Две возможности

В темноте слышалось свистящее дыхание пожилого врача.

Дверь в другом конце коридора неожиданно открылась, и через нее из комнаты в коридор протянулась полоска света. Левая рука Кена метнулась к невидимой стене и повернула выключатель, осветив коридор.

Они услышали, как Кен спокойно произнес:

— Стойте на месте.

Эллери побежал по коридору и остановился, отодвинув в сторону Риму.

Комната оказалась кабинетом со старинным письменным столом и книжными шкафами в стиле мебели испанских католических миссий в Калифорнии и черной кожаной кушеткой, одно из двух окон было открыто настежь, несколько ящиков стола выдвинуты, в один из них запустил свою грязную ручищу Никола Жакар, его вторая рука сжимала карманный фонарик.

— Что вы здесь делаете, Жакар? — осведомился Кен.

Жакар облизнул губы и снова закрыл рот.

— Что вы искали? — спросил Эллери.

Но Жакар только пялил на них глаза.

— Ник, — заговорил Додд дрожащим голосом. — Разве я когда-нибудь посылал вам счет за операцию Эмили? За спасение ноги маленького Андре? За роды вашей жены, когда она произвела на свет младшую тройню? И таким образом вы меня отблагодарили, Ник?

Жакар молчал. Его стеклянные глаза бегали по сторонам.

— Вы ничего из него не вытянете, — сказала Рима. — Он умеет только пить и воровать. Даже мой отец ничего не мог с ним поделать. — В ее голосе опять зазвучала горечь.

Жакар вновь облизнул губы.

— Квин, возьмите револьвер и держите его на прицеле, — велел Кен Уиншип. — А я найду веревку, чтобы связать его…

«Это научит тебя никогда не спускать глаз с загнанного в угол человека», — подумал Эллери, резко выбросив руки вверх и вбок, сбивая Риму с ног, заставляя пригнуться доктора Додда и прикрывая обоих своим телом. Как только Уиншип чуть повернул голову, Жакар прыгнул вперед, точно зверь, протянув свои лапы к оружию. Оба покатились по полу — Кен изо всех сил вцепился в револьвер. Эллери не мог ему помочь, так как тоже лежал на полу, прикрывая Риму и старого доктора. Внезапно грянул выстрел, и все застыли.

Оба противника оставались на полу, вцепившись друг в друга.

Рима с криком выбралась из-под Эллери. Он тоже подбежал к противникам и, протянув руку, ощутил на ней теплую кровь.

— Кен! — в ужасе закричала Рима и тут же радостно воскликнула: — Это не Кен!

Лицо Уиншипа застыло. Эллери помог ему встать. Он попытался вырваться, глядя на Ника Жакара, по Эллери остановил его:

— Нет, Кен. Пускам этим займется доктор Додд.

Через некоторое время пожилой врач поднял голову. Его лицо нервно подергивалось.

— Он мертв.

— Мертв?! — испуганно переспросил Кен.

— Пуля попала прямо в сердце, Кеннет.

— Я убил его!

— Дорогой, он ведь хотел отобрать у тебя револьвер, — быстро сказала Рима. — Мы все это видели. Это не твоя вина, Кен.

— Однажды я убил фрица в Италии. Здоровый был громила, как Жакар. Он завертелся, как балетный танцор, а потом рухнул лицом вниз и остался на коленях кверху задом, точно молящийся араб… Мертв?

— Уведите его отсюда, — тихо сказал Эллери доктору Додду и Риме. — Дайте ему успокоительное, доктор, и повторяйте, что он не виноват. Идите скорее! Я должен позвонить шефу Дейкину.

Шеф полиции Дейкин, которого подняли с постели, прибыл без четверти два ночи, а прокурор Шалански, вынужденный покинуть вечеринку где-то на Скайтоп-роуд, — только в четверть третьего. Жалуясь на головную боль от выпитых коктейлей, прокурор округа Райт обменялся с Эллери вялым рукопожатием и добавил, что преступление следует за Квином по пятам, словно сборщик налогов. Эллери выразил надежду, что все происходит как раз наоборот.

Казалось, никто, за любопытным исключением Гарри Тойфела, не принял близко к сердцу смерть городского вора. Кен был поглощен собственными психологическими проблемами; Рима была поглощена Кеном; Эсси Пингарн, прибежавшая вниз в бумажных папильотках и удивительно элегантном купальном халате с красными розами, упала в обморок и, будучи приведенной в сознание доктором Доддом, погрузилась в бурные воды религии; миссис Фаулер, бледная, но демонстрирующая стальные пуританские гены, суетилась вокруг с кофейником, теребила слуховой аппарат и заявляла, что у Господа свои пути наказания грешников; доктор Додд почти повеселел, обмениваясь с шефом Дейкином шутками насчет лицензии на оружие, рассказывая истории из своего опыта, касающиеся гибели от огнестрельных ран, и казался воплощением силы (это не слишком удивляло Эллери, которому доводилось видеть, как смерть оказывает на людей ложно бодрящее действие); Дейкин и Шалански занимались Жакаром, словно он был всего лишь очередной карточкой в их картотеке. Что касается Гарри Тойфела, то он появился, как средневековый монах, в длинном халате земляного оттенка и с мрачным стоицизмом встал на вахту возле тела приятеля. Странно было видеть его ноги в мягких шлепанцах с налипшими комьями земли прямо рядом с лицом мертвого друга. Тойфел спал в комнате над гаражом позади дома, некогда служившим каретным сараем, и приплелся через задний сад.

— Нет, я крепко спал, — ответил он прокурору Шалански, — и ничего не слышал, пока меня не разбудила ваша сирена.

— Возможно, для Жакара было бы лучше, если бы вы не спали, — заметил Дейкин.

Но Тойфел покачал головой:

— Ник все равно рано или поздно влез бы в какую-нибудь скверную историю. Он был озлобленным человеком — всю жизнь катился под гору и не мог остановиться.

— Ну, теперь ему это удалось, — с усмешкой промолвил Шалански и отвернулся.

Тойфел продолжал стоять возле трупа.

Мальвина Прентис прилетела как метеор из космоса. Эллери видел из окна, как она «приземлилась» в своем похожем на ракету автомобиле, его серебряный корпус отражал свет уличных фонарей. Люди Дейкина оцепили участок перед домом Додда, на них напирала толпа, и все, включая полицию, пялили глаза на серебряного монстра. Издательница, очевидно, прибыла с вечеринки, как и Шалански, — на ней были серебристое вечернее платье с истинно полинезийским декольте и такая же накидка. Когда она плыла по дорожке с неизменным Фрэнсисом О'Бэнноном в кильватере, то выглядела столь же невероятной для Райтсвилла, как марсианский полководец. О'Бэннон, однако, явно не был извлечен с субботнего званого ужина. Он нуждался в бритве, его аккуратный костюм был измят, а шнурок на одном из ботинков волочился следом. Но если Фрэнсис казался недовольным, то лишь временно. Очутившись в доме, он извлек блокнот и карандаш и послушно побрел за своим боссом.

Казалось, мисс Прентис явилась проследить, чтобы восторжествовало правосудие.

Когда ей сообщили факты — Шалански был сама любезность, как подобает человеку, надеющемуся стать кандидатом в конгресс и завоевать электорат с помощью прессы, — аристократические ноздри Мальвины затрепетали, словно чуя запах коррупции, и она потребовала интервью «с убийцей несчастного отца двенадцати осиротевших детей». Вмешательство джентльмена из Нью-Йорка предотвратило нанесение увечий со стороны Римы Эндерсон королеве прессы. Эллери с улыбкой объяснил, что выстрел произошел случайно и по вине убитого, поэтому любые попытки «Архива» возбудить общественное мнение против доктора Уиншипа в преддверии дознания были бы циничными, несправедливыми, предубежденными и достойными желтой прессы. В заключение он осведомился у мисс Прентис, как она поживает, на что та рассмеялась, и неприятный инцидент был исчерпан, угрожая рецидивом, когда Гарри Тойфел задумчиво произнес:

— Человек, который ожидает прочитать правду в газете, может с таким же успехом ждать милосердия от скорпиона.

Когда мисс Прентис наконец удалилась в сопровождении мистера О'Бэннона, с его исписанным каракулями блокнотом, все вздохнули с облегчением.

Вскоре два человека из похоронного бюро Данкана увезли тело Никола Жакара на временное хранение в морг, где его должны были обследовать коронер Грапп и присяжные. Доктор Додд пробормотал, что ему нужно подумать, как помочь вдове и детям Жакара. Гарри Тойфел проводил тело друга до вяза на передней лужайке. На его длинной физиономии застыло выражение монашеской мудрости.