Сто тысяч франков в награду

Следователь сделал вид, что не расслышал последних слов юноши. Склонившись над столом, он притворился, что внимательно рассматривает бумаги. Помощник господина Люссера вышел. Сильвен стоял в ожидании. Теперь он знал, что Аврилетта жива и здорова. Но почему ее задержали? В каком преступлении обвиняют?

Помощник вскоре вернулся и что-то на ухо шепнул следователю. На лице последнего отразилось удивление, и он сказал Сильвену:

— Кажется, сейчас мы получим объяснение всему.

Дверь кабинета отворилась, и на пороге показалась Аврилетта с распущенными волосами. Сильвен, увидев ее, вздрогнул: она невидящим взглядом смотрела перед собой. Скрестив руки на груди, она остановилась в дверях. Юноша хотел кинуться к ней, но следователь остановил его и тихим голосом обратился к девушке:

— Подойдите.

Так как она, по-видимому, не расслышала, господин Люссер повторил:

— Подойдите сюда и расскажите, что вы видели этой ночью в лесу.

Сильвен окончательно растерялся. Что же происходило? Откуда эта неподвижность, этот бессмысленный взгляд и зловещее молчание?

— Аврилетта! — воскликнул он. — Отвечай! Отвечай, умоляю тебя!

Медленно повернувшись к молодому человеку, она улыбнулась, и губы ее шевельнулись так, словно она собиралась что-то сказать.

— Аврилетта! Разве ты не узнаешь меня? Это я, Сильвен! Твой друг, твой брат! Посмотри на меня!

Как ни звал ее юноша — все бесполезно. Тогда он подбежал к девушке и, крепко сжав ее руку, стал умолять произнести хоть слово. Но Аврилетта, казалось, ничего не слышала. Опустив голову и медленно покачиваясь из стороны в сторону, она монотонно запела:

— Боже мой! Что это за новая тайна! — вскрикнул Сильвен.

Господин Люссер подозвал жандарма, стоявшего у дверей. Это был бригадир Бланшон.

— Бригадир, — обратился к нему следователь, — где вы нашли эту девушку?

— На берегу речки Рабет.

— Вы знаете, кто она такая?

— Да, очень хорошо. Она из Клер-Фонтена, и все зовут ее Аврилеттой. Эта девочка всегда была необычной, но на этот раз она показалась мне очень странной. Я спросил ее, не больна ли она, но она не ответила. Тогда я взял ее за руку и повел за собой. По делам службы мне нужно было в Рамбуйе, и вот мы здесь…

— По дороге она ничего вам не говорила?

— Ни слова, господин следователь. По-моему, она сошла с ума.

— Сошла с ума! — воскликнул Сильвен и опустился на стул, сраженный новым ударом.

Господин Люссер подошел к Аврилетте и внимательно посмотрел на нее.

— Похоже, вы правы, — проговорил он, наконец. — Эта девушка лишилась рассудка!

Сильвен заплакал, крупные слезы покатились по его щекам. Он больше не сомневался: Аврилетта не узнала его, не опомнилась, услышав его голос. О да, она лишилась рассудка.

— Я понимаю ваше горе, — продолжал следователь, обращаясь к Сильвену, — и сочувствую вам. Но теперь вы сами видите, что я правильно сделал, когда отнесся к вашему рассказу с недоверием. Он был порожден расстроенным воображением этой девушки.

Сильвен опустил голову и ничего не ответил. Теперь он и сам засомневался. Забыв о Давиде, он думал только об Аврилетте. Этот удар его окончательно сразил.

— Куда отвести девушку? — спросил Бланшон.

Сильвен вскочил.

— Я позабочусь о ней! — воскликнул он. — Бедное дитя! Ее сумасшествие не опасно! Я буду ухаживать за ней! И даже если мне придется потратить все, что у меня есть, я добьюсь того, чтобы к ней вернулись умственные способности.

Господин Люссер раздумывал.

— Она знает обвиняемого Давида? — спросил он.

— Да, — ответил Сильвен.

— Может быть, вид этого человека разбудит в ней хоть какие-нибудь воспоминания?

— Вы правы. О, умоляю вас, произведите этот опыт!

— Я готов пойти на это, но только для того, чтобы доказать вам, что правосудие ставит своей целью открыть истину.

Через несколько минут Давида ввели в кабинет следователя, но, увы, девушка его не вспомнила. Крестьянин и музыкант обменялись печальными взглядами, однако последний не знал всего. Он не знал, что нынешнее состояние Аврилетты осложняло его положение, а ведь она одна могла его спасти. Зловещее кольцо еще плотнее сжалось вокруг него. Он должен был погибнуть…

Сильвен, держа за руку Аврилетту, вышел. Но вдруг искра надежды блеснула в его глазах: он не имеет права бросить Давида на произвол судьбы, он должен сделать все, чтобы спасти невинного! Итак, он найдет подземелье! Аврилетта лишилась рассудка, но он раскроет эту тайну! Однако едва юноша вступил на дорогу, что через поля вела в деревню Гюмиер, как резко остановился. Однако горизонте показались клубы дыма и страшные языки пламени.

— Пожар в лесу! — крикнул Сильвен и бросился вперед.

Горел лес в Темной долине…

X

Оставим на время Сильвена, смекнувшего, что подземелье исчезнет без следа после страшного пожара, и побежавшего вместе с Аврилеттой к горящему лесу, и расскажем странную историю, наделавшую в Париже много шума.

Не так давно на парижском небосклоне появилась новая звезда первой величины. Она сразу завоевала всеобщее расположение, потому что:

1. У нее были волосы цвета посуды из красной меди, украшающей полки на кухне у хорошей хозяйки.

2. Человек, который ее любил, хотел убить ее из револьвера. Выстрелив, он успел убежать, а затем вернулся, чтобы повеситься на перилах ее лестницы.

3. Она придумала шлейф нового покроя — веером. Он требовал четыре лишних метра ткани. Она была первой, кто в таком виде показался в опере.

4. На все представления одного любимого дамами сладкоголосого певца она наняла в театре ложу авансцены. Директору театра это дало возможность написать в газете двадцать строк, ставших лучшей рекламой.

К тому же у нее было довольно громкое имя — Нана Солейль. Близкие знакомые и друзья звали ее просто Медной Кастрюлей. Нана Солейль была высокого роста и, по правде сказать, очень хороша собой. Ее отличали правильные черты лица, хоть и изобличавшие черствость души. Ее глаза серо-голубого цвета, окаймленные длинными черными ресницами, иногда блестели зловещим огнем. Когда ее рука, освобожденная от перчатки, покоилась на мягком барьере ложи, многие замечали, что она судорожно подрагивала, чем напоминала кошачью лапу, готовую выпустить или спрятать острые коготки.

Одни говорили, что она глупа, другие — более сведущие — приписывали ей милые остроты. Дерзость, с которой Нана относилась ко всем, была главным качеством, привлекавшим к ней массу поклонников. Есть немало мужчин, которые дома тиранят всю семью, но с легкостью переносят откровенные оскорбления куртизанок, довольствуясь тем, что, хихикая, восклицают:

— Вот злая-то!

Разумеется, Нана, прежде чем обрести такую власть, нажила себе достаточно врагов. Менее удачливые приятельницы и прежние подруги не стесняясь злословили на ее счет. Они знали слабое место Наны: она была скупа. В ее-то возрасте! Ей едва исполнилось двадцать лет, а она уже своей скаредностью превзошла Гарпагона [8]. Рассудительные женщины, правда, уверяют, что это не есть недостаток и что скупость доказывает знание жизни. В большинстве случаев — в мире веселья и разгула — это всего лишь средство застраховать себя от смерти в убогой больнице.

Нана Солейль, говоря откровенно, занималась ростовщичеством. Под чужим именем она давала деньги — под огромный процент — своим же друзьям и беспощадно преследовала их, если не получала денег в срок. За несколько месяцев она обогатилась настолько, насколько некоторые ее знакомые разорились. Но для господ кутил это было только приманкой. В связь с ней вступали очертя голову и подвергаясь всевозможным опасностям. Несмотря на все сплетни и недоброжелательство, Нана Солейль достигла апогея своего величия.