Убитая в овечьей шерсти

— Идемте посмотрим.

Они зашагали по проходу между тюками. Кладовщик включил дополнительное освещение, и проход теперь не тонул во мраке. Наконец он остановился и ткнул пальцем в последний тюк.

— Не угодно ли понюхать, мистер Джозеф?

Сэмми Джозеф склонился над тюком. Его тень легла на трафаретные буквы, цифры и грубый полумесяц.

— Это тюк с Маунт Мун, — сказал он.

— Знаю, — с раздражением произнес кладовщик. — Но ведь воняет?

— Да, — согласился Джозеф, — вы правы.

— Вот я и говорю: мертвая шерсть.

— Никогда я не закупал мертвую шерсть, тем более с Маунт Мун. И запах мертвечины идет из глубины тюка. Вы это чувствуете сами. Так что больше похоже на мертвую крысу. Разворошите-ка тюк.

Кладовщик вытащил складной нож и вонзил лезвие в переднюю часть тюка. Сэмми Джозеф наблюдал за ним молча, стропила у них над головами издавали слабые вздохи.

— Жарко, — сказал Сэмми Джозеф. — Северо-западный ветер. Ненавижу, когда горячий ветер.

— Тяжело, — согласился кладовщик. Он направил лезвие ножа вниз, вспарывая тюк. Нити мешковины треснули.

Над краем горой высилась белая шерсть.

— Вдохните-ка разок, — произнес кладовщик, выпрямляясь. — Вонь невыносимая. Можете сами проверить.

— Спасибо за любезность, я и отсюда чувствую. Хотите сигарету?

— Не откажусь, мистер Джозеф. Этой вонью дышать мало радости.

— Запах явно идет изнутри. Наверное, они прессом что-нибудь закатали в середину. Скорей всего, крысу.

— Мы ее вытащим, правда, сэр?

— Давайте вытряхнем эту шерсть. — Мистер Джозеф взглянул на свой опрятный шерстяной костюм. — Вы в рабочей одежде, — добавил он.

— Минуточку, мистер Джозеф. Она слишком плотно упакована.

Кладовщик вернулся, натянув на правую руку грубую холщовую рукавицу и вооружился крюком, который служил для распарывания тюков. Он вставил его в прореху и стал вытягивать клочья шерсти.

— Сейчас я вам ее вручу, сэр. Это же мертвая шерсть!

— Жуть какая! — проговорил мистер Джозеф. — Невыносимая вонь. Что еще там стряслось?

Кладовщик непристойно выругался. Его ладонь в рукавице была внутри прорехи, глаза и рот широко раскрыты.

— Я нащупал что-то!

— Крюком?

Кладовщик кивнул.

— Я не буду смотреть, — вдруг громко заявил он.

— Какого черта? — взвился Сэмми Джозеф.

— Этот тюк с Маунт Мун.

— Ну и что?

— Разве вы не читаете газет?

Сэмми Джозеф изменился в лице.

— Вы сошли с ума, — произнес он. — Вы просто свихнулись.

— Прошло три недели. Ее так и не нашли. Я был на фронте. Знаю, что эта вонь напоминает мне. Покойника.

— Катитесь ко всем чертям! — яростно заорал Джозеф. — Где, по-вашему, вы находитесь? В радиопьесе, что ли?

Кладовщик выдернул руку из тюка. Резким движением он сдернул рукавицу, с которой на пол полетели ржавые мокрые клочья.

— Вы же оставили крючок в тюке.

— …..с вашим крючком!

— Вытащите его, Арчи!

— ………!

— Да вытащите же его!

Кладовщик посмотрел на Джозефа почти с ненавистью. Незакрепленный лист железа на крыше загремел от ветра, и помещение склада наполнилось каким-то зловещим завыванием.

— Да что вы, в самом деле, — промолвил Сэмми Джозеф. — Ведь это всего лишь крыса!

Кладовщик опустил руку в прореху. Обнаженная выше локтя, рука напряглась. Не без труда он вытащил крюк и с недоверчивым видом держал его перед собой, рассматривая.

— Смотрите! — резко выкрикнул он. Повелительным жестом он отстранил мистера Джозефа, согнулся пополам, и его безудержно вырвало. К ногам Сэмми Джозефа упал железный крюк.

Прядь желтых с металлическим отливом волос обвилась вокруг него.

Глава 1

АЛЛЕЙН И МАУНТ МУН

Служебная машина вырулила из города на Большую тропу. Она круто поднималась вверх по отвесной дороге со свежескошенной травой, пока в поле зрения пассажиров не попала крытая железом крыша трактира и ферма, словно с детского рисунка: с крошечными лошадьми, привязанными к столбам, пятнышками овчарок и похожей на игрушечную одноколкой, съезжавшей вниз. Над этой картинкой из детского альбома холмики, ущелья, клочки пиний расступались и превращались в равнину, которая медленно разрасталась, доходя до пятидесяти миль в ширину, в то время как горизонт поднимался перед глазами пассажиров. Хотя вершины были скрыты тяжелой шапкой облаков, горы выглядели весьма внушительно. Промежуток между небесной крышей и зеленым поясом сокращался. Тропа карабкалась в небо. Пошел горный дождь.

— Въезжаем в полосу плохой погоды? — предположил пассажир на переднем сиденье.

— Выезжаем из нее, вы хотите сказать, — бросил водитель.

— Вы так думаете?

— Взгляните на небо, сэр.

Пассажир выглянул из окна, затем вернулся в прежнее положение.

— Угольно-черное и низкое, — произнес он, — но в воздухе пахнет свежестью.

— Смотрите вперед.

Пассажир с сомнением покосился на ослепшее от дождя ветровое стекло, но не увидел ничего, что подтвердило бы предположение водителя, разве что множество темных конусов с вершинами, срезанными облаками. Очертания Тропы словно размывались дождем. Дорога повисла над расселиной, на дне которой бился поток. Шофер переключил скорость, и машина взревела и застонала. По крыше забарабанил дождь.

— Это и есть вершина? — спросил пассажир и ахнул: — Боже, как великолепно!

Вершины гор, словно в марше, расступались в разные стороны. Тропу увенчивала квадратная площадка пронзительно-синего цвета. Когда они добрались до нее, черное облако исчезло, будто отдернулся занавес. Перед ними словно открылся вход в иную страну.

Просторное плато обрамляли вершины, увенчанные вечными снегами. Его перерезали потоки ледяной воды, три озера матово-зеленого цвета покоились на его поверхности. Над плато почти до уровня вечных снегов зеленели пучки гигантской травы, но лесов не было. В отдалении стояли низкорослые сосны и пирамидальные тополя, отмечая своим присутствием одинокие фермы. Воздух был неправдоподобно чист и, казалось, только что излился из голубой купели неба.

Пассажир опустил окно, которое было еще влажным и теперь курилось паром под солнечными лучами. Он оглянулся на облачный занавес, который чуть приподнялся над барьером гор.

— Это новый мир, — произнес он.

Водитель протянул руку к панели приборов, где перекатывался его сигаретный запас. От его кожаного пальто неприятно пахло рыбьим жиром. Пассажир с нетерпением ожидал конца путешествия, чтобы войти в этот новый мир, который из машины он мог лишь наблюдать. Он смотрел на кольцо гор, обрамлявшее плато. Водитель махнул налево:

— Вас встретят на развилке.

Дорога бледным просветом в пейзаже тянулась к центру плато. Пассажир заметил автомобиль, маленький, отмытый до блеска, стоявший на развилке.

— Это и есть машина мистера Лосса, — пояснил водитель.

В памяти пассажира всплыли отдельные фразы из письма, лежавшего в жилетном кармане. «…Ситуация приобрела все аксессуары современного криминального романа. Мы продолжаем жить в обстановке, которая бьет по натянутым нервам. Некоторые надеются, что со временем все уладится, однако прошло уже более года. Я бы не осмелился отнимать у вас время, если бы не предположение о шпионаже… Я не в состоянии далее терпеть эту изощренную форму моральной пытки…» И почти каллиграфическим почерком выведенная роспись:

«Фабиан Лосс».

Машина теперь спускалась и, сопровождаемая вихрем пыли, покатила по равнине. Скоро облака отступили и на некотором отдалении показался главный пик, Аоранджи, или Пронзающий Тучи. Пассажир был так поглощен зрелищем, что почти не следил за дорогой. Лишь когда они вплотную приблизились к развилке, он разглядел стрелы дорожного знака, поставленные под прямым углом, с надписями: «Основная дорога на юг» и «Маунт Мун».

Кругом разносилось пение кузнечиков. Воздух был нежен и свеж. Высокий молодой человек в коричневой куртке и серых брюках вышел навстречу машине.