Дом стрелы

Альфред Эдвард Вудли Мейсон

Дом стрелы

Анонс

Успех «Виллы Розы» предопределил появление очередного романа с тем же героем. Тем не менее заметно как большое сходство с предыдущим, так и кардинальное отличие.

Сходные элементы бросаются в глаза сразу. Это тема азартных игр, ограниченное количество действующих лиц, загадочные компаньонки, еще одно преступление, похищение девушки, впоследствии отплачивающей Ано трогательным доверием – то есть в целом вся структура романа сильно повторяет «Виллу». Но во втором романе большинство этих элементов не являются основными, и фабула в общем сложнее и куда более тщательно проработана.

Здесь сюжет больше напоминает характер самого главного героя – по прочтении романа читатель найдет в нем и забавные, и абсурдные, и драматичные эпизоды (многие из которых при первом прочтении не опознаются как таковые).

Но самое интересное, что наиболее интригующим в романе является образ главного действующего лица, детектива Ано. В «Вилле» читателю скупо обрисовывали его внешность и сообщали, что «Ано ничто не собьет с пути, он не остановится, пока не узнает правду, не схватит добычу» – качество, кстати, присущее также Эркюлю Пуаро и мисс Силвер. Его поведение в деле в Экс-ле-Бен характеризовалось чисто французской живостью и большой склонностью к драматизации. В «Доме стрелы», помимо указанных качеств, мы видим гораздо более глубокую и серьезную натуру.

Интересно отметить, что как и многие другие яркие личности, Ано недолюбливает бюрократический аппарат. При первом своем появлении на страницах романа он вспыхивает гневной филиппикой в их адрес: «Какая страсть самая сильная в мире? Алчность? Любовь? Ненависть? Как бы не так! Стремление одного государственного чиновника огреть другого дуби ной по затылку!» Это высказывание, впоследствии оказывающееся не вполне оправданным, тем не менее дожило до наших дней, не потеряв своей актуальности. Далее он также не упускает момент поиронизировать над чиновничеством. Как и Шерлок Холмс, Ано свободно пользуется отмычками, когда это требуется, не беспокоясь о возможной ответственности. Это – истинный слуга Справедливости.

И все же самым замечательным элементом сюжета является умение Ано контролировать ситуацию. Он может объявлять себя слугой Удачи, но в том, как артистически вдохновенно он ведет разговор, пресекая ненужные реплики, направляя беседу в нужное ему русло, привлекая или отвлекая по своему желанию внимание собеседников, чувствуется недюжинное умение, редкое даже в среде его коллег. Лишенный ярких внешних черт или запоминающейся наружности, Ано берет свое манерой ведения дела. Он как бы служит живым подтверждением французской максимы «человек – ничто, произведение – все». И как обычно, сделав свое дело, отпускает последнюю реплику и, тем самым подталкивая ситуацию в желаемом направлении, быстро уходит. Ему не нужно ни похвал, ни признания, но после него остается приятное ощущение хорошо сделанного дела.

Вышел в Англии в 1924 году.

Перевод выполнен В. Тирдатовым специально для настоящего издания и публикуется впервые.

Глава 1

Письма из-за границы

Адвокатская фирма господ Фробишера и Хэзлитта, офис которой располагался на восточной стороне Расселл-сквер, [1] насчитывала среди клиентов многих, чьи предприятия находились во Франции, и очень гордилась этим ответвлением своего бизнеса.

– Оно дает нам место в истории, – часто говорил мистер Джереми Хэзлитт, – так как ведет начало с 1806 года, когда мистер Джеймс Фробишер, весьма энергичный старший партнер, организовал спасение сотен британских подданных, задержанных во Франции по указу Наполеона I. Фирма получила благодарность правительства его величества и сумела сохранить установленные тогда связи. Я лично наблюдаю за этой стороной нашей деятельности.

Значительная часть ежедневной пачки писем, получаемой мистером Хэзлиттом, имела на своих конвертах темно-синюю марку Франции. Однако этим утром в начале апреля такой конверт пришел в единственном числе. Адрес был написан незнакомым Хэзлитту тонким неровным почерком, но, увидев на конверте дижонский [2] штемпель, он быстро вскрыл его. В Дижоне у него была клиентка – пожилая вдова миссис Харлоу, – о чьем здоровье в последнее время приходили плохие известия. Письмо было отправлено из ее дома, Мезон-Гренель, но написано не ей. Адвокат посмотрел на подпись.

– Ваберский? – произнес он вслух, нахмурив брови. – Борис Ваберский? Ах да, конечно!

Вспомнив своего корреспондента, мистер Хэзлитт опустился в кресло и начал читать письмо. Первая его часть состояла из сплошных комплиментов, но к середине второй страницы цель автора стала прозрачной, как стекло. Он просил пятьсот фунтов. Улыбнувшись, старый адвокат продолжал чтение, ведя с автором заочную беседу.

Мне очень нужны эти деньги, – писал Борис.

– Не сомневаюсь, – прокомментировал мистер Хэзлитт.

Моя любимая сестра, Жанна-Мари…

– Свояченица, – поправят! – адвокат.

…не проживет долго, несмотря на заботу и внимание, которые я ей уделяю. Как вы, несомненно, знаете, она завещать мне большая долю своего состояния, которая, значит, уже, моя, да? Нужно смотреть на факты глазами. Пожалуйста, распорядитесь спешная почта о выдаче мне небольшой части моих денег и примите мои выдающиеся приветствия.

Хэзлитт широко усмехнулся. В одной из его жестяных коробок хранилась копия завещания Жанны-Мари Харлоу, составленного должным образом ее французским поверенным в Дижоне, где она без всяких условий оставляла каждый имеющийся у нее фартинг племяннице ее мужа и ее приемной дочери Бетти Харлоу. Джереми Хэзлитт едва не уничтожил письмо, уже начав рвать листы, но внезапно передумал.

– Нет! – сказал он себе. – С Борисом Ваберским ничего нельзя знать заранее. – И адвокат запер письмо в своем личном сейфе.

Он был очень рад, что поступил так, когда через три недели прочитал в «Тайме» извещение о кончине миссис Харлоу и получил открытку в траурной рамке, согласно французскому обычаю, где Бетти Харлоу приглашала его на похороны в Дижон. Приглашение было чисто формальным. Даже если бы мистер Хэзлитт выехал немедленно, то едва ли поспел бы к церемонии. Он ограничился тем, что написал девушке несколько строк с искренними соболезнованиями и отправил французскому поверенному письмо, где предоставлял услуги фирмы в распоряжение Бетти.

«Я еще получу известия от Бориса», – думал адвокат и получил их спустя неделю. Почерк автора был еще менее ровным, истерия и негодование произвели чудовищное действие на его английский, к тому же он удвоил свои требования.

Это просто невероятно! – писал Борис. – Ничего не оставлять своему внимательному брату! «Ты всегда имел против себя весь мир, мой бедный Борис, – говорить она со слезами в ее больших дорогих глазах. – Но я сделаю для тебя все в порядке в моем завещании». А теперь ничего! Я, конечно, говорить с моя племянница, но она отмахиваться от меня! Что за поведение? Теперь мне нужна тысяча фунтов, мистер! Иначе будут неприятности! Да! Люди не отмахиваться безнаказанно от Борис Ваберский! Одна тысяча скоростной почтой или неприятности!

На сей раз Борис Ваберский не предлагал мистеру Хэзлитту принять его приветствия, выдающиеся или нет, а просто поставил свою корявую подпись, занявшую весь остаток страницы.

Это послание не вызвало у адвоката усмешку.

«Тогда и мы должны позаботиться о неприятностях», – подумал он, запирая второе письмо вместе с первым. Но мистер Хэзлитт никак не мог приняться за работу. Ведь эта девушка живет в большом доме в Дижоне, а рядом нет ни одного соотечественника! Он встал с кресла, пересек коридор и вошел в кабинет младшего партнера.

– Ты ведь был этой зимой в Монте-Карло, Джим? – спросил мистер Хэзлитт.