Кто ты?

– За щетину, мистер Бантер?

– Будьте так любезны, миссис Пемминг... Теперь положите ее. Ну, мисс Мэйбл, еще раз подвергнем испытанию ваши таланты. Не возражаете? Нет? Тогда возьмите фонарик. Прекрасно! Великолепно! Я бы и то не справился лучше. Ах, какие отпечатки. Совсем четкие. Они наверняка заинтересуют его светлость. Теперь вот эта книжечка... Нет, нет, я сам... Ее надо брать за краешек, к тому же, я в перчатках... Знаете, миссис Пемминг, я аккуратный преступник и не хочу оставлять следы. Обмахните пыль,мисс Мэйбл. Теперь с этой стороны... Вот так. Сколько тут отпечатков, и все четкие. Прекрасно. О, пожалуйста, мистер Грейвс, не трогайте тут ничего... Тут ничего нельзя трогать.

– И вы собираетесь что-то узнать из этого? – свысока спросил мистер Грейвс.

– Не что-то, а очень много, – ответил мистер Бантер со стоном, рассчитанным на то, чтобы воззвать к лучшим чувствам мистера Грейвса и, если удастся, разговорить его. – Если бы вы, миссис Пемминг были столь любезны и подержали этот кусочек линолеума, я бы подержал его за другой конец, а мисс Мэйбл стряхнула бы с него пыль. Да, мистер Грейвс, у меня тяжелая жизнь. Камердинер – это не шутки. С утра до вечера, да еще подавать чай по сто раз с половины седьмого утра до одиннадцати вечера, да еще эта криминология в любое время суток. Удивительно, какие только мысли не посещают богачей, которым нечем заняться.

– Как же вы выдерживаете! – отозвался мистер Грейвс. – У нас тут ничего подобного не бывает. Мы ведем самый обычный образ жизни, мистер Бантер, даже и рассказать-то нечего. Завтрак, обед – в определенные часы, гости все почтенные, никаких размалеванных девиц... и никаких вызовов по ночам. Все тихо, спокойно. Обычно я не работал у евреев, мистер Бантер, и я так думаю, что вы считаете себя в выигрыше, что служите у аристократа, однако кому нужны аристократы в наши дни, если они загружают тебя работой. Должен вам сказать, что, хоть сэр Рувим и из бедняков, но уж никто не назовет его вульгарным, а леди Леви у нас дворянка... мисс Форд в девичестве. Она из гемпширских Фордов, и оба они очень деликатные.

– Я с вами согласен, мистер Грейвс... Его светлость и я никогда не чванились своим положением... Ну вот, конечно же, след ноги... Такому линолеуму цены нет. Я всегда говорю, почему бы доброму иудею не быть добрым человеком? Размеренная жизнь и деликатность, что может быть лучше? А у вашего сэра Рувима еще и вкусы на редкость простые, словно он не богач вовсе.

– Очень простые, – подтвердила кухарка, – по крайней мере, когда они едят втроем с мисс Рашель... Когда нет гостей. Если бы не гости, я бы совсем разучилась готовить, правда, правда, мистер Бантер.

Тем временем мистер Бантер добавил к своей коллекции ручку зонтика и принялся с помощью горничной завешивать окно.

– Великолепно, – похвалил он ее. – Если бы я еще мог разложить на столе одно одеяло, а другое повесить на вешалку для полотенец, например... О, вы очень добры, миссис Пемминг... Ах, если бы его светлость не требовал от меня работы по ночам. Иногда приходится ложиться в три-четыре, а утром опять вставай и буди его, чтобы он шерлокхолмствовал где-нибудь на другом конце страны. А сколько грязи он приносит на одежде и ботинках!

– Стыдно слушать, мистер Бантер, – сочувственно произнесла миссис Пемминг, – приличные люди так себя не ведут. Хотите знать мое мнение, так джентльмен, а уж его светлость и подавно, должен держаться подальше от полиции.

– Все очень сложно, – признался мистер Бантер, благородно принося в жертву характер своего хозяина и собственные чувства. – Ботинки летят в угол, одежда на полу, как говорится...

– Такое часто случается, если человек родился в рубашке, – поддакнул мистер Грейвс. – А вот сэр Рувим никогда не забывает о приличиях. Рубашка всегда аккуратно повешена на стул, ботинки на месте, чтобы их легко можно было отыскать утром. Короче говоря, он нас не затрудняет понапрасну.

– А вчера?

– Туфли были на месте. Вот одежда – это да. Но обычно нет. Сэр Рувим всегда о нас заботится. Хорошо бы с ним ничего не случилось!

– Да уж, бедняжка, – всхлипнула кухарка. – Говорят, он ушел из дома в чем мать родила, но мне что-то не верится, мистер Бантер, не мог он это сделать, клянусь вам чем угодно.

– Ах! – воскликнул мистер Бантер, включая освещение. – Немногие могут сказать лучше о людях, которые им платят.

– Пять футов десять дюймов, – сказал лорд Питер, – и ни дюймом больше.

Он задумчиво посмотрел на костюм и промерил его еще раз. Паркер аккуратно занес данные в записную книжку.

– Полагаю, – отозвался он, – что, только сложившись пополам, мужчина, в котором шесть футов и два дюйма, может влезть в этот костюм.

– Паркер, вы, случайно, не шотландец? – с горькой иронией поинтересовался лорд Питер.

– Нет, насколько мне известно. А что?

– А то, что из всех осмотрительных, скупых, хладнокровных дьяволов, каких я только знаю, – проговорил лорд Питер, – вы – самый осмотрительный, скупой и хладнокровный. Я тут изо всех сил напрягаю мозги, чтобы внести сенсацию в ваше скучное полицейское расследование, а вам хоть бы что!

– Какой смысл в поспешных выводах?

– Проклятье! – Лорд Питер вставил в глаз монокль и, словно принюхиваясь, наклонился над подушкой. – Подайте-ка мне пинцет, – попросил он. – Ради бога, дышите потише, вы же не кит.

И он ухватил пинцетом нечто совершенно невидимое.

– Что это? – спросил Паркер.

– Волос, – мрачно ответил лорд Питер, и его твердый взгляд стал еще тверже. – Пора нам взглянуть на шляпы Леви. Позвоните, пожалуйста, камердинеру.

Пришел мистер Грейвс и обнаружил лорда Питера Вимси ползающим по полу в туалетной комнате. Перед ним была целая куча шляп.

– Наконец-то, – весело проговорил юный аристократ. – Задаю вам задачку. Трюк с тремя шляпами. Шляп всего девять, включая цилиндры. Вы считаете, что все они принадлежат сэру Рувиму Леви? Вы уверены? Отлично. Теперь я с трех раз отгадаю, в какой шляпе он был в ночь своего исчезновения. Если я угадываю правильно, то выигрываю я, а если не угадываю, то выигрываете вы. Понятно? Вы готовы? Начали! Насколько я понимаю, ответ вам известен?