Мейси Доббс. Одного поля ягоды

Селия заплакала. Мейси остановилась, но утешать Селию не стала.

«Позволь горю излиться, — учил ее Морис. — Будь благоразумна в утешительных касаниях — ими можно подавить откровенность, с которой человек делится своей печалью».

Она научилась у Мориса Бланша с почтением относиться к личным историям.

Немного помедлив, Мейси взяла Селию под локоть и мягко повела к парковой скамье среди золотистых нарциссов, чьи солнечные головки мягко кивали под предвечерним ветерком.

— Спасибо. Спасибо, что выслушали.

— Селия, я понимаю…

Мейси вообразила жуткую обезображенность Винсента и содрогнулась, припомнив проведенное во Франции время, незабываемые образы мужественно сражавшихся людей. И подумала о тех, кто обманул смерть лишь для того, чтобы бороться с последствиями своих увечий. Тут ей вспомнился Саймон, талантливый врач, тоже солдат, в тяжелой борьбе вырывавший жизни из кровавых когтей смерти.

Готовая продолжать свой рассказ Селия вернула Мейси из глубин воспоминаний.

— Хорошо, что один из пациентов, с которыми Винсент лежал в госпитале, узнал его. Жаль, что не могу вспомнить его фамилию. Вскоре после войны он вернулся во Францию и увидел, что о людях с обезображенными лицами там заботятся по-другому. Их собирают вместе для отдыха, вывозят на природу в лагеря, где они могут пожить, не беспокоясь о том, что от них отворачиваются, — как-никак там у всех раны. И, думаю, еще важнее, что людям не приходится смотреть на них. Ужасно, правда? В общем, этот человек вернулся в Англию и решил устроить то же самое здесь.

Селия Дейвенхем огляделась по сторонам и ненадолго закрыла глаза в тепле заходящего весеннего солнца.

— Этот человек купил ферму, потом связался с людьми, с которыми познакомился, залечивая собственные раны. Господи, как же его звали? В общем, война подействовала на него так сильно, что он захотел сделать что-то для людей, которых обезобразили раны. Винсент горячо поддержал эту мысль. Она придавала ему такую энергию, какой я не видела в нем с довоенного времени. Этому человеку очень понравилось упорное желание Винсента зваться только по имени. И он стал жить в «Укрытии».

— Это место называлось так? «Укрытие»?

— Да. Думаю, название предложил Винсент. Наверное, в связи с сигналом «В укрытие», так как они отошли от общества, ставшего для многих из них врагом. Винсент сказал, «Укрытие» устроено в честь всех, кто погиб во Франции, и всех, кто вернулся с ранениями. Что оно для всех пострадавших, которым нужно место для ухода, тогда таких мест не было.

— Он остался там, в «Укрытии»?

— Да, остался. Винсент стал очень нелюдимым. Мой брат изредка навещал его. Я уже была замужем за Кристофером, так что не ездила туда. Но хотелось. Я даже собиралась съездить туда после смерти Винсента. Просто посмотреть, где…

— Он умер в «Укрытии»?

— Да. Я толком не знаю, что случилось. Родственники Винсента сказали моему брату, что он поскользнулся и упал возле ручья. Ему и так было трудно дышать из-за повреждений, но, может быть, он ударился головой. Родители его уже умерли. Думаю, они толком не наводили справок. Все сочли, что это ужасная случайность, но, возможно, она стала для него избавлением.

— «Укрытие» закрылось?

— Нет. Оно существует до сих пор. Жилой дом на ферме перестроили так, что у каждого постоянного жильца есть своя комната. Наняли мастеров для переделки надворных построек, чтобы их тоже можно было использовать для жилья. Насколько мне известно, туда принимают новых жильцов. Это люди, которые получили на войне травмы и хотят удалиться от общества.

— Как этот человек, основавший «Укрытие», платит за всех?

— О, платят они. Деньги идут в общий фонд. Мой брат счел это странным. Но, понимаете, для него это естественно. Он очень прижимистый. Винсент позволил Адаму — вспомнила, этого человека зовут Адам Дженкинс — Винсент позволил Адаму распоряжаться своими деньгами, когда решил стать постоянным жильцом, а не приезжающим на краткое время. Постоянные жильцы работают на ферме, поэтому она все еще действующее предприятие.

— Так, так, так. Винсент, должно быть, очень уважал этого человека, Адама Дженкинса.

Обе женщины пошли обратно, к северному входу в Сент-Джеймсский парк. Селия взглянула на свои часики.

— О Господи! Мне нужно спешить. Кристофер ведет меня вечером в театр. Знаете, это просто поразительно. Он всегда был таким домоседом, но теперь планирует всевозможные выходы. Я люблю театр. Выйдя замуж за Кристофера, я думала, что больше туда не попаду, но он вдруг стал соглашаться проводить вечера вне дома.

— Замечательно! Селия, мне тоже нужно бежать. Но пока не ушли, не скажете ли, где находится это «Укрытие»? Один мой знакомый может им заинтересоваться.

— Оно в Кенте. Возле Севенокса. Собственно говоря, не очень далеко от Нетер-Грин. До свидания, Мейси, и вот вам моя визитная карточка. Позвоните мне еще насчет чаепития. Все было замечательно. Знаете, я чувствую себя очень легко после нашей встречи. Может, благодаря свежему воздуху в парке.

— Да, может быть. Приятного времени в театре, Селия.

Женщины расстались, но перед тем как идти к станции метро, Мейси вернулась в парк, чтобы обдумать их разговор. С Селией она, видимо, больше не увидится.

Винсент умер, живя в общине для бывших солдат. Изначально у всех ее обитателей были обезображены лица, однако теперь туда принимали людей и с другими ранениями. В мотивах Адама Дженкинса, который, видимо, хотел помочь пострадавшим, не было ничего неприглядного. Организация заботы о постоянных жителях, должно быть, стоила немалых денег, но средства шли в общий фонд, эти люди были независимы и работали на ферме, названной «Укрытие». Мейси подумала, не искали ли эти солдаты, оставляя свой дом, убежища от врага. Потому что для таких людей, пожалуй, врагом теперь была сама жизнь.

Мейси подняла тяжелую телефонную трубку и стала набирать «БЕЛ-4746», номер живших в Белгравии лорда Джулиана Комптона и его жены, леди Роуэн. Небольшая задержка, потом Мейси услышала три телефонных звонка, затем ответил Картер, старый дворецкий Комптонов. Она тут же взглянула на часики.

— Резиденция Комптонов.

— Здравствуйте, мистер Картер. Как у вас дела?

— Мейси, какая радость. Мы все здоровы, спасибо, только не хотим ухода на покой кухарки, хотя по возрасту ей давно пора.

— А сами вы, мистер Картер?

— Знаешь, Мейси, пока я способен подниматься по этим лестницам, буду продолжать службу. Ее светлость очень хотела поговорить с тобой.

— Да, я знаю. Потому и звоню.

— А, хорошо… не стану спрашивать, Мейси, откуда ты это знаешь.

— Мистер Картер, найти меня не трудно, так ведь? Леди Роуэн — сущий терьер в человеческом облике.

Картер засмеялся и соединил Мейси с леди Роуэн, читавшей в библиотеке последние выпуски газет.

— Мейси, дорогая девочка. Где ты была? Я уж думала, ты куда-то уехала.

— Нет, леди Роуэн. Я была занята.

— Прекрасная новость. Но ты не должна быть у нас редкой гостьей. Уверена, что не хочешь перебраться в комнаты наверху? Знаю, я постоянно об этом спрашиваю, но дом стал теперь очень большим. Никогда таким не казался. Может быть, я уменьшаюсь в росте. Говорят, с возрастом это случается.

— Нет, леди Роуэн, с вами этого не случилось. Приехать к вам на этой неделе?

— Да. Непременно. Приезжай завтра. И я требую, чтобы ты поужинала со мной и осталась на ночь. Я не могу отпустить тебя одну с наступлением темноты и знаю, что ты откажешься от предложения отвезти тебя домой.

— Да, леди Роуэн. Я останусь — но только на одну ночь. У вас все хорошо?

Молчание.

— Леди Роуэн, у вас все хорошо?

— Я хочу поговорить с тобой о Джеймсе. Думаю, ты сможешь дать какой-то совет бедной непонятой матери.

— Леди Роуэн…

— Да, я слегка сгустила краски. Но я беспокоюсь о нем. Он хочет уйти жить на какую-то ферму в Кенте. Мне это кажется очень странным. Даже более чем странным. Мейси, признаюсь, мне страшно за Джеймса. После войны он пребывал в глубоком унынии, а теперь еще это!