Сыщик-убийца

— Мы сюда едем? — с удивлением спросил он.

— Да, что же тут удивительного?

— Даже очень много.

— Почему?

— Ты говорил мне о пустом доме…

— Ну, так что же?

— А в этом уже живут…

— Вы ошибаетесь, дядя. Павильон не занят уже давно и принадлежит моему лучшему другу.

— Очень может быть, но это не мешает, чтобы в него входили по ночам.

Этьен с удивлением взглянул на Пьера.

— Вы бредите, дорогой дядя, — сказал он.

— Совсем не брежу и вполне уверен в том, что говорю. Я два раза ночью возил сюда одного господина, который отворял калитку, входил в сад и снова выходил около часа спустя. Это казалось мне очень подозрительным, и потому я обратил внимание…

Доктор не сомневался в чистосердечии дяди, но думал, что тот, вероятно, ошибается.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Рядом с павильоном находится другой, также стоящий в саду, и вход его очень похож. Вы, вероятно, спутали.

— Очень может быть, — прошептал кучер, нисколько не убежденный. — Тогда была ночь, и, кроме того, ты должен знать дом лучше меня.

— Я его знаю и убежден, что сюда уже давно никто не ходит.

— В таком случае, отлично.

Все было приготовлено к принятию девушки, которая, к ее величайшему удивлению, была осторожно положена на постель в совершенно незнакомой ей комнате.

Она хотела узнать, почему не отвезли ее в ее квартиру, но Этьен поспешно велел ей молчать.

— Умоляю вас, Берта, ни слова, — сказал он, — знайте только, что вы здесь под нашим надзором и, следовательно, в безопасности. Со временем вы будете расспрашивать нас сколько угодно, и мы вам ответим. Но теперь молчание необходимо.

Берта слабо улыбнулась и протянула Этьену руку, которую он страстно прижал к губам.

— Теперь мое дело закончено, — сказал Пьер. — Я переоденусь и снова усядусь на козлы моего фиакра. До свидания, дети мои.

После его ухода Этьен сел у изголовья Берты.

— Я должен задать вам несколько вопросов, — сказал он, — так как мне необходимо знать все, что вы чувствуете. Только не говорите ни слова, отвечайте знаками, — я сумею понять вас.

Скоро Этьен убедился, что доктора госпиталя Святого Антуана сделали все возможное для излечения больной.

— Отлично! — весело воскликнул он. — Через неделю вы встанете с постели.

Затем он написал рецепт, с которым послал Франсуазу.

Как ни удобно перевозили Берту, тем не менее переезд сильно утомил ее. Она положила голову на подушку, и глаза ее невольно сомкнулись.

— Она теперь уснет, — прошептал Этьен, — я снова приду вечером. Смотрите, Франсуаза, исполняйте в точности мои приказания.

— Будьте спокойны, доктор. Я буду ухаживать за нею, как за родной дочерью.

— Вы идете со мной? — спросил Этьен Рене.

— Да, я отправлюсь в Бельвиль.

— Где мы встретимся сегодня вечером?

— Здесь.

Комиссар Баньоле вернулся только с наступлением ночи, к величайшему неудовольствию Плантада, терпение которого было подвергнуто тяжелому испытанию.

— В чем дело? — спросил комиссар, когда Плантад показал ему карточку инспектора.

— Я прошу вас дополнить донесение, поданное вами в префектуру, относительно пожара на холме патронного завода и его последствий.

— Разве оно неполно?

— Слишком лаконично.

— Я в вашем распоряжении; что вам угодно знать?

— Мне нужны сведения о молодой женщине, найденной в каменоломне.

— Мне кажется, я сказал все, что можно было сказать.

— Не совсем.

— Что же я могу еще прибавить?

— Во-первых, имя этой особы.

— Я, конечно, написал бы его, если бы знал, но, увы!…

— Было ли падение случайным?

— Не знаю. Молодая женщина одна могла бы сказать это.

— Мне кажется, что следовало бы начать следствие.

— Оно не привело бы ни к чему.

— Почему?

— Никто ничего не видел.

Плантад слегка пожал плечами. У комиссара, по его мнению, были странные представления о своих обязанностях, но он не хотел унижать его.

— Вы отправили женщину в госпиталь? — продолжал он.

— Да, этого требовало ее состояние, это указано в донесении.

— Но вы забыли сообщить одну важную вещь…

— Что такое?

— Название госпиталя, в который отправили больную.

— Неужели я в самом деле забыл это?

— Да, и доказательством служит то, что я пришел сюда узнать это.

— Удивительно! Я, вероятно, был рассеян, ее отнесли в госпиталь Святого Антуана.

Плантад вынул записную книжку и в графе «Пятое» написал:

« Девушка, найденная в каменоломне в Баньоле на другой день после пожара, была отправлена в госпиталь Святого Антуана».

— Это все, что вы желали знать, господин инспектор? — спросил комиссар.

— Почти. Мне остается задать вам только один вопрос. Не было ли в карманах у молодой особы какой-нибудь бумаги, которая могла бы помочь установить ее личность или послужить исходной точкой для начала следствия?

— У нее были в кармане ключ и портмоне с тридцатью франками, которые я отправил в госпиталь.

— И больше ничего?

— Да, ничего… Впрочем, нет… Но это не имеет значения.

— Все равно — скажите!

— В кармане был билетик от экипажа…

— Билетик от экипажа!… — вскричал Плантад, глаза которого засверкали. — С номером?

— Да, конечно.

— Может быть, номер 13?

Комиссар с удивлением взглянул на Плантада.

— Да, с номером 13, — повторил он, — вы знаете?

— Сейчас отвечу, — сказал инспектор, выдумывая объяснение. — В префектуру были поданы две жалобы: одна о краже фиакра номер 13, а другая — о похищении девушки; и вот билетик доказывает общность этих дел… Вы видите, что билетик, на который вы не обратили внимания, очень важен.

Плантад записал в свою книжку последнюю заметку и, простившись с наивным комиссаром, ушел.

Во время разговора сумерки сменились темнотой. День был жаркий, й надвигалась гроза.

Полицейский остановился на пороге на несколько мгновений, крупные капли дождя уже начали падать. Время от времени сверкала молния, и вдали слышались раскаты грома.

Плантад поглядел на часы. Было без десяти восемь.

— Черт возьми! Как поздно! — с беспокойством прошептал он. — Пожалуй, последний дилижанс уже ушел в Париж… Досадно было бы идти пешком в такую погоду!

Он направился в лавку торговца вином, которая была напротив дома комиссара, и обратился к хозяину:

— Скажите, сударь, в котором часу идет последний дилижанс в Париж?

— По воскресеньям — в десять часов, а в будни — в семь. Сегодня последний дилижанс уже ушел.

— Значит, мне придется идти пешком?

— Да, если вы не сядете в монтрейльский дилижанс, который ходит каждые полчаса.

— Далеко ли отсюда до Монтрейля?

— Не более двадцати минут, если вы знаете кратчайшую дорогу.

— Где она?

— Через холм патронного завода. Она кончается у бюро омнибусов.

— А, знаю! Благодарю вас. Я иду в Монтрейль.

— Подождите, по крайней мере, конца грозы.

— Невозможно: она может продолжиться часть ночи, а мне надо спешить.

Плантад застегнул пальто на все пуговицы, приподнял воротник, надвинул шляпу на глаза и вышел на дорогу, по которой уже прошел один раз днем.

Тефер, спрятавшийся в проеме двери рядом, слышал этот разговор с начала до конца. Сильный ветер и гром помешали Плантаду слышать за собой шум шагов шедшего следом за ним Тефера.

Опустив голову и с трудом различая дорогу, Плантад поминутно попадал в лужи и, наконец, остановился у громадной промоины, которая перегораживала дорогу.

Чтобы не войти по колено в жидкую грязь, инспектор свернул вправо, но не успел он сделать и пятидесяти шагов, как вдруг с испугом отступил: при блеске молнии, сопровождаемой сильным ударом грома, он почти у своих ног увидел громадную трещину каменоломни.