Убийства в замке Баустринг

Судя по всему, она не ожидала такого быстрого окончания мучительных расспросов. Взглянув на брата испуганно-удивленными глазами, Патриция, похоже, заподозрила подвох, но потом решила, что никакого подвоха тут нет, и просияла. Уходя, она оперлась на руку Мэссея, извинилась за свой покрасневший нос, при этом мимолетная улыбка тронула ее полные губы.

Посмотрев ей вслед, Фрэнсис кивнул.

— Сестра, на мой взгляд, увлекается косметикой, — рассеянно заметил он. — Иногда она напоминает мне восковую куклу. — Он резко повернулся к Тэрлейну и сэру Джорджу, который в это время чесал свое ухо бильярдным кием. — Вы знаете, я вовсе не проповедую строгую мораль, — продолжал он, — но Пат с момента своего рождения никогда не удалялась от Олдбриджа и на десяток миль. Правда, однажды отец взял ее с собой в Париж, где в течение всей недели на целый день усаживал ее в кресло в Лувре, пригрозив запереть в темном чулане, если она вздумает уйти. Она смертельно боится темноты. Она бы никогда не вошла в этот зал без какой-то серьезной причины.

— Эти гвозди в двери… — начал было Тэрлейн.

Фрэнсис прервал его:

— Кажется, я понял, почему отец забил наглухо ту дверь. Этот донжон мог стать отличным местом для свиданий, поскольку никто туда не ходит. Теперь уж точно туда никто не пойдет! Даже Сондерс…

— Сондерс? — повторил сэр Джордж. — Вот тот?

Фрэнсис обернулся. Сондерс стоял у двери в Большой зал.

— Сондерс!

— Да, капитан?

— Попроси мистера Кестевана спуститься сюда, и поспеши.

Когда Сондерс ушел, Фрэнсис вкратце рассказал сэру Джорджу все детали убийства. Баронет присвистнул.

— Я боялся этого, — сказал он погодя.

— Ты подозреваешь кого-нибудь? — спросил Тэрлейн.

— Не знаю, — протянул сэр Джордж. — Дело в том, что убийца использовал не какую-то там древнюю тетиву, которая могла порваться, затяни он ее посильнее на шее своей жертвы, а новую. Из крепкой кожи, которая уж точно не порвется. — Он задумчиво развел руками. — Интересно, Фрэнк, а кто знал, что это была не старая, прогнившая тетива?

— Все в этом графстве, насколько мне известно, — ответил тот. — Отец никогда не уставал твердить о том, что я сделал, когда мне было лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Я имею в виду, когда я порвал ту треклятую тетиву. Он постоянно рассказывал эту историю за обеденным столом, а все вынуждены были слушать. Но дело не в этом… — Фрэнс вспомнил о фляжке в заднем кармане своих брюк. Достав ее, он протянул фляжку сначала Тэрлейну, потом сэру Джорджу и сам сделал большой глоток. — Так вот, — продолжил он, — когда мы ехали сюда, я рассказал вам о Дорис, пояснив, что она видела, как какая-то фигура в доспехах стояла в середине большой лестницы.

— Дорис так показалось, — сказал сэр Джордж. — Эта Дорис…

— Она не придумала, — сказал Фрэнсис.

— Ради бога, не дави нам на психику.

— И не собираюсь! Дело в том, что на перилах лестницы остались отметины. Пять царапин от ногтей этой латной рукавицы.

Сэр Джордж уставился на него. Потом взял свой бильярдный кий и прицелился, словно готовясь к удару. Он долго прицеливался, прежде чем сказал решительным тоном:

— Так не пойдет, Фрэнк. Можешь говорить что угодно по поводу фигур в доспехах, расхаживающих по дому, но тут другой случай. Это же надо! Ни войти в Оружейный зал, ни выйти из него… Кто-то либо ошибся, либо грезит наяву, вот что я скажу.

Он отвел взгляд, когда все пристально посмотрели на него. Никто не произнес ни слова. Лишь бормотание водопада звучало с ехидной настойчивостью.

Сэр Джордж стукнул концом кия об пол.

— Но я вам заявляю, черт возьми, убийство без убийцы — абсурд! — повысил он голос. — Если он вошел в Оружейный зал, то должен был и выйти!

— Мне надо наполнить фляжку, — задумчиво сказал Фрэнсис. — Она почти пустая.

— Но что же нам делать? — Сэр Джордж развел руками.

— Сбросить с себя это бремя, — сказал Фрэнсис. — Вы слышали что-либо о Джоне Гонте?

— Я знаю Джона Гонта очень хорошо, — ответил сэр Джордж после паузы. — Но он нам не в состоянии помочь. Он то в Персии, то еще где-то. Если ты хочешь найти его, придется послать письмо по адресу «до востребования, вселенная». Если, конечно, он не упился до смерти.

— Что касается его пьянства, тут я не в курсе, — сказал Фрэнсис. — Но знаю точно, что он не в Персии, а в отеле «Глобус» в Олдбридже, где преспокойно играет в гольф с отставным полковником из Брикстонской тюрьмы. Как вы думаете, мы сможем заполучить его?

— А это необходимо?

— А как вы считаете, сэр?

Баронет задумался.

— Что ж, это мысль, — сказал он, потирая лоб. — Только он весьма падок до выпивки… В те редкие моменты, когда я видел его, он сидел, полусонный, в лондонском клубе «Атенеум» у окна, которое выходит на Пэлл-Мэлл, и никто не мог сказать, пьян он или нет.

— Пьяный проспится, дурак — никогда, — заметил Фрэнсис.

— Согласен, но Гонта обычно не бывает в Англии. О нем в Лондоне лишь легенды рассказывают. Вот одна из них. Однажды он сидел в своем обычном кресле с подголовником у окна клуба и вдруг внезапно вскочил, подошел к телефону и позвонил в городскую администрацию в Сити-холле. «Один плотный господин в квадратных очках, тренче и зеленой фетровой шляпе, — сказал он судье-магистрату, — в данный момент идет по площади Ватерлоо. Вам бы лучше задержать его. Вы пока не в курсе, но вам придется разыскивать его по обвинению в убийстве». И точно, позже выяснилось, что этот человек снес голову своей жене, хотя труп обнаружили только пару дней спустя… Потом произошло то лондонско-ливерпульское ограбление банка. Помните? Партингтона и двоих членов его банды схватили, но не могли обнаружить украденные ценные бумаги, Положение было безвыходным. Тут комиссар получает сообщение — всего одну строчку, нацарапанную на пачке из-под сигарет: «В столбике кровати, остолоп ты чертов. Гонт». Именно там Партингтон спрятал эти бумаги. Я точно знаю. Комиссар полиции сам мне об этом рассказал.

Сэр Джордж достал свой портсигар. Вздохнув, он взглянул на Фрэнсиса, который, похоже, его не слушал.

— Этот Сондерс, — буркнул Фрэнсис, — не способен даже найти нашего друга Кестевана. Прошу прощения, но думаю, придется самому заняться этим. Да и к Ирэн необходимо заглянуть. Странно, что доктор Мэннинг еще не спустился. Ну, я ухожу, а вы будьте настороже и не впускайте никого.

Когда он ушел, Тэрлейн спросил у сэра Джорджа:

— Кто такой этот Гонт? Я никогда не слышал о нем.

— Джон Гонт, думаю, самый выдающийся гений криминалистики, которого когда-либо видела Англия. Следовало бы написать книгу «Гонт — его взлеты и падения». И то и другое захватывает.

— Он как-то связан со Скотленд-Ярдом?

— В какой-то степени. Если бы он не был связан официально, не произошло бы и разрыва. Никто не может точно сказать, каковы были эти связи до разрыва. Я никогда не спрашивал об этом комиссара полиции.

— А почему произошел разрыв?

— Я могу только догадываться. Во-первых, он пил слишком много. Это никак не свидетельствует против него, конечно. Этот мужской порок никогда не считался по-настоящему пороком, иначе люди не стали бы его терпеть. Потом, когда его жена умерла лет шесть или семь назад, он, похоже, пошел вразнос, то есть повел себя неадекватно. Взял и отпустил очевидного убийцу, даже помог ему уехать из страны. Потом, в деле Седли, когда суду уже было все ясно, он поднял шум, утверждая, что Седли невиновен, но ему не позволили доказать это. Снова он устроил скандал по поводу использования научных данных в Скотленд-Ярде. Понимаешь, Гонт — криминалист старой школы. Короче говоря, какова бы ни была причина, он порвал отношения со столичной полицией. — Сэр Джордж достал сигару, аккуратно обрезал ее и закурил. — Однажды я встретил его на набережной. Как раз после его отставки. Высокий, со впалыми щеками, с усами и с эспаньолкой. Ну прямо роялист! Он тогда сказал: «Все талдычут про современный, научный подход, а сами настолько, черт возьми, не отвечают требованиям науки, что даже не в состоянии увидеть правду. Пойдем выпьем».