Чисто научное убийство

— Не было у Флешмана любимой девушки, — сказал профессор, — я попрежнему не вижу логики.

— Значит, было что-то другое, — я не стал спорить. — Так вот, вы уехали, доведя Флешмана до кондиции, и он, будучи человеком, хоть и поддающимся влиянию, но талантливым, рассчитал поле нужной конфигурации и в нужный момент слепил в установке стилет из ферромагнитного порошка. Орудие, которое просуществовало меньше минуты. Но этого времени оказалось достаточно, чтобы подойти к Груберману, вонзить острие ему в спину, вернуться на место и бросить нож в одну из кювет, стоявших на столе. Через пару секунд вместо стилета лежала горка металлического порошка, к которому вызванные Берковичем полицейские не проявили никакого интереса. Они не порошок искали, а нож… А потом еще Шуваль влез со своим признанием. Он-то понял, что произошло, да и Беркович потом, надо думать, разобрался. Шуваль уже бывал в шкуре Флешмана и бранил себя за то, что не решился даже дать Груберману в зубы. Флешман молод, талантлив, у него все впереди, а у него, Шуваля уже и невесты нет, и годы не те… В общем, сыграл в благородство, о чем, возможно, уже жалеет. А вам, профессор, сам комиссар сообщил по телефону, что план ваш полностью удался. И что полиция вас не подозревает.

— Что ж, — сказал Брандер, — логику я теперь понял. У историков богатое воображение.

— Но вы не можете отрицать, что тема «магнитострикция и так далее» означает именно то, что я сказал.

— Безусловно. Это хорошее исследование, у которого большое будущее. Я должен был доложить в Штатах о результате эксперимента, и, если бы не ваш звонок…

— Кстати, — сказал я, — у доклада был единственный автор — вы.

— Потому что это моя работа, — холодно заявил профессор, — помощь докторантов велика, но это еще не основание для… Впрочем, мы ведь говорим не о науке, а о Грубермане, которого, по вашему мнению, Песах, убил Флешман.

— Больше некому, — подтвердил я. — Только он имел возможность создать стилет. Только он имел возможность его использовать. И если бы полиция еще в пятницу удосужилась исследовать металлический порошок в кюветах, а не переворачивала все в лаборатории в поисках того, чего там нет…

— Песах, — подал, наконец, голос Роман, я уж было подумал, что он действительно уснул в своем кресле, — Песах, оставь полицию в покое. Порошок из кювет был взят на исследование в пятницу, и в нем обнаружили следы крови. Собственно, ты прав в одном: тогда я думал, что стилет могли спрятать в кювете, засыпав порошком, а потом вынести… Глупая идея — порошка было слишком мало, но ничего другого мне не пришло в голову.

Роман пружинисто вскочил на ноги и подошел к креслу, в котором профессор Брандер продолжал изучать текстуру моего потолка.

— На вашем месте, профессор, — сказал он, — я не был бы так спокоен. Вы уверены, что убил Флешман, а все остальное — психология, и доказать вашу причастность не удастся. Но, видите ли, Груберман действительно был талантлив. Гнусная личность, согласен, но талант. И когда вы заявили себя единственным автором доклада… Он сложил «алеф» и «бет» и понял, что должен обезопасить себя. Он, впрочем, полагал, что вы начнете сводить с ним счеты, вернувшись с конференции, и это стоило ему жизни. Но в его комнате в общежитии мы нашли полное описание экспериментов и вашей в них роли. Это раз. Второе: в виновность Шуваля я не верил ни минуты. И, кстати, именно по психологическим причинам, которые вы, профессор, считаете несущественными. Само признание я воспринял как аргумент в пользу его невиновности. Оставались Беркович и Флешман. Из них двоих — тоже, кстати, по причинам психологическим — Беркович был менее вероятным подозреваемым. А Флешман, когда мы ему сегодня объяснили, что вовсе не Груберман был причиной того, что девушка его бросила, признался во всем. Мы уже провели следственный эксперимент. Хороший, кстати, оказался стилет, очень острый. В прах он рассыпался через сорок три секунды. Как утверждает Флешман, это замечательный научный результат. Не так ли, профессор?

— Глупости, — повторил Брандер, но голос его уже не звучал так же уверенно, как минуту назад. — Никто ничего не докажет.

— Ну как же, — добродушно сказал Роман, — расчет конфигурации поля вы ведь проводил сами, потом перебросили файл на компьютер Флешмана, а свой стерли. Но, видите ли, наши полицейские хакеры знают свое дело не хуже, чем вы свое. Файл, естественно, восстановили. Специалисты говорят — классный был расчет.

— Ну ты даешь, — сказал я Роману, когда профессора увезли на вызванной комиссаром патрульной машине, — мог бы хоть намекнуть, что тоже идешь по этому следу.

Роман сидел в кресле, полузакрыв глаза, и теперь, похоже, дремал по-настоящему. В ответ на мое замечание он только слабо пожал плечами и пробормотал:

— Ты еще и садист, к тому же: выдернул Брандера с конференции, не дав ему сделать доклад.

Он помассировал пальцами виски и поморщился.

— Согласись, — смиренно сказал я, не желая вызвать гнев комиссара, — согласись, что в научных кругах даже убийства имеют свою специфику.

— Угу, — промычал Роман, — именно и только поэтому я позволил тебе, Песах, влезть не в свое дело. Все же у тебя мышление тоже… э-э… немного сдвинутое, хотя ты и не физик, а всего лишь историк.

Мне пришлось обидеться, потому что Роман этого хотел.

— По-твоему, — спросил я, — я тоже могу убить человека?

— А чем ты еще занимаешься, когда подаешь мне свой кофе? От такой гадости не откинет копыта только комиссар полиции!

Интерлюдия 2

Агата Кристи

БЫК ПОСЕЙДОНА

I

Девушка, ожидавшая Пуаро в гостиной, не выглядела испуганной. Она с любопытством оглядывала помещение, взгляд ее скользил по корешкам книг, по коллекции оружия на стене, и наконец, остановился на хозяине квартиры, тихо вошедшем в комнату.

— Месье Пуаро? — сказала посетительница, и голос ее прозвучал напряженно, хотя и без тени робости.

— Эркюль Пуаро, к вашим услугам, — отозвался великий сыщик и, пройдя к своему креслу, сел так, чтобы видеть не только лицо неожиданной гостьи, но и всю ее ладную фигуру. — Вас зовут…

— Диана Мейберли, — быстро сказала девушка, — я живу в Лойд-Мейноре..

— И дело, которое привело вас ко мне, касается вашей семьи, причем вам бы очень не хотелось какой-либо огласки.

— Да… — протянула Диана и неожиданно выпалила на одном дыхании: — Месье Пуаро, он не мог сделать того, в чем его обвиняют!

— Его? — Пуаро сложил руки на животе и с интересом посмотрел на посетительницу. — Вашего жениха? Брата?

— Моего отца, месье! Чарлза Чендлера.

— Чендлер, — Пуаро приподнял брови. — Ваша фамилия — Мейберли, сказали вы?

— Да… Видите ли, месье Пуаро, Чарлз мне не отец, а отчим, он женился на моей матери, когда мне было всего три года, и всегда относился ко мне, как родной отец… нет, даже лучше, чем мог бы…

Девушка запнулась, и Пуаро подбардивающе кивнул:

— Продолжайте, пожалуйста. Кто же и в чем обвиняет вашего отчима Чарлза Чендлера?

— Трудно сказать в двух словах… Началась эта странная история довольно давно…

— В таком случае, начните с самого начала. И прошу вас, не нужно волноваться.

— Хорошо, месье Пуаро. Наш дом, Лойд-Мейнор, находится в Кавершеме, это в десяти милях от Лондона, в Оксфордшире. Кавершем — городок небольшой, там редко что случается. И поэтому, когда три месяца назад разгромили квартиру миссис Лоуренс, город обсуждал это целую неделю.

— Разгромили? — заинтересованно спросил Пуаро.

— Ночью кто-то проник в дом через заднюю дверь и учинил настоящий разгром в комнате, которая примыкает к спальне. Сбросил на пол книги, вытащил ящики из столов, повалил торшер и стулья…

— Я полагаю, в доме в этот час никого не было?

— Там живет старая миссис Лоуренс, ей семьдесят, и она глуха, как тетерев. Она утверждала, что слышала сквозь сон какой-то шум, но так и не поняла, то ли это ей снится, то ли что-то на самом деле падает и грохочет… Во всяком случае, она не встала, и обнаружилось все только утром, когда пришла служанка, чтобы приготовить миссис Лоуренс завтрак.