Старая дама из Байе

Пожалуй, молодая девушка держала себя даже слишком хорошо. Мегрэ тщетно пытался отыскать в ее поведении хоть какой-нибудь изъян.

— Значит, вы не отложили ни сантима?

— Я этого не сказала, господин комиссар. Госпожа Круазье выплачивала мне жалованье как компаньонке. Расходов у меня особых не было, и я постепенно скопила небольшую сумму, на которую теперь могла бы… Но, если понадобится, я готова отдать все целиком, лишь бы тетя была отомщена…

— Вы позволите задать вам еще вопрос? Филипп ведь наследник, не так ли? Но, предположим, будет доказано, что он убил тетю, и, следовательно, не может получить наследство. Кому же тогда достанутся миллионы?

— Они пойдут в фонд благотворительных учреждений, оказывающих покровительство молодым девушкам.

— Госпожа Круазье интересовалась подобными начинаниями?

— Да, она жалела молодых девушек и знала, какие опасности их подстерегают…

— Она была чрезмерно добродетельна?

Сесиль замялась, подумала с минуту.

— Чрезмерно добродетельна, вы правы!

— Своего рода мания, а?

— Почти…

— Благодарю вас, мадемуазель.

— Вы ведь будете вести расследование?

— Я должен кое-что выяснить и, если понадобится… Кстати, где я смогу вас найти?

— Похороны состоятся здесь, в Кане, через два дня, а до этого я почти все время буду находиться у гроба тети на улице Реколе.

— Несмотря на Филиппа?

— Мы с ним не разговариваем, и в другие комнаты я даже не заглядываю. Я плачу, молюсь… А ночевать ухожу в гостиницу «Сен-Жорж»…

Мегрэ докуривал свою трубку, а его любопытные маленькие глазки внимательно разглядывали большой серый дом, ворота с медным кольцом, парадный подъезд с бронзовыми фонарями.

Это было «беструбочное дело», как называл комиссар расследования, которые велись в домах, где ему, ради соблюдения приличий, приходилось расставаться со своей носогрейкой.

Поэтому, прежде чем войти, он решил еще немного покурить и стоял, наблюдая, как мимо проходят дамы в трауре и необычайно корректные господа, все сливки местного общества, явившиеся выразить свои соболезнования.

— Да, нелегко придется, — вздохнул Мегрэ, выколачивая трубку о каблук.

Вместе с другими он вошел в особняк и, пройдя мимо серебряного подноса, заваленного множеством визитных карточек с загнутыми углами, направился в конец выложенного белыми и голубыми плитками коридора, к высокой, задрапированной черным двери, за которой увидел катафалк, утопавший в цветах гроб, окруженный восковыми свечами, и вокруг — темные фигуры людей, некоторые молились, стоя на коленях.

Пахло хризантемами и растопленным воском. И это сразу же придавало всему происходящему — и перешептываниям, и тихому шелесту носовых платков, в которые осторожно сморкались, — ту особую торжественность и достоинство, какие люди обретают лишь перед лицом правосудия или смерти.

Сесиль Ледрю была здесь, она молилась в углу, преклонив колени на маленькую скамеечку. Сквозь тонкую черную вуаль видно было ее лицо с правильными чертами и губы, шевелившиеся в такт пальцам, перебиравшим нефритовые четки.

Человек с асимметричным лицом и красными веками, тоже весь в черном, взглянул на комиссара так, словно спрашивал, зачем он тут, и Мегрэ подошел к нему.

— Господин Филипп Делижар, если не ошибаюсь? Я комиссар Мегрэ. Не могли бы вы уделить мне несколько минут?

Мегрэ показалось, что Филипп Делижар, выходя из зала, затянутого крепом, метнул злобный взгляд на молодую девушку.

— Прошу вас, следуйте за мной, — сказал он. — Мой кабинет на втором этаже…

Они поднялись по мраморной лестнице с красивыми коваными перилами. Над лестничной площадкой висел настоящий обюссоновский гобелен. Они вошли в просторный кабинет, обставленный в стиле ампир. Три его окна выходили в парк; даже странно было видеть такой большой парк в самом центре города.

— Садитесь, пожалуйста. Как видно, эта девица продолжает свои происки, и именно ей я обязан вашим визитом?

— Вы говорите о мадемуазель Сесили Ледрю?

— Да, я говорю именно об этой интриганке, которая сейчас находится этажом ниже и которая некоторое время оказывала весьма пагубное влияние на мою тетю… Желаете сигару?

— Нет, благодарю… Вы сказали, некоторое время… Должен ли я понимать это так, что ее влияние было недолговечным?

Мегрэ не было особой нужды изучать Филиппа Де-лижара, такого элегантного, несмотря на траур — довольно распространенный тип влиятельного богатого буржуа, который можно встретить в любом провинциальном городе; живут эти люди на широкую ногу согласно духу времени и превыше всего стремятся соблюсти внешние приличия, придерживаясь определенной манеры одеваться и говорить, определенной манеры поведения, которые призваны отличить их от простых смертных.

— Вы понимаете, господин комиссар, что мне чрезвычайно неприятно, чрезвычайно тяжело принимать у себя полицейского в столь горестный момент. И все же я отвечу на ваши вопросы, потому что хочу, чтобы все это наконец прояснилось и Сесиль понесла заслуженное наказание…

— Что вы имеете ввиду?

— Насколько я могу судить по вашему предыдущему вопросу, вы поняли, что моя бедная тетя не до конца была обманута льстивыми манерами, хваленым бескорыстием и преданностью этой девицы. Ведь когда тетя приехала к нам на месяц, мы предложили, чтобы ей не пришлось менять своих привычек, вызвать сюда компаньонку: дом у нас достаточно просторный. Но моя бедная тетя отказалась, признавшись нам, что компаньонка ей порядком надоела и что она ищет способа избавиться от этой девицы. Она только опасалась, что, если порвет с ней слишком резко, Сесиль захочет отомстить ей…

Тут уж Мегрэ не выдержал!

Поддавшись атмосфере этого дома, он пробормотал с иронией, которую не понял его собеседник:

— До чего же лживы и злы люди!

— Так вот, я говорил вам, что рано или поздно тетя рассталась бы с этим злобным существом, которое тщетно пыталось нас поссорить…

— Она пыталась это сделать?..

— Да, да, наговорив тете, помимо всего прочего, что у меня есть любовница… Как мужчина мужчине, господин комиссар… В моем возрасте и при моем положении, согласитесь, вполне нормально иметь… Не афишируя, конечно! Как светский человек… Бедная тетя, одержимая добродетелью, разумеется, не могла этого понять… Вообще со старыми людьми бесполезно говорить о подобных вещах…

— Неужели Сесиль это сделала?

— А иначе как бы тетя узнала? Впрочем, трюк довольно неудачный, поскольку это обернулось как раз против той коварной особы, которая его измыслила. Когда тете стало известно, что эта целомудренная девица тайком в ее доме принимает молодого человека, мягко говоря, из не очень-то почтенной семьи…

— Как, у Сесили любовник?

Было ли возмущение Мегрэ искренним или просто хорошо разыгранным, однако он не преминул этим воспользоваться и вытащил из кармана трубку с таким невинным видом, словно и забыл, что находится в роскошном кабинете, где на письменном столе его дожидаются сигары.

— Уже два года! Два года как они стали любовниками и встречаются почти каждую ночь. Его зовут Жак Мерсье. Он вместе с приятелем держит транспортную контору, но главное — его родители обанкротились несколько лет назад…

— Неслыханно! И вы все это рассказали вашей тете?

— Конечно… Как же иначе? Разве это не было моим прямым долгом?

— Да, да, разумеется…

— Вот почему тетя и решила выгнать Сесиль… Ее останавливала, как я уже говорил, только боязнь мести… Поэтому я и предложил тете переехать к нам. Я отвел бы ей весь третий этаж и…

— А когда все это обсуждалось?

— Когда?.. Да еще позавчера…

— И она приняла решение?

— Не окончательное… Но в принципе она согласилась…

— Полагаю, вы все-таки не собираетесь обвинять Сесиль в убийстве вашей тети?

Филипп резко вскинул голову, и Мегрэ увидел его сразу изменившееся лицо.

— Но позвольте… Тетя вовсе не была убита! Очевидно, эта особа не только извращена, но и совсем потеряла рассудок, если рассказывает подобную ерунду… Тетя умерла от сердечного приступа, врач из мэрии установил это совершенно точно… Я просто не понимаю, как…