Мертвецы выходят на берег. Министр и смерть. Паршивая овца

Я подождал, пока Кари Карсте не расплатится. Затем она вышла из машины — и перешла на другую сторону улицы.

Я тоже расплатился и отправился за ней. На прощание шофер сказал мне:

— Не расстраивайся, ты можешь еще успеть на другой поезд, не говоря уже о такси. — Он хмыкнул и уехал.

Я поднял воротник плаща и по диагонали пересек улицу принца Микаэля Крона. Холодный северный ветер лишь только усиливал неприятное впечатление от этой улицы, которая всегда была ничейной землей между царством кораблестроения и жилыми районами города. В этой части Бергена под кручей Левстаккена, куда не проникали лучи солнца, она была одной из самых холодных улиц.

Я подошел к углу дома, за которым исчезла Кари Карсте. Я осторожно заглянул за угол. Улица была пуста. Кари Карсте исчезла.

По левой стороне стояли жилые дома, построенные сразу после войны. Я посмотрел номера домов: 18–20-2224–26.

Я задумался: «Наверное, 22».

Когда в квартире Кари двадцать четыре часа тому назад зазвонил телефон, она назвала как раз эти цифры и добавила — третий. Может быть, это чистое совпадение, но других версий у меня не было.

Я приблизился к дому и попробовал открыть выкрашенную в синий цвет дверь. Она оказалась не заперта. Рядом с домофоном стояли имена жильцов. Однако никто из квартиры на третьем этаже не захотел назвать своего имени.

Я вошел в подъезд. Расписанные под мрамор стены, лестничные решетки из стали, выкрашенной в красный цвет. Деревянные перила. Зеленые почтовые ящики на стене.

Я посмотрел на имена жильцов на почтовых ящиках. Ни одно из них не было мне знакомо, но зато на одном ящике не было вообще никакого имени.

Я остановился.

Вполне возможно, что Кари Карсте просто направилась навестить старую тетушку. В это-то время суток? Тогда доброго дядюшку или уж, скорее, кузена?

Я решил подняться по лестнице.

Первый этаж.

Второй.

Приглушенные звуки музыки и шум посудомоечной машины.

Третий.

В этом доме в двери квартир были вставлены стекла с металлической сеткой внутри. Сквозь такое стекло из квартиры справа на лестничную клетку падал свет. Квартира слева была погружена в темноту. На месте таблички с именем осталось пятно более светлого голубого цвета, чем сама дверь, и следы от двух шурупов.

Я осторожно приблизился к двери и прислушался. Ни единого звука.

Я постоял так несколько минут, изучая звуки в подъезде. Тишина.

Я попробовал позвонить. Звонок работал, но никто не открыл. За дверью была мертвая тишина.

Я позвонил еще раз, скорее по инерции. Ни малейшей реакции.

Я посмотрел на другую дверь на лестничной площадке, вынул из кармана ручку и блокнот, подошел к квартире и позвонил в дверь, одновременно делая вид, что что-то записываю в маленькой золотистой книжечке.

Дверь отворилась. Мужчина, возникший на пороге квартиры, в одной руке держал газету, а в другой — сигарету. Бледное лицо с совершенно пустыми глазами. Этакий глашатай смерти и запустения, но я тем не менее все-таки решил рискнуть:

— Квартира напротив… Там что, нет никого дома?

Он посмотрел на меня как на бездарного лгуна:

— А разве вы можете предположить что-нибудь другое?

Я поперхнулся.

— Нет…

— Может, там есть табличка с именем? — Я повернулся вполоборота, как будто эта мысль не приходила мне раньше в голову. — Да нет…

— Ну и идите тогда к черту! — Он попытался захлопнуть дверь у меня перед носом.

— Нет, подождите! — остановил я его. — Я просто хотел узнать… Может быть, эта квартира пуста?

На его лице проступили краски жизни — или, вернее, краски ехидной радости.

— Нет, она занята.

— Кем же?

Он вновь превратился в бесчувственную мумию и пожал плечами.

— Какой-то фирмой. Они используют эту квартиру как временное место жительства для новичков.

— А какая фирма?

Он уже почти закрыл дверь — осталась только маленькая щелочка.

Я быстро добавил:

— Не «Финансовое акционерное общество Бернера»?

— Зачем спрашивать, когда уже знаешь ответ? — буркнул он, и дверь неслышно захлопнулась, как раковина моллюска.

Я вновь подошел к двери противоположной квартиры, но на этот раз я звонил уже более настойчиво. Я звонил очень долго, не отпуская палец.

Наконец дверь открылась, но на нижнем этаже.

Кто-то проорал мне снизу:

— Если ты, черт побери, сейчас же не прекратишь шуметь, то я поднимусь и размозжу твою баранью башку! Ночью некоторые хотят спать!

Затем короткая, зловещая тишина. Я решил не отвечать. Мне совсем не хотелось, чтобы кто-то размозжил мою баранью башку.

Дверь внизу захлопнулась с таким грохотом, что если в доме еще кто-нибудь спал, то теперь-то уж ему пришлось пробудиться.

Я постоял еще некоторое время перед таинственной дверью темной квартиры, но потом решил сдаться. Проходя мимо квартиры на втором этаже, я крался тихо, как мышка.

На улице я перешел на другую сторону и внимательно посмотрел наверх.

Все окна на третьем этаже слева были темны, но шторы…

Мне показалось, что они шевельнулись, едва заметно, но шевельнулись…

Мне показалось, что кто-то отпрянул внутрь, скрываясь от света уличных фонарей.

Ну что ж.

Я мог бы постоять на улице. В этом случае мне была бы гарантирована одна вещь — застудить себе ноги.

Я взглянул на небо. Низкие темные облака а ля «Летучий голландец» проносились над городом, скрывая за своими призрачными парусами сияние звезд и посылая колючих предвестников начинающегося снегопада.

Это был не самый удачный вечер для проведения расследования на открытом воздухе. Я решил предоставить Кари Карсте возможность заниматься делами в одиночестве, а самому найти себе на время другое занятие.

Настало время для очередного визита в «Week End Hotel». Я надеялся только, что это не будет мой вечный week end.

34

Я спустился по улице Микаэля Крона, высматривая свободное такси. Как раз напротив закусочной сидел в своем старом такси мой старый знакомый и поедал бутерброд под милым названием «горячая собака» — хотдог.

Я вопросительно указал на заднее сиденье, и в ответ он лишь пожал плечами. Выбор был за мной.

Когда я уселся в машину, он взглянул на меня в зеркало и сказал:

— Ничего не говори! Я угадаю сам! Поезжай за тем автомобилем!

Я покачал головой и сухо сказал:

— «Week End Hotel!»

Он присвистнул:

— Вот это я понимаю. Всегда надо платить той же самой монетой.

Он завершил свой ужин, вытер губы тыльной стороной ладони, и машина тронулась с места.

— Я только хочу сказать, что в таком деле я специалист. Я много раз возил Потифарову жену к Иосифу, а самого Потифара в «Week End Hotel», если ты понимаешь, что я имею в виду.

Я прекрасно понимал, что он имел в виду.

На перекрестке у площади Дании он провозгласил:

— Ну и бабы сейчас пошли! Они не знают своего места!

— Места дома под ковриком в ванной?

— Вот именно. На спине и «по стойке смирно». Вот что я тебе скажу. Я сижу за рулем этого корыта вот уже двадцать лет — может быть, не именно этого, но разных других машин, — и я знаю, о чем говорю. Бабы сейчас берут над нами верх. Если мы и дальше будем хлопать ушами, то окажемся в скором времени у них под каблуком.

Мы уже приближались к центру. На центральной городской стоянке было также безлюдно, как на обратной стороне Луны. На автобусной остановке притулились в ожидании автобуса, которому никогда не суждено прийти, несколько заблудших душ. Указатели, висящие над дорогой, предлагали нам сделать выбор между центрами Вселенной Клеепесте и Кнарвиком. И если бы мы неправильно выбрали полосу движения, то могли бы оказаться в этих милых местах и помимо собственной воли.

Но мой шофер привычно выбрал правильную полосу, и скоро мы остановились у отеля. Я сразу же посмотрел на тротуар, но они уже тщательно смыли все следы, оставленные телом Сирен.