Сыщик-убийца

Приехав в свой обычный час, Этьен прежде всего отправился к Эстер. Услышав, что дверь ее комнаты отворяется, она приподнялась на постели и поглядела с видимым беспокойством на Этьена.

— Боже мой! — вдруг спросила она. — Разве доктор болен? Почему он не приходит?

Эти фразы, смысл которых ни доктор, ни его помощник не могли понять, вполне походили на бред.

— Вы не узнаете меня? — спросил Этьен. — Это я, ваш доктор.

Эстер покачала головой:

— Нет, доктор не вы. Тот, который меня лечил и которого я жду — старик, у него седые волосы, его зовут… зовут… Помогите мне припомнить его имя!

Этьен взял ее за руку.

— Не старайтесь теперь припоминать, — сказал он. — Избегайте всякой усталости, вы были больны, вы и теперь еще слабы, вам надо отдохнуть.

Эстер, наклонив голову и закрыв глаза, слушала его.

— Но где мадам Амадис, где мой возлюбленный, где мой сын? Я хочу их видеть!

Она сделала движение, чтобы сойти с постели. Этьен удержал ее.

— Она вспоминает, — тихо шепнул помощник, — не позволите ли ей говорить?

— Нет, я боюсь кризиса.

Доктор был бледен и дрожал от волнения.

Эстер повиновалась и не старалась больше вставать. Вдруг она заплакала и закрыла лицо руками.

— Вы отказываетесь отвечать, — пролепетала она. — Верно, случилось несчастье! Мой сын умер?

Доктор дал ей поплакать несколько минут.

— Верите ли вы мне? — спросил он.

Больная сделала утвердительный жест.

— В таком случае ждите моих вопросов. Вы больны давно, очень давно, и за это время произошло многое, чего вы не знаете. Даю вам слово, что я расскажу вам все, будьте только терпеливы. Позвольте мне вылечить вас.

— Но где же, скажите, по крайней мере, где я?

— У друга.

— Какого?

— Вы узнаете это со временем. Держите ваше обещание верить мне.

Этьен сделал знак своему помощнику, который налил в ложку несколько капель снотворного и подал Эстер:

— Пейте, это принесет вам пользу.

Эстер повиновалась. Голова ее опустилась на подушку, веки стали слипаться и скоро совсем закрылись: она заснула.

В эту минуту в коридоре послышался шум шагов и голоса. Дверь приотворилась, и сторож сказал: «Сюда идет директор с двумя чужими».

Действительно, трое людей остановились на пороге комнаты.

— Друг мой! — сказал директор, обращаясь к Этьену. — Позвольте вас познакомить с главным полицейским инспектором всех сумасшедших домов Сенекского департамента и знаменитым психиатром, как вам, конечно, известно, а это его секретарь.

Новые знакомые обменялись поклонами. Инспектор подошел к Этьену.

— Дорогой собрат, — сказал он, — в мире науки много говорят о вашей смелой операции, произведенной при самых странных обстоятельствах, и я хотел бы увидеть предмет вашего знаменитого опыта.

— Больная, которой я делал операцию, эта бедная женщина, — сказал Этьен, указывая на спящую Эстер. — Если бы вы пришли несколькими минутами раньше, то сами могли бы судить о полученных мною результатах. Теперь я имею повод надеяться, что разум ее восстановился.

— Это было бы чудесно. Вы расспрашивали больную?

— Нет еще. Она поправилась слишком недавно, и я боюсь волновать ее.

— Кто эта женщина?

— Она помещена в секретную по особому приказанию.

— В секретную? — повторил инспектор. — Она под судом?

— Не знаю. Вы знаете так же, как и я, господин инспектор, что нам не дают объяснений.

— Конечно, но, во всяком случае, приказ о заключении должен быть чем-нибудь мотивирован.

— Причина действительно есть.

— Какая же?

— Интересы общественной безопасности.

— Как зовут сумасшедшую?

— Эстер Дерие.

— Посмотрите, пожалуйста, в книгах, господин Бикотье, — сказал инспектор секретарю. — Мы найдем тут точные сведения.

Секретарь раскрыл портфель и вынул из него несколько тетрадей в серой обложке. В них помещались имена сумасшедших, заключенных в Шарантоне, по категориям.

— Посмотрите в отделе секретных.

— Хорошо.

— Ну что же?

— Я ничего не могу найти.

— Вы не видите имени Эстер Дерие?

— Нет ничего даже похожего.

— Очень странно!

— Вы сами можете убедиться…

— По всей вероятности, тут кроется какая-нибудь ошибка, допущенная или в префектуре, или здесь.

— Здесь ошибка невозможна, — заметил директор.

— У меня есть подлинное приказание, которое я могу вам показать.

— Но находящиеся у меня списки взяты из префектуры, — возразил инспектор. — Это кажется мне странным.

Секретарь на всякий случай просматривал списки других сумасшедших.

— Вот имя Эстер Дерие! — воскликнул он.

— В секретной?

— Нисколько; заключена по просьбе госпожи Амадис, у которой она жила, так как чуть не устроила пожар. Она заключена из предосторожности. Вот и все.

— Отлично, — сказал директор. — Но у нас хранится приказ, где сказано «в секретную», и я долгом сочту показать его вам.

— По всей вероятности, это ошибка.

— Весьма странная и неприятная для больной, особенно теперь, — сказал Этьен.

— Не понимаю почему, — возразил инспектор. — Бедная женщина не имеет семьи?

— Да.

— Чем же эта ошибка может ей повредить?

— Сейчас отвечу…

Инспектор сделал жест, что готов слушать.

Доктор продолжал:

— В госпитале Эстер Дерие окружена мрачными стенами, она видит небо только через решетку своего окна, а между тем она нуждается в солнце, в свежем воздухе, деревьях и цветах. Не следует, чтобы, пробуждаясь от безумия, она находилась как в тюрьме. Сейчас она расспрашивала меня, я отказался ей отвечать, но завтра или спустя несколько дней мне будет невозможно хранить молчание, и, кто знает, может быть, последствия моих слов будут роковые. Во имя гуманности я требую свободы для этой женщины, а во имя науки прошу позволения дать ей убежище, где я буду ухаживать за нею.

Инспектор задумался.

— Особа, просившая о заключении Эстер Дерие, не потребует ее обратно?

— Не знаю, — ответил Этьен, — но повторяю, что я готов взять на себя уход за бедной женщиной.

— Хорошо, сударь, я сегодня же займусь этим делом. Если помещение в секретную есть следствие ошибки, то мне кажется вполне естественным обратить на это внимание господина префекта. Потрудитесь прийти ко мне завтра. Я сообщу вам о результатах моих действий.

— Приду и заранее благодарю вас.

— Итак, до завтра. В десять часов утра я вас жду в медицинском бюро.

По окончании осмотра директор привел инспектора в свой кабинет и потребовал приказ о заключении Эстер Дерие. Бумага была сейчас же принесена, и директор с торжествующим видом указал на слово «секретно».

— Правда, — прошептал инспектор, надевая очки.

Он стал рассматривать бумагу.

— Как странно, — вдруг вскричал он, — это слово, кажется, написано другой рукой и чернила другие!

Директор, в свою очередь, рассмотрел бумагу.

— Вы правы, — сказал он, — почерк кажется измененным, а чернила бледнее. Нет сомнения, что это слово было вписано позднее.

— Можете вы дать мне эту бумагу?

— Невозможно, ее нельзя выносить из конторы.

— Впрочем, она мне не нужна; если понадобится проверка, то ее могут сделать и здесь. Я вернусь в Париж и сейчас же переговорю с кем следует, так как, признаюсь, это начинает интриговать меня.

Час спустя инспектор был у начальника полиции и объяснял ему причину своего посещения.

— Это, очевидно, ошибка. Я отлично помню дело. Мы не имели никаких причин помещать ту сумасшедшую в секретную. Я вижу в этом только неловкость рассеянного чиновника.

— Извините, — возразил инспектор, — я сейчас видел приказ о заключении. Слово, о котором я говорю, было вписано не у вас, или, по крайней мере, не той рукой.

— Вы убеждены в этом?

— Совершенно.

— В таком случае, тут есть что-то непонятное. Ошибка, во всяком случае, очевидна, и я отдам приказ о ее исправлении.

— Я буду вам более благодарен, что положение особы, о которой я говорю, сильно изменилось.