Тень предателя

— Этим вы ни в коей мере не предаете свою страну, Эрик. Наоборот, вы вносите вклад в дело международного разоружения.

— Прекрасное объяснение, — проворчал Мазер.

— Возможно, но я прежде всего хотел отдать дань уважения морали и традициям родной вам Новой Англии.

Джерри снял обертку с жевательной резинки и аккуратно опустил ее в очередную урну.

Вид человека, жующего резинку в момент выполнения столь важной миссии, как вербовка агента, показался Мазеру такой нелепостью, что он не удержался от улыбки. Джерри явно переигрывал. Мазер ощутимо почувствовал, как крепнет в нем сознание собственного превосходства.

— Кажется, вы питаете ко мне полное доверие? — сказал он.

— Дорогой Эрик, — произнес Джерри, коснувшись его руки, — вы дали нам все основания для этого.

Мазер отшатнулся, что вызвало в свою очередь улыбку у Джерри. Она и была как бы ответом Мазеру на его вопрос о причинах такого доверия.

— Скажите, что я должен для вас узнать, — наконец спросил Мазер.

— Мы хотим перехватить весьма секретную военную информацию, предназначающуюся американскому агенту, и оценить ее. Такая оценка может подсказать нам источник утечки.

— Вы хотите, чтобы эту информацию доставили сюда, в Соединенные Штаты?

— Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но даю вам слово, что здесь мы в большей безопасности, чем в любом другом месте мира.

— Я этого не понимаю.

— Простите, Эрик, но вам незачем это понимать. Однако я все же объясню вам. Здесь мы знаем своих врагов, и, к счастью, здесь у нас очень мало друзей.

Мазеру как лингвисту понравилось, как Джерри построил фразу. На мгновение это его отвлекло.

— Ни я, ни вы не хотим мешать такому доброму делу, как международный обмен, поэтому очень важно, чтобы наш курьер — в данном случае это будет доктор Бредли — был в полном неведении о своей роли в этой операции. Вот почему нам нужна ваша помощь.

Мазер почувствовал, что чего-то недопонимает.

— Почему именно Питер Бредли?

— Дело в том, что в Афинах на конференции наши ученые сделают неожиданный жест. Грисенко должен вручить фильм о недавнем советском атомном эксперименте ряду иностранных коллег, которые, по мнению нашего правительства, внесли особый вклад в исследования. Это будет впечатляющий жест. А Питер Бредли один из самых выдающихся таких ученых.

— Понимаю.

— Наша задача сделать так, чтобы доктор Бредли также привез домой то, что называется «трейлер-прицеп».

Прошли чуть ли не две минуты, прежде чем Мазер обрел дар речи. За это время они успели дойти почти до выхода из парка. Он произнес то, что вообще уже не имело смысла говорить.

— Желаю вам успеха, вы и без меня обойдетесь.

— В том-то и дело, что не обойдемся, и вы должны нам помочь. Я вас посвятил во многое, — возразил Джерри и у самых ворот парка вдруг повернул обратно. Мазеру пришлось последовать за ним. — Видите ли, — продолжал Джерри, — в Афинах для нас Бредли станет именно нашим человеком, там ведь будет не менее полудюжины других американских ученых. Однако имя его не следует упоминать, это опасно. Вы должны придумать для него какое-то поручение или культурную миссию. Что-нибудь совсем особое, например, неизвестную древность, никем не открытый памятник старины, что-то, что вы настоятельно советуете ему увидеть, — просто просите его от всей души, как друг, сделать это. А как только доктор Бредли вернется в Штаты, вы должны немедленно освободить его от «прицепа». Но так, чтобы его репутация осталась безукоризненно чистой.

— Она действительно у него безукоризненно чиста, — горячо вступился за ученого Мазер.

Джерри был настолько циничен, что не удержался от смешка. Мазер же, поняв причину его веселости, вышел из себя:

— Вы сукин сын!

— Простите, — тут же извинился Джерри, — я забылся, к тому же вы теперь мой начальник. Такое больше не повторится. — Говоря это, он снял шляпу и провел рукой по темным жидким волосам и повернулся чуть боком.

Человек, который обогнал их по аллее, когда они возвращались от ворот, и кого Мазер случайно заметил, теперь вдруг присоединился к ним. Белокурый, с грубовато красивым лицом, он был похож на состарившегося спортсмена.

— Это Том, — представил его Джерри, — еще один ваш коллега.

Том, стоя навытяжку, руки до швам, поздоровался:

— Здравствуйте, сэр.

Мазер с ненавистью посмотрел на него, и тот, опустив глаза, уставился на свои ботинки. Мазеру как педагогу был знаком этот тип людей. Они готовы сделать все для преподавателя, лишь бы получить степень. Мазер почувствовал некоторое удовлетворение.

От Джерри это не ускользнуло.

— Вы получите от операции своеобразное спортивное удовольствие, Эрик, — сказал он. — Думайте об Афинах, даю вам несколько дней. Мы будем ждать, когда вам понадобимся.

В последовавшие месяцы они встречались дважды, один раз в парке, когда Мазер, наконец, был готов к разговору с ними, — а так он встречал то одного, то другого несколько раз, но поскольку он не подавал знака, они к нему не приближались. Вторая встреча произошла в его квартире. А затем утром 24 мая Мазер на университетской доске объявлений на третьем этаже приклеил и свое объявление: «Продаются щенки. Звонить Ел-7-2390, после 9 вечера». Сделав это, он принялся готовиться к вечеринке в честь возвращения Питера Бредли из Афин.

Глава 1

Бывают такие минуты, когда кажется, что в комнате, полной людей, вдруг наступает гробовая тишина. Гомон разговоров внезапно затихает и слышен лишь металлический отсчет секунд на больших часах. Даже шум улицы не долетает через настежь открытое окно. Умолк и сам доктор Питер Бредли, хозяин вечеринки, собравший у себя кое-кого из своих студентов и коллег с факультета, чтобы рассказать об ученом физике, которого он встретил на конференции в Афинах, откуда только что вернулся. Роберт Стейнберг, доцент факультета физики, недосказавший анекдот, так и не дождался ответной реакции недоуменно переглядывавшихся коллег.

Эрик Мазер, стоя спиной к часам, почувствовал, как его сердце бьется в унисон с громко тикающим часовым механизмом. Ему казалось, что сейчас ему отпущено время, один момент, чтобы все взвесить, дан последний шанс, чтобы вернуться и стать прежним. Он мог бы извиниться перед Джанет Бредли, которая показывала ему макет своей последней книги, а потом пересечь комнату и сказать ее мужу: — «Питер, старина, я втянул тебя в нечто такое, чего ты не знаешь…». А что если в Афинах ничего не произошло, никаких контактов не было? Нет, этот момент был дан ему для того, чтобы он насладился последними сладкими глотками из чашки, в которой, он думал, будет горький чай. Следя за тем, как Питер постукивает себя пальцем по лбу, словно что-то пытается вспомнить, а льстецы и подхалимы, затаив дыхание, ловят каждое изреченное им слово, Мазер не испытывал раскаяния. В конце концов, свои самые великие мгновения он переживал тогда, когда превращал неудачу в победу.

Джанет перевернула последнюю страницу альбома «Дитя города», фоторепортажа о Восточных Двадцатых улицах, где она и ее муж, Питер, жили на границе с трущобами Бауэри. Мазер заметил, как дрожат пальцы Джанет, когда она переворачивает страницы. Его буквально потрясла радость неожиданной догадки: Джанет далеко не безразлично то, что книга ему понравилась. А значит, понравился и ее автор тоже, мысленно дополнил свою догадку он. Но вдруг вспомнился немой намек Джерри, что ему, Мазеру, такое не светит, и минуты прекрасных ощущений исчезли. Они более не повторятся, как бы он ни старался! Он уже жалел Джанет так же сильно, как самого себя. Протянув руку, словно ища у нее симпатии, он и сам готов был ответить ей тем же. Но Джанет по-своему объяснила его порыв и, ухватившись обеими руками за книгу, стала искать глазами мужа. С ее губ вот-вот готово было сорваться его имя. Но в этот момент Питер, удовлетворенно щелкнув пальцами, радостно воскликнул:

— Вспомнил, его зовут Никос Скафидас!