Находка на Калландер-сквер

— Не совсем верно. — Реджи подобрался еще ближе к огню.

«Почему бы этому паршивцу Гарсону не предложить мне выпить?» — Он взглянул на Кэмпбелла и увидел, что тот насмешливо изучает его сквозь прищур голубых глаз. Чертов парень знает, что Реджи хочет выпить, и специально не предлагает. Отвратительное чувство юмора у досточтимого Гарсона Кэмпбелла.

— Итак? — хозяин дома ждал продолжения.

— Я немного беспокоюсь насчет полиции. — Сотерон избегал его взгляда и делал вид, будто знает что-то такое, чего не знает Кэмпбелл. — Вынюхивает что-то среди слуг. Не знаю, насколько ответственны эти полицейские. Обычный парень из рабочего класса, естественно. Распускает разные слухи, не осознавая, какой вред он может нанести. Фредди со мной согласен.

— Фредди?

— Видел его вчера. — Реджи сказал это так, словно речь шла о чем-то обыденном. — Он растолковал, насколько неприятно это может оказаться для всех нас. Начнутся разговоры, будто здесь живут личности сомнительного поведения, держат безнравственных слуг… И вообще мы станем образцом дурного вкуса. Ты знаешь, это нехорошо. Не хочется быть предметом насмешек, даже если это только предположения.

У Кэмпбелла уголки рта поползли вниз.

— Хорошо. Я принимаю твою точку зрения. — Его голос слегка дребезжал. — Трудная ситуация. Даже если люди не верят в это, они начнут делиться слухами друг с другом. Будут считать наше присутствие в клубе оскорбительным, будут смеяться над нами… — Его лицо потемнело. — Отвратительная неприятность! Какая-то идиотка, которая… — И тут его гнев вдруг прошел. — Так уж устроен мир. Бедная потаскушка. Кстати, зачем ты пришел ко мне, кроме того, чтобы выразить соболезнование?

Реджи глубоко вздохнул:

— От простого соболезнования немного пользы.

— Совсем никакой, — согласился Кэмпбелл.

— Нужно предотвратить неприятности до того, как они начнутся.

На лице Кэмпбелла в первый раз отразилась заинтересованность.

— Тайно поговорить с дворецким или с домоправителем, чтобы они побеседовали с остальными слугами. И проследить за тем, чтобы тот или другой присутствовали во время общения полицейского со слугами. Они должны убедиться, что не было сказано никаких глупостей. Вполне естественно, как думаешь? Не допускать никакого давления на молодых слуг, защищать их…

Кэмпбелл нагло рассмеялся. Слова приятеля явно его позабавили.

— О, Реджи, не ожидал от тебя такой остроты ума или, лучше сказать, такого здравого смысла.

— Так ты примешь меры?

— Мой дорогой друг, в моем доме уже все знают, что пустая болтовня будет стоить им средств к существованию. Но я должен признать, что нужно еще раз объяснить дворецкому и домоправителю, чтобы кто-то из них присутствовал, если, как его зовут… Питт… снова вернется. Лично я думаю, что они, вероятно, бросят это дело после нескольких показательных попыток расследования. В конце концов, кому есть дело до того, что какие-то служанки родили двух мертвых младенцев? Вряд ли стоит поднимать шум в таком престижном районе, как наш. Этот парень поймет, что он не сможет найти ничего серьезного и лишь обидит многих людей, которые, в свою очередь, могут превратить его жизнь в сплошной кошмар, если он что-то обнаружит. Не расстраивайся, Реджи. Они немного побегают вокруг, чтобы выказать рвение, и тихо позволят этому делу умереть. Хочешь стакан портвейна?

Прошло некоторое время, пока Реджи переваривал идею Кэмпбелла, потом вдруг понял, что тот наконец-то предложил ему выпить.

— Да, — согласился он снисходительно. — Спасибо. Это очень любезно с твоей стороны.

— Не за что. — Кэмпбелл посмеялся про себя и пошел к журнальному столику за графином.

Огаста знала о недомогании Кристины, но сначала не придала этому особого значения, разве что посочувствовала. Леди полагала, что дочь съела или выпила что-то не то, и организм среагировал таким образом. Но, увидев Кристину в руках этого гнусного слуги Макса, она вспомнила про недомогание дочери с большим беспокойством. Когда оно случилось снова неделей позже, и леди Балантайн услышала от горничной, что Кристина решила утром полежать подольше, она поняла, что это сигнал тревоги.

Огаста не хотела, чтобы генерал Балантайн узнал об этом. Толку от него все равно никакого — если, конечно, ее самые худшие предположения подтвердятся. Если же ничего подобного нет, то нет и причин его тревожить.

Они с мужем завтракали в столовой, когда горничная сообщила ей о Кристине. После минутной молчаливой паники она вежливо поблагодарила женщину и велела ей вернуться к Кристине и заботиться о ней. Затем она попросила генерала передать ей апельсиновое варенье, чтобы намазать на хлеб.

— Жаль, — сказал генерал, передавая супруге баночку с вареньем. — Бедная девочка! Надеюсь, ничего серьезного. Хочешь послать за доктором? Всегда можно попросить Фредди заскочить, если она не хочет создавать шум.

— Он ничем не сможет помочь при расстройстве желудка, — спокойно ответила Огаста. Последнее, чего она сейчас хотела, — это визит доктора. — Фредди хороший врач, но он вряд ли чем-то поможет. Осенью всегда бывают какие-нибудь эпидемии. Я прикажу кухарке сделать ей травяной чай. Без сомнения, он принесет ей пользу, как и любое другое лекарство. Я уверена, через день или два это пройдет.

Генерал посмотрел на жену с легким удивлением, но, вместо того чтобы возразить, продолжил есть жаркое из почек, бекон, яйца и поджаренный хлеб.

Когда Огаста закончила завтрак — не спеша, так, чтобы не показать, что куда-то торопится и чтобы не привлечь ненужное внимание, — она извинилась и пошла наверх.

Если нет причин для тревоги, тем лучше, но если ее худшие страхи оправдаются… Она вспомнила, как ее дочь и лакей ласково касались друг друга в чуланчике, как руки дочери нежно гладили шелковое платье на талии… А это действительно было. Тогда ей срочно нужно думать о том, как с этим поступить. Холодная дрожь пробежала по телу Огасты.

Если и есть надежда на разрешение ситуации, то только путем немедленных действий. С каждым дополнительным днем поиск этого решения будет даваться все труднее.

Женщины послабее давно бы сдались, но даже ее враги — а у нее их было несколько — никогда не отрицали, что Огаста очень сильная женщина. Но если она не добьется успеха, то Кристину ожидает жизнь, полная несчастий. Иметь незаконнорожденного ребенка считается грехом в обществе, в котором Кристина жила, в котором выросла и к которому принадлежат все ее друзья. Это единственное общество, к жизни в котором она приспособлена. И оно никогда не простит ей полностью ее грех. Конечно, можно было бы, действуя с особой осторожностью и раздавая деньги в нужных местах и нужным людям, придумать правдоподобную легенду, увезти дочь из Лондона на какой-то срок, чтобы она родила в деревенском поместье, и отдать ребенка на воспитание преданной женщине. Все это требует некоторой изощренности, но вполне возможно. Наверняка это уже делали другие. Кристина не первая и не последняя девушка, оказавшаяся в столь затруднительном положении.

Но если бы только это было единственной проблемой!

Еще был Макс — честолюбивый и жестокий тип. Конечно, она понимала с того самого дня, когда наняла его на работу, что главная его цель — самосовершенствование. Она решила, что эти качества сделают его отличным слугой. Честолюбивые мужчины обычно хорошие работники. Макс подтвердил это правило. Он с уважением относился к своей работе, вел себя безукоризненно, был пунктуален и очень вежлив. Огаста получала много похвал в его адрес. Но сейчас она упрекала себя за свою недальновидность. Следовало предположить, что человек с такими амбициями пойдет на все, чтобы добиться своей цели. И если надо, соблазнит для этого дочь своего хозяина. Огаста и мысли не допускала, что там могла быть какая-то любовь, взаимная или с одной стороны. Ей следовало получше присматриваться к дочери, она должна была бы увидеть эту слабость и вовремя защитить девочку. Иначе для чего нужны матери?