Дело Мотапана

— Да, место хорошее. Но соседи бывают невыносимыми. Пойдем.

Отставной лейтенант взял под руку своего приятеля и потащил его к аллее так поспешно, что опрокинул два стула. Человек в матросской шляпе, вероятно, признал свое поражение, во всяком случае за Куртомером он не пошел, лишь окинул Дутрлеза внимательным взглядом, пожал плечами и повернулся к дороге.

— Кто это говорил с тобой о моем хозяине? — с любопытством спросил Альбер.

— А! Ведь дом, где ты живешь, принадлежит Мотапану! — воскликнул Жак. — Но откуда богач может знать этого типа, который надоедает мне уже целый час?

— Я не удивляюсь, что он знаком с Мотапаном. Между ними даже есть некоторое сходство… Но откуда он знает тебя? Вы ведь из разных сословий…

— Представь себе, он бывший матрос, которого я встретил в Кохинхине пять лет назад.

— Ты, стало быть, знался там с матросами?

— О! Это целая история. Он был на принадлежавшей пиратам китайской джонке, которую я потопил.

— И поэтому ты с ним подружился, — смеясь, сказал Альбер.

— Вовсе нет! Моей первой мыслью было повесить его. Естественно, он возражал. Он уверял, что разбойники пощадили его с условием, что он станет у них лоцманом. Я привез его в Сайгон, где передал морским властям, которые не нашли против него веских улик и отпустили на волю.

— И ты встретился с ним опять?

— Случайно, в кофейне «Посланники», где он завтракал как принц. Мне тогда уже показалось, что я видел где-то эту неприятную физиономию. Потом я ушел и забыл о нем, а он меня нашел и сел рядом. У него хватило наглости напомнить мне о своих приключениях — якобы для того, чтобы поблагодарить за спасение от петли, которую, я думаю, он заслужил… И он уверяет, что твой хозяин — его друг. Ну, говорят же, что Мотапан приобрел свои миллионы неизвестно где. Может, он плавал по морям с моим кохинхинцем.

— А как ты объяснишь то, что завтракал на Елисейских Полях, в то время как должен был ждать меня?

— Как! Ты был у меня?

— Я сейчас оттуда.

— Стало быть, ты не получил мое второе письмо?

— Нет. Я вышел в одиннадцать часов. Торопился на встречу, которую ты назначил.

— Узнаю моего Альбера! Такие друзья, как ты, теперь редкость.

— Мне нетрудно оказать тебе услугу. Ты всегда расплачиваешься очень аккуратно. Говори, сколько тебе надо, я знаю, что ты много проиграл.

— Откуда ты это знаешь?

— Я видел одного человека, который был в клубе. Он сказал, что ты проиграл двадцать пять тысяч.

— Двадцать четыре тысячи шестьсот. Бьюсь об заклад, что это был твой сосед Анатоль Бульруа.

— Нет! Я бегаю от него как от чумы. Сегодня он возвращался, когда я выходил из дома. Мы едва кивнули друг другу.

— Я тоже видел его за завтраком в кофейне «Посланники»… И поступил так же, как ты, — отвернулся. Но вернемся к деньгам: я передумал и обойдусь без них. Я ничего не должен, потому что не играл на слово, и сэкономлю, пожив у тетки месяца два или три. Старик, побереги свои деньги для лучшего случая.

— Они наверняка пригодятся в очень скором времени, — смеясь, сказал Дутрлез. — Не думаю, что ты надолго сохранишь благоразумие. Да и не один ты проигрался…

— Посмотри, вон в том экипаже, — перебил Куртомер, сжав руку своего товарища, — сидит хорошенькая девушка, которую мы никогда здесь не видели!

— Та брюнетка в меховой шапочке?

— Да, она еще делает знаки какому-то господину.

— Вижу. Знакомое лицо. Она похожа на… Да это же Лелия!

— Что за Лелия? Я встречал это имя в одном скучном романе.

— Лелия Маршфруа, дочь моего консьержа.

— Стало быть, это дебют. В самом деле, ты мне говорил, что ее почтенный отец готовит ее для сцены. Она пробьет себе дорогу! У нее уже есть экипаж.

— Не могу поверить!

— Почему? Ты думал, что она хочет поступить на сцену только для того, чтобы помогать отцу отворять двери?

— Нет, но я думал, что она еще ходит пешком.

— Ты ошибаешься! Просвещенный покровитель драматического искусства нанял ей экипаж. Этот просвещенный покровитель стар и безобразен. Посмотри, вот он обернулся… улыбается ей…

— Знаешь ли ты, кто этот господин? — воскликнул Дутрлез.

— Нет! Я нисколько этим не интересуюсь.

— А я уверен, что тебе будет интересно узнать. Это Бульруа-отец.

— Лавочник, которого ты имел дерзость прочить меня в зятья?

— Он самый. За своей дочерью Эрминией он дает полмиллиона приданого.

— Если только этот порочный буржуа не разорится на молоденьких девицах.

— Это невозможно! Он слишком скуп, чтобы растранжирить свой капитал. Но теперь я знаю, что он такое и почему консьерж Мотапана демонстрирует независимость… Если когда-нибудь эти люди вздумают сыграть дурную шутку с моими друзьями или со мной… Словом, они у меня в руках.

— А! Мадемуазель Лелия увидела нас. Бульруа тоже, должно быть, нас заметил, потому что он исчез. Пойдем гулять, мой милый, мне надоели и Бульруа, и его сын, — сказал Куртомер, беря под руку друга.

Они пошли по аллее и затерялись в толпе гуляющих. Дутрлез не говорил ни слова, молчал и Куртомер. Обоих одолевали заботы, не располагавшие к разговору.

Куртомер вспомнил о своем проигрыше, а Дутрлез — о странном приключении прошлой ночи, и думал, не рассказать ли о нем своему единственному другу, с которым обычно советовался в затруднительных ситуациях.

— Ты сегодня случайно не встречал Жюльена де ля Кальпренеда? — спросил он после долгого молчания.

— Жюльена де ля Кальпренеда? — повторил Куртомер. — Нет, не встречал. По утрам его можно найти разве что в постели, потому что он обычно ложится на рассвете.

— Ты видел его ночью в клубе?

— Да, кажется, он был там. Я видел его у столика, где играли в баккара. Он бродил вокруг, как голодный бедняк бродит около хорошо сервированного стола. Твой Жюльен, должно быть, не при деньгах.

— Этого-то я и боюсь. А скажи мне, был ли он уже в клубе, когда ты пришел?

— Нет. Он, как мне кажется, появился намного позже. Игра началась только в два часа. Но почему ты спрашиваешь?

— Этот бедный юноша написал мне сегодня письмо с просьбой оказать ему услугу… К несчастью, Жюльен должен Бульруа-сыну шесть тысяч франков.

— Если так, мне жаль твоего юного друга. Бьюсь об заклад, что за завтраком Анатоль рассказывал об этом своим приятелям, таким же негодяям, как и он сам.

— И почему меня там не было? — процедил сквозь зубы Дутрлез.

— Чтобы надрать ему уши? Я охотно расправился бы с ним, но не имел никакого повода заступиться за молодого человека. Впрочем, Бульруа будет молчать, потому что получит свои деньги. Я ведь тебя знаю. Ты, наверно, дал бедняге шесть тысяч?

— Нет, хотел дать, когда Жюльен завтракал со мной в кофейне «Лира», но он вдруг ушел.

— Не взяв денег? Он, наверно, помешался!

— Нет, я полагаю, он не хотел брать деньги в присутствии Мотапана. Тот подошел и без разрешения сел рядом.

— Так же, как сейчас поступил этот пират. Но я догадываюсь, почему Жюльен убежал. Он, наверно, должен Мотапану и не может отдать свой долг. Присутствие хозяина стесняло его, потому он и не взял у тебя денег.

— Мне пришла в голову та же мысль. Я отделался от Мотапана и сразу побежал за Жюльеном, но не смог его найти. Боюсь, как бы он не сделал с собой чего-нибудь…

— Ты опасаешься, что он утопился? Полно! Я никогда в это не поверю! Вот если бы ты сказал, что он совершил бесчестный поступок… К счастью, это невозможно. Он носит имя, которое ко многому обязывает.

Дутрлез не ответил. Куртомер попал в точку.

— Стало быть, ты интересуешься этим повесой? — сказал Жак. — Я не знал, что ты с ним дружен.

— Нельзя сказать, что дружен, но…

— Признайся, что тебя привлекает его сестра.

— Дело не в мадемуазель Кальпренед. А ты твердишь одно и то же.

— Сегодня у меня есть на это серьезная причина.

— Какая? — спросил удивленный Дутрлез.

— Ты хочешь знать? Так вот, моя тетка мечтает женить меня на этой девушке. А! Ты позеленел! Значит, я угадал: ты ее любишь!