Скажу вам, как погиб он

— Нет, — отрицательно покачал головой Дэвис. — Это примерно то же самое, что ваши романы, если можно привести такое сравнение. Вы ведь точно так же расчетливо сообщаете все необходимые данные об убийце и убийстве, но так, чтобы затруднить их обнаружение, не делая его, однако, невозможным. Несмотря на это, случается, что даже очень проницательный и умный читатель увидит какой-нибудь факт «с неправильной стороны», если можно так выразиться, и сделает из него неверный вывод. А один неверный вывод повлечет за собой другой и в результате приведет к ложному окончательному решению. Здесь такие же ловушки и преграды. Признаюсь — я большой поклонник вашего творчества. Особенно мне понравилась «Тайна зеленого такси»…

Джо мысленно застонал. К счастью, в ту же минуту дверь, ведущая в холл, отворилась и вошел профессор Роберт Гастингс.

— Добрый вечер! — сказал он. — Я вижу, что каждую свободную минуту вы проводите за самой важной из всех работ! — рассмеялся он, указывая пальцем на шахматную доску. — Он действительно великолепный шахматист, — обратился профессор к Алексу. — Позавчера мы сыграли пять партий подряд, и ни в одной из них мне даже не удалось перехватить инициативу. Фигуры этого молодого человека ведут себя, как живые враги, причем с количественным перевесом. Мне все время казалось, будто у него вдвое больше фигур, чем у меня.

— О, это всего лишь вопрос практики, профессор. — Дэвис покраснел от удовольствия. Такие слова ученого с мировым именем явно были для него чем-то, что он запомнит на всю жизнь.

— А вы надолго приехали в этот очаровательный дом? — спросил профессор у Алекса.

— Еще не знаю. Скорее всего, на две-три недели… Я хочу тут кое-что сочинить. Согласитесь — здесь идеальное место для работы.

— Не знаю. К счастью, я здесь не работал. Зато оба моих знакомых и присутствующий здесь их стойкий и дельный сотрудник работают почти непрерывно. Хорошо, что Иэн не любит работать после обеда, а Гарольд Спарроу — вечером. Иначе я бы их вообще не видел, кроме как во время еды. Видно, что они приближаются к финишу. Мне знакомо такое состояние, и я очень люблю ощущать его на себе. Вам известны такие минуты, когда человек знает, что еще день или неделя усилий, и он сможет, наконец, выпрямить плечи и позволить уснуть уставшему мозгу, выключив работу его важнейших клеток, и заменить их теми, которые позволяют нам поймать рыбу или подстрелить зайца? Разум чувствует приближение такой минуты определенным специфическим образом. Он торопит нас и вызывает горячечное возбуждение. Мне кажется, что именно такое настроение я наблюдаю здесь в настоящую минуту. Не правда ли, мистер Дэвис?

— Более-менее, профессор, хотя мне трудно точно ответить на этот вопрос. Вы ведь знаете, что не всегда такой финиш действительно является финишем. Иногда кажется, что результат — вот он, совсем рядом, за углом улицы, если можно так выразиться, а тем временем оказывается, что он по-прежнему укрыт за семью горами. Профессор Драммонд утверждает, что до тех пор, пока какая-либо работа не окончена, никогда не известно, начата ли она вообще, ибо путь может привести в тупик, и тогда выяснится, что все надо начинать с самого начала.

«Ничего он ему не объяснил. Умный парень…» — подумал Алекс и с уважением посмотрел на невинное юношеское лицо Филиппа Дэвиса, который слегка наклонился вперед, как бы подчеркивая, что он готов с уважением выслушать ответ оппонента.

Профессор открыл рот, но прежде чем успел заговорить, дверь отворилась снова, и на пороге появились обе дамы, а следом их мужья.

— Прошу к столу, — сказала Сара. — К счастью, Кейт уже вернулась, и мне не придется самой вас обслуживать, — лицо Сары разрумянилось, а волосы были слегка примяты. — Кажется, один из тех двух охотников за бабочками, которые расположились у наших ворот, пытается поймать нашу Кейт… Однако не будем сплетничать о слугах. Довольно того, что они о нас сплетничают.

Все направились в столовую. Неразговорчивый Гарольд Спарроу сел рядом с Люси, одетой в платье холодного фиолетового цвета, которое прекрасно оттеняло ее красоту и светлые волосы. По локоть забинтованную правую руку поддерживала переброшенная через шею белая шаль, из-под которой поблескивал рубин на узенькой, короткой цепочке. «Мало заботят ее женские мелочи, — подумал Алекс, — раз она к двум разным платьям надевает одно и то же украшение. Несомненно, она достаточно обеспечена, чтобы иметь определенное количество драгоценностей, и наверняка она их имеет. Просто вопрос красоты не является предметом ее постоянной заботы». Джо взглянул на Сару. Ничего в эту минуту не напоминало в ней того подростка, в обществе которого он сегодня утром покинул Лондон. День за окнами уже догорал, и стол освещала огромная хрустальная люстра. В ее свете белое платье Сары с глубоким вырезом, ее бриллиантовые серьги и великолепный алмаз на среднем пальце левой руки представляли собой изумительный фон для смуглых гладких плеч и шеи. Большие черные глаза сияли. Высоко зачесанные волосы блестели, словно политые водой. Пожалуй, впервые в жизни Алекс понял, что означает выражение «женщина, излучающая сияние». Сара Драммонд была похожа на инопланетянку, окруженную прозрачным электрическим ореолом, который двигался вместе с ней и вместе с ней застывал неподвижно. Но она, казалось, об этом не подозревала, хотя опытный глаз Алекса уверенно определил, что ей понадобился по крайней мере час для того, чтобы подобрать и сопоставить все элементы, создающие этот эффектный внешний облик.

— За здоровье нашего гостя, — произнес Иэн Драммонд, поднимая бокал. — К сожалению, это наш последний общий ужин здесь, и мы с профессором Гастингсом в последний раз садимся за этот стол вместе. Я, конечно, убежден, что вскоре мы встретимся вновь, ибо мир становится все теснее, и мы все чаще перебираемся с континента на континент, чтобы повстречаться со старыми друзьями и познакомиться с их новыми достижениями. Я пью за здоровье нашего гостя и за то, чтоб мы могли как можно чаще посещать его великолепную лабораторию, читать его мудрые статьи и восхищаться его достижениями, равно как и достижениями его коллег и всей его страны, столь прославившейся стремительным развитием технического прогресса!

Все подняли бокалы. Джо Алекс не мог избавиться от ощущения, что хотя тост Иэна был полон искренней сердечности, где-то в его глубине таилась нотка иронии. Но если даже профессор Гастингс и заметил ее, он не подал никакого вида. Подняв бокал, он поблагодарил за гостеприимство и пожелал обоим ученым успешного окончания работы, которую ожидает весь мир, хотя и не отдает себе в этом отчета. Все это прозвучало очень мило, и настроение за столом быстро улучшалось. Даже молчаливый Спарроу попытался сказать несколько теплых слов уезжающему американцу, а сидящая рядом Люси, которая с беспомощной очаровательной улыбкой позволяла то ему, то сидящему с другой стороны Филиппу Дэвису резать ей ветчину и намазывать маслом хлеб, несколько раз высказалась так тонко и остроумно, что Алекс невольно взглянул на нее с недоверием. Он считал себя прекрасным психологом и полагал, что с первого взгляда может определить, на что способен человек, с которым он только что познакомился. Тем временем Люси Спарроу проявлялась каждый раз в новом свете.

Он посмотрел на ее мужа. Это была еще одна загадка. Крепкий, сильный, по-видимому, несколько ограниченный за пределами своей профессии человек — и она! Что их объединяло? Любит ли она мужа? Наверно. Ведь не вышла же Люси замуж из-за его состояния — она сама прекрасно зарабатывает. Не прельстилась же она его славой, потому что она сама, быть может, более известна, чем он. Ее эффектные операции и женская красота были постоянными сюжетами газетных репортажей и статей. На медицинских конгрессах ее всегда окружал целый рой коллег и журналистов. Он сам видел массу ее снимков в прессе, и если она не была столь же популярной, как сидящая напротив нее Сара Драммонд, то лишь потому, что невозможно ведь сравнивать славу, которую приносят подмостки сцены, со славой, родившейся в тиши операционного зала. Откуда же взялся в ее жизни этот Спарроу? А может, она полюбила его просто потому, что именно такого мужчину ей суждено было полюбить? В конце концов, Джо Алекс не раз наблюдал любовь двух людей, на первый взгляд совершенно разных. Но чтобы, имея такую жену, Спарроу мог завести роман с другой женщиной, да еще, к тому же, с женой друга, с которым вместе работает? Джо еще раз взглянул на Спарроу, который в эту минуту тихонько говорил что-то Люси, осторожно поправляя при этом опустившуюся с ее плеча шаль. Да, это и были, вероятно, те странные особенности рода людского, необъяснимые порывы, бессмысленные падения, трагические бездорожья, на которых оказываются порой даже самые мудрые… Потому-то жизнь всегда и несет в себе элемент неожиданности… Неожиданности, которая подстерегает нас за углом, как говорил юный Дэвис. Джо перевел взгляд на Сару. Легко склонившись влево, она беседовала с американцем. «Нет, я не удивляюсь Спарроу… — подумал Алекс. — Я бы никому не удивился. Но Иэн? Ну не верится мне, что Спарроу — это единственная греховная услада ее жизни. Эта женщина живет так, как ей хочется, и берет все, чего пожелает. Но похоже, что любит она лишь моего старого доброго друга Иэна. Если он никогда не узнает, он будет счастлив до конца жизни. А если случайно узнает?..» Он хорошо знал Иэна. И знал, что это могло бы сломать ему жизнь. Просто разбить ее. Нет ничего ужаснее обманутого доверия действительно доверчивого человека. Но ведь Сара, наверно, тоже об этом знает… «Пусть она будет поосторожней! — подумал он. — Ради бога, пусть она будет осторожна!» Он улыбнулся в душе, как всегда улыбался, когда ловил себя на своем цинизме, вытекающем из жизненного опыта. Но он желал им обоим всего наилучшего и был убежден, что единственное, что в этом случае было возможным и обязательным, — это ее осторожность.