл Мэтьюс. — Чтобы я поверил, что этот божий одуванчик дворецкий все это натворил. Да чтобы потом еще, уже отдав концы, кого-то повесил — это уж, знаете ли, через край…

— А его сын? — напомнил я.

— Я же вам уже говорил, — мягко сказал Мэтьюс. — Он малость слабоумный. И оружия в руках в жизни не держал, разве что бритву с помазком да нож с вилкой. И чтобы так спортивно — хотя и с пяти выстрелов, но сплошь смертельные раны — так не бывает. Рука профессионала. Вот Элсмир — спортсмен. Он мог. А этот — ха! — как же! Где он этому учился? В заведении для умственно отсталых?!

— Спортсмен, говорите… — проворчал Джордж, пристально глядя на пустой стакан его светлости.

— Это ясно как дважды два, — заявил Джордж. — Убийца — он. Этот бред о карточном долге, и попытка выяснить, как ему найти Джейн Потс — не иначе как, чтобы заткнуть ей рот, я уверен.

— Не думаю. По-моему, убийца — не он.

— Это почему же, потому, что он тебе польстил?

— Нет. Потому, что рассказал о записке.

— О положении вещей, из-за которого Маргарет Дейн вполне могла повеситься?

— Вряд ли. Мэтьюс меня как-то разубедил своими предположениями о двойном повешении. Не верю. А по поводу записки…

— Тогда выходит, что Джейн лгала, убеждая нас, что между ними все было кончено.

— Ну, и что? Она лгала и до этого. А может, Маргарет и ее ввела в заблуждение. Хотя, не думаю. Наверное, она просто пыталась так по-своему убедить нас в том, что у Маргарет не было повода к самоубийству. И ничего больше.

— Не верю, — сказал Джордж.

— Да ты вспомни только, что она плела.

— Я помню только, что то, что она наплела, появилось в нашей газете…

— Бывает! Развитие событий с продолжением! Совсем для нас неплохо.

— Угу, конечно…

— Конечно. Что ты переживаешь? Мир полон вранья. Среди всего этого я себя чувствую просто белоснежным ангелом…

— Выпачканным в типографской краске…

— Да и с перьями мы дело имеем. Ты мне лучше скажи, Если Джейн лгала ради Маргарет, а его светлость, возможно, ради Элсмира, то ради кого лгал дворецкий?

— Ради его светлости.

— Джордж! Прекрати!

— Еще чего. Дворецкого можно было припугнуть или подкупить. А нечистая совесть добила старика в момент оглашения завещания…

— Про нечистую совесть охотно верю! Но ради кого стоило взваливать на нее такое бремя!

— Джек, ты опять…

— Слышал я все о слабоумных. Хотелось бы, кстати, проверить…

— Джек, если бы старик в тот день не умер и получил все наследство, ты не стал бы подозревать этого беднягу. Но дворецкий умер своей смертью.

— А его светлость в тот вечер до полуобморока резался в карты в клубе. Причем выиграл в конце концов. А потом уж выяснил, что и долг-то отдать некому. Он, конечно, паршивец, слов нет, людей с лестниц спускает, но циничное убийство я ему приписать не могу. Он разве что в припадке гнева расстреляет все китайские вазы — главное, чтобы грохоту было побольше, и успокоится.

— Джек, у тебя богатое воображение. Ты сам изобретаешь людям маски, а потом исходя из них и рассуждаешь. Тебе бы романы писать, а в реальной жизни…

— А в реальной жизни — знаешь, куда мы завтра едем?

— Что? — с тревогой переспросил Джордж.

— Прогуляемся заглянуть в то заведение, где воспитывался наш слабоумный, и выясним, насколько у него были проблемы с головой, и в чем это выражалось.

Джордж вскочил, роняя бумаги.

— Да ты знаешь, где это?!

— Далековато. Зато Мэтьюс нас завтра не найдет и не набьет нам шишек по поводу той шишки, о которой мы написали.

— Да ладно, когда он злился всерьез?! И потом, ты что, думаешь, что полиция там без нас не побывала? Не верю.

— А я верю, что полиция ничего всерьез не делает. Могла и этого не сделать. Значит, едем. Раз я так решил!

Полиция всецело оправдала мои ожидания… Когда мы, несколько уставшие и подавленные, вернулись со своей добычей, Мэтьюс сидел в редакции и брюзжал с секретаршей и разносчиком по поводу того, какие мы гады. Видимо, это он и называл настоящей работой.