Выпить и умереть

— Ну, привет, Дессима.

— Ух ты, напугал меня, — воскликнула она негромко…

— Позволь, я упаду на колени? Буду молить о прощении?

— Не стоит беспокоиться. Извини, я кажется потревожила твой сон… До свидания… — И она зашагала по тропинке.

— Погоди минутку, Десси.

Девушка, казалось, колебалась. Уочмен взял ее за локоть.

— Не делай этого, — попросила Дессима. — Мы оба будем очень глупо выглядеть. У меня нет настроения на телячьи нежности.

— Если ты подождешь тут минутку, я буду вести себя смирно, как пожилой деревенский пастор. У меня есть к тебе совершенно серьезный разговор.

— Не верю я тебе.

— Я тебе обещаю. Это правда очень важно. Пожалуйста…

— Ну хорошо, — согласилась Десси.

Люк отпустил ее руку.

— Ну, так что же? — подстегнула его Дессима.

— Погоди, дай мне секундочку… Присядь со мной, закури сигаретку… А может быть, я тебя немного провожу?

Девушка бросила быстрый взгляд на фигуры на скале. Казалось, она чувствует себя неловко и оттого злится.

— Я думаю, мы и здесь можем завершить наш разговор, — наконец выдавила она.

— Прекрасно. Тогда присядь сюда… Если мы с тобой будем стоять тут в полный рост, нас будет разглядывать всякий, кто выезжает из Оттеркомба. А мне вовсе не хочется, чтобы меня прерывали на каждом слове… Дело в том, что у меня такой разговор… Ты, наверное, мне не поверишь… Сейчас я скажу тебе, сейчас…

Уочмен сел на длинный плоский валун у зарослей кустарника. Дессима, поколебавшись, осторожно примостилась рядом.

— Вопрос, который я хотел обсудить с тобой, — начал Уочмен, — касается этого твоего Левого Движения…

Глаза Дессимы вылезли из орбит.

— Это тебя так удивило? — полюбопытствовал Уочмен.

— Еще бы! Трудно предположить, что у тебя могло вызвать интерес к Левому Движению…

— Меня ничего в нем заинтересовать не может, — заметил Уочмен, — и строго говоря, милая Десси, оно, это движение, меня и не интересует… Но… Я хочу задать тебе два вопроса. Если ты не захочешь на них отвечать — так и скажи.

Уочмен прокашлялся и протянул руку в сторону:

— Итак, учитывая мнение общества и свидетелей…

— Милый мой, — прервала его Дессима со слабой улыбкой, — не хочешь ли ты сказать, что эта зеленая лужайка — судебный зал, а кусты — ложа свидетелей… У тебя такое выражение, словно ты намерен начать против меня тяжбу.

— Ну, это твоя вольная интерпретация… Итак, если мы говорим о грезах летней ночи, Дессима, то…

— Но мы вовсе не говорим об этих грезах, — с улыбкой возразила девушка. — Уж лучше продолжайте свой только что начатый допрос свидетелей, мистер Уочмен.

— Хорошо, миледи… Итак, первый вопрос: является ли эта организация — общество, клуб, движение или что еще — инкорпорированной компанией?

— Господи, что значит эта белиберда?

— Кроме всего прочего, это означает, что бухгалтерские книги этой организации должен так или сяк смотреть нанятый аудитор. Так кто его нанимает?

— Господи, нет… Движение просто расширялось само по себе, главным образом за счет усилий Билла Помроя и моих стараний…

— Так я и думал. У вас есть список членов?

— Триста сорок пять человек! — гордо отвечала Дессима.

— А каковы членские взносы?

— Десять шиллингов. Может быть, ты хочешь к нам примкнуть?

— А кто собирает эти десять шиллингов?

— Казначей.

— Ага, казначей и секретарь… Мистер Легг?

— Да. К чему ты гнешь? Кстати, чего это ты добивался прошлым вечером, когда приставал к Бобу Леггу?

— Обожди. А через его руки проходят еще какие-нибудь деньги, кроме членских взносов?

— Не понимаю, почему это я должна все это тебе рассказывать, — пожала плечами Дессима.

— Ты должна понимать, что я желаю тебе только хорошего… И кроме того, Десси, этот наш разговор будет сугубо конфиденциальным, конечно.

— Ну ладно, — согласилась она нехотя. — Мы сумели выжать деньги из разных источников. Мы решили завести отдельные бухгалтерские книги по этим поступлениям — от испанских, чешских и австрийских эмигрантов… Потом еще — фонд борьбы и так далее…

— Понятно. Но все же каковы суммы? Например, сотни три фунтов стерлингов в год?

— Ну, что-то в этом роде… Примерно. У нас есть щедрые спонсоры.

— Тогда послушай меня, Десси. Ты когда-нибудь занималась рекомендациями этого Легга? То есть проверяла их?

— Я? Я нет… Но он выглядит очень достойно.

— И он занимается этим уже десять месяцев, так?

— Да. Но дело в том, что он болен. У него какая-то болезнь — кажется, туберкулез — и еще тугоухость. Но он был с самого начала очень щедр и внес членские взносы…

— Можно я тебе дам совет? Проведите свои бухгалтерские книги через аудитора.

— Да ты не знаешь Боба Легга! Иначе ты не стал бы бросаться такими обвинениями…

— Я еще никого не обвиняю, я просто советую сделать проверку вашей бухгалтерии.

— Но ведь ты намекаешь…

— …что тебе надо быть более деловой, — заметил Уочмен. — Вот и все.

— Ты знаешь этого человека? Скажи мне!

Последовало долгое молчание, потом Уочмен пробормотал:

— Никого с таким именем я не знал…

— Тогда не понимаю тебя, — пожала плечами Дессима.

— Давай считать, что у меня возникла немотивированная неприязнь к этому парню.

— Это я и так понимаю. Прошлым вечером это было просто очевидно.

— Ну, тогда обдумай мое предложение еще разок… — Уочмен пристально посмотрел на Дессиму и вдруг добавил: — Почему ты никак не выйдешь замуж за Билла Помроя?

Дессима враз побледнела и резко ответила:

— Уж это, извини, мое личное дело…

— Ты встретишься со мной здесь сегодня вечером?

— Нет.

— Неужели я тебе больше совсем не нужен, Десси?

— Боюсь, что так.

— Похоже, ты немного привираешь, а?

— Ты как был волокитой, — заметила Дессима, — так и продолжаешь пытаться им быть. Но теперь это довольно дешево выглядит.

— Не надо меня оскорблять, — надулся Уочмен. — А вот поведай своему женишку, что я был твоим единственным экспериментальным мужчиной, на котором ты отрабатывала…

— Знаешь, мне не нравятся такие разговорчики. Все кончено. Причем еще год назад, ясно?

— Нет. Только не у меня. У меня не кончено. Почему ты злишься? Потому что я не писал?

— Бог ты мой, нет, конечно! — воскликнула Дессима.

— Тогда почему?

Он положил свою руку на ее ладошку. Словно не чувствуя его пожатия, пальцы ее руки продолжали перебирать стебельки травы…

— Послушай, давай встретимся сегодня вечером, — повторил Люк.

— Сегодня вечером я встречаюсь с Биллом в «Перышках», — просто ответила девушка.

— Я провожу тебя домой.

Дессима повернулась к нему.

— А теперь послушай меня, — сказала она с некоторым озлоблением, — нам лучше понять друг друга раз и навсегда. Ты ведь ни капельки меня не любишь, разве не так?

— Я тебя обожаю…

— Да, ты можешь называть это как хочешь, но ты меня не любишь. И я тебя не люблю. Год назад я увлеклась тобой, и мы оба знаем, как это печально кончилось… Сейчас я могу сказать, что была ослеплена. И была ослеплена еще месяца два, хотя ты и не писал мне. Я была, правду сказать, страшно обижена, но еще хранила в душе что-то… А потом вдруг враз протрезвела. И вовсе не жажду заболеть тобой снова.

— Ах, как мрачно, — пробормотал Уочмен, — как высокопарно, и как умно, и как наивно…

— Да, тебе так кажется. Только не воображай, что я стала жертвой. Я не жертва. Не надо раздувать погасшие угли…

— Да тут, по-моему, и дуть особенно не надо…

— Не надо.

— То есть ты с этим согласна?

— Да! В том смысле, что делать этого просто не желаю.

— Хо! Почему же? Из-за Помроя?

— Да.

— Значит, ты все-таки собираешься замуж за этого болвана, да?

— Не знаю. У него такие старомодные понятия насчет любви и секса… В каком-то отношении он просто совершенно дремучий… Если он узнает о моих приключениях в прошлом году, то будет страшно расстроен. Но я не могу не сказать ему об этом до свадьбы…