Кавалькада

Доктор улыбнулся.

— Пользовалась.

— Какое отношение она имеет к вашему институту?

— Знаете, она же проститутка?

— Да.

— Она раздает мои психобиологические анкеты своим друзьям, затем собирает их и передает мне. Она мне очень помогает. С ее помощью я получил массу важных сведений.

— А что вы сказали мисс Тернер? О том, где можно найти мисс Мангейм?

— То же самое, что и полицейским. Скорее всего. Грета в баре «Топфкеллер» на Шверинштрассе. Она часто захаживает туда днем.

— Спасибо, доктор.

— А вы, — сказал он, — тоже сыщик-пинкертон, не так ли?

— Да.

— А вы бы не хотели заполнить анкету? Мне было бы очень любопытно получить ответы сыщика-пинкертона, как женщины, так и мужчины. Я просил мисс Тернер, но она сказала, что торопится.

— Простите, доктор, мы тоже спешим. Может, как-нибудь в другой раз.

— Я слышал об этом баре, — сказал Пуци.

— Да?

Мы снова сидели в такси, направляясь по аллее Хофйегер на юг через Тиргартен.

— Да. Это пристанище лесбиянок, — мрачно заявил он. — Там их тьма тьмущая.

— Пуци, — сказал я, — мы с вами расследуем преступление. И не можем выбирать место, где нам удобнее задавать вопросы.

— Сначала этот грязный карлик, этот Гиршфельд, с его мерзкими причиндалами. — Он вздохнул. — Теперь лесбиянки.

— Хотите — подождите на улице. А я должен разыскать мисс Тернер.

— Нет-нет, Фил, — живо возразил он. — Мне и в голову не могло прийти пустить вас туда одного.

Я улыбнулся.

— Благодарю вас, Пуци.

До дома номер тринадцать на Шверинштрассе мы добрались только к четырем часам. Спустились по ступенькам и вошли в широкую деревянную дверь. Внутри бар «Топфкеллер» представлял собой большую комнату, обшитую резным деревом; стены но всей длине тут и там покрывали расписанные вручную фрески с изображением леса и сцен в джунглях. С высокого потолка свисало никак не меньше сотни бумажных журавликов длиной едва ли не метр каждый, с изящными крыльями, будто паривших в облаках табачного дыма. По-видимому, наступил час коктейлей.

Женщины сидели за большими складными столами, накрытыми скатертями, и за столиками поменьше, расставленными вдоль стен вокруг паркетного танцевального пятачка. Оркестр не играл, по две пары, женские, медленно танцевали, прижавшись щекой к щеке. Еще несколько пар, скорее всего туристы, рассматривали помещение с не меньшим вниманием, чем посетители — музей Института сексологии. Были там и мужчины — одни выглядели богатыми и неуемными, другие просто неуемными.

Мы с Пуци прошли к длинному бару с оцинкованной сверху стойкой. Два стула оказались свободными — между высокой женщиной справа и грузным мужчиной с широкой спиной, втиснутой в узкий коричневый пиджак, слева. Пуци опустился на стул рядом с мужчиной, напомнив мне немного циркового медведя, карабкающегося на одноколесный велосипед. Я сел на другой стул.

Высокая женщина повернулась ко мне и смерила меня взглядом. Ее карие глаза, глядевшие из-под короткой челки темных волос, были подернуты легкой поволокой. Брови были жирно обведены карандашом и походили на крутые арки, губы — накрашены помадой цвета артериальной крови. Она сказала что-то по-немецки.

— Простите, — сказал я, — по-немецки не говорю.

Вмешался Пуци.

— Вот видите, Фил, что творится в таких местах? Она садомазохистка. Проститутка. Интересуется, не желаете ли вы отведать ее плетки.

Я улыбнулся ей.

— Спасибо, — сказал я. — Но пива я желаю больше.

Пуци перевел.

Она отвернулась со скучающим видом и отпила глоток из своего стакана — что-то бледно-зеленое и полупрозрачное, скорее всего абсент.

— Так мы возьмем пива? — спросил Пуци. Идея насчет пива всегда была ему по душе.

— Да. И поговорим с барменшей.

Барменшей оказалась миловидная полная блондинка в голубом фартуке поверх черной шелковой блузки и черной хлопчатобумажной юбки. Губная помада белого цвета, глаза сильно подведены черной тушью. Пуци сообщил ей наш заказ, а я достал бумажник, вынул из него банкноту в двадцать долларов. Когда женщина принесла пиво и поставила кружки на стойку, я положил между ними двадцатку. Она взглянула на меня. Двадцать долларов были крупной суммой в Берлине — она вряд ли могла заработать больше даже за две недели.

Я обратился к Пуци:

— Спросите ее насчет мисс Тернер.

Когда он произнес имя Грета Мангейм, я заметил, что взгляд барменши переметнулся на грузного мужчину слева от Пуци.

— Nein, — сказала она и добавила еще что-то.

— Она говорит, — сообщил мне Пуци, — что не видала Грету Мангейм. Но всю первую половину дня она была занята — работала за стойкой. Возможно, эта самая Мангейм сидела за одним из столиков и разговаривала с мисс Тернер.

— Она знает, где живет Мангейм? — спросил я.

Пуци перевал вопрос.

— Nein, — сказала она.

— Окажите ей, пусть она порасспросит официанток, — попросил я Пуци.

Он перевел.

Барменша кивнула и потянулась к деньгам. Я прижал банкноту пальцем.

— Только после того, как у нас будет адрес Греты Мангейм, — объяснил я.

Пуци перевел. Она пожала плечами и направилась в дальний конец бара, где ждала официантка.

Пуци поднял кружку и протянул ее в мою сторону.

— Prosit. [30]

Я поднял свою кружку и чокнулся с ним.

— Ваше здоровье, Пуци!

Мы выпили.

Грузный мужчина, сидевший слева от Пуци, встал. Если он уйдет, я пойду за ним. Мне хотелось выяснить, почему барменша так на него посмотрела, когда я произнес имя Греты Мангейм.

Но он не ушел, а, обойдя Пуци, подошел ко мне. Тут я сообразил, что был прав, назвав его грузным, но ошибся, приняв за мужчину. Это была женщина. Широкая в плечах и с мускулистым торсом, распиравшим синюю хлопчатобумажную рубашку. На ней были широкие и чересчур длинные черные штаны, собиравшиеся в складки поверх тяжелых кожаных рабочих ботинок. Короткие жирные, немытые светлые волосы слева расчесаны на пробор. Никакой косметики. Тонкие поджатые губы, над ними курносый нос. В углу рта повисла дымящаяся сигарета, и ее маленькие серые глазки щурились от дыма.

Я повернулся на стуле лицом к ней. Пуци еще ее не заметил. Он наслаждался пивом, с удовольствием вглядываясь в кружку, которая уже почти опустела.

Мужеподобная женщина остановилась в нескольких десятках сантиметров, сунула руки в карманы куртки и что-то сказала. Пуци удивленно оглянулся.

Она повторила то же самое. Ее правая рука в кармане шевелилась, будто лаская любимую игрушку. Пуци повернулся ко мне.

— Видите, Фил?

Не сводя глаз с женщины, я спросил:

— Что она сказала?

— Ей хочется знать, что мы здесь делаем.

— Переведите: мы ищем мисс Тернер и Грету Мангейм.

Он перевел.

Женщина заговорила. При этом она продолжала смотреть мне прямо в глаза.

— Вы зануды, — перевал Пуци. — Убирайтесь отсюда к чертям собачьим.

— Это невозможно, — сказал я ей.

Тогда она заявила:

— Стоит мне только свистнуть, и здесь будет с десяток моих друзей, они превратят вас в кровавое месиво. Обоих. — Рука в правом кармане снова шевельнулась.

Глава шестнадцатая

Переведя ее слова, Пуци добавил:

— Знаете, Фил, может, нам и правда лучше отсюда убраться?

Я все еще в упор смотрел на женщину — она тоже не сводила с меня глаз.

— Скажите ей, — попросил я, — что мы ищем фрейлейн Мангейм и мисс Тернер, потому что им грозит опасность. Одну женщину уже убили. Если эта дама дружит с Мангейм, она должна сказать нам, где ее найти. И мисс Тернер.

Женщина перевела взгляд с меня на Пуци, потом снова уставилась на меня.

— Кто вы? — перевел ее слова Пуци.

— Меня зовут Бомон. Я сыщик-пинкертон. Мисс Тернер — моя коллега.

Она кивнула на Пуци:

— А он кто?

— Друг.

Она еще немного посмотрела на меня, вероятно, прикидывая, стоит ли поступиться гордостью ради безопасности фрейлейн Мангейм. Затем сказала: