Горбун лорда Кромвеля

– Сдается мне, что Темза опять замерзнет. Как это случилось прошлой зимой.

– Пожалуй, вы правы.

– Помнится, в минувший год по замерзшей Темзе король со всем двором катался верхом на конях. А вы, сэр, видали это зрелище?

– Нет, я был на службе. В суде.

Тем не менее я вспомнил, как это событие описывал мне Марк. В те времена он как раз подвизался в Палате перераспределения монастырского имущества, когда до него дошла весть о том, что король всем двором собирается прокатиться верхом по льду, начиная от Уайтхолла и кончая Гринвичским дворцом, в котором проходили рождественские празднования. Он также обязал присоединиться к своему путешествию служителей Вестминстерского аббатства. Разумеется, за этим умыслом скрывались и некие политические мотивы. Так, на время празднеств было объявлено перемирие с северными повстанцами и их вождем Робертом Аском. Король обеспечил его надежной охраной, чтобы тот прибыл в Лондон на переговоры с ним. Подобным жестом Генрих Восьмой, по всей очевидности, хотел показать всем горожанам, что никакие повстанцы не способны нарушить его праздничного веселья. Марк при каждом удобном случае вспоминал, о том, как чиновников Палаты вместе с кипами документов буквально согнали к руслу реки. Им приходилось долго понукать своих лошадей, ибо те сильно упирались, не желая ступать на лед.

Лошадь Марка чуть было не сбросила его, когда мимо пронесся на своем боевом коне король. И неудивительно, ибо это была довольно внушительных размеров фигура, в особенности в сравнении с сопровождавшей его королевой Джейн, мчавшейся на маленьком коне в дамском седле. За ними верхом и в повозках следовали длинной шеренгой придворные и слуги, которые с криками и визгом подстегивали своих скакунов, направляя их по скользкому льду. К этой шумной процессии, за которой из окон домов наблюдала добрая половина Лондона, наряду с прочими чиновниками присоединился и Марк. Его коллегам надлежало лишь принять участие в этом спектакле и тем же вечером отбыть по Лондонскому мосту назад вместе документами и бухгалтерскими книгами. Помнится, я обсуждал это событие с Марком спустя несколько месяцев после того, как Аск был подвергнут аресту за государственную измену.

«Ходят слухи, будто его собираются живым повесить в цепях в Йорке», – говорил Марк.

«Он повстанец. Взбунтовался против самого короля».

«Но зачем тогда было обеспечивать его надежной защитой? Видели бы вы, как он веселился на Рождество вместе со всем двором».

«Circa regna tonat», – процитировал я. – «Вокруг тронов всегда гремит гром».

Начался прилив, и наша лодка тронулась с места. Лодочник направил ее к середине реки, и вскоре на горизонте показался шпиль собора Святого Павла, а за ним замаячили покрытые снегом крыши десятитысячного города.

Прежде чем сесть в лодку в Скарнси, я отвел Канцлера в одну из местных конюшен, поэтому по прибытии в Лондон мне пришлось идти домой пешком. Солнце клонилось к закату. Меч, который монахи достали со дна пруда, висел у меня на боку и при ходьбе то и дело постукивал по ноге. Хотя Марк и одолжил мне ножны, они оказались малы для меча, да и вообще я не привык носить на себе оружие.

Никогда прежде я не испытывал такого облегчения, как в тот день, когда оказался среди лондонской толпы. До чего же приятно было затеряться в ней! В особенности после долгого пребывания в центре внимания людей, одержимых страхом и ненавистью. При виде родного дома мое измученное сердце возликовало, еще более целительное действие оказало на него приветствие встретившей меня у входа Джоан. Мой приезд явился для нее неожиданностью, поэтому на ужин в доме не нашлось ничего иного, кроме старой вываренной курицы. Тем не менее я испытывал несказанную радость снова сесть за родной стол. Сразу после скромной трапезы я отправился спать. В моем распоряжении был всего один день, за который мне предстояло переделать уйму дел.

На следующее утро я выехал из дому прежде, чем зимнее солнце успело подняться над горизонтом. Оседлав старую кобылку, которую мы держали при доме, я направился в Вестминстер. К тому времени как я прибыл в контору Кромвеля, судя по множеству горевших свечей, в ней уже кипела бурная жизнь. Я доложил одному из клерков по имени Грей, что мне необходимо срочно увидеться со своим господином.

– Но у него сейчас герцог Норфолкский.

Скривив губы, Грей указал глазами в сторону кабинета Кромвеля.

Я удивленно поднял брови. Герцог был негласным главой той части двора, которая оказывала сопротивление проводимым церковным реформам. Этот высокомерный аристократ являлся заклятым врагом Кромвеля. Я был до глубины души поражен тем, что он снизошел лично прибыть сюда с визитом.

– Тем не менее это очень срочно, – продолжал настаивать я. – Не могли бы вы передать ему, что мне непременно нужно его сегодня увидеть?

Чиновник смерил меня любопытным взглядом:

– Вы хорошо себя чувствуете, господин Шардлейк? Что-то вид у вас чересчур усталый.

– Все в порядке. Понимаете, мне весьма необходимо переговорить с лордом Кромвелем. Прошу вас передать ему, что я готов встретиться с ним в любое удобное для него время.

Грей знал, что без причины я никогда не осмеливался отрывать от работы своего господина. Поэтому он осторожно постучал в дверь и вошел в кабинет, а спустя несколько минут вышел и сообщил мне, что лорд Кромвель будет ждать меня в одиннадцать часов в своем доме в Степни. Я был бы не прочь навестить своих коллег по работе, чтобы узнать от них о том, что произошло за последнее время в суде, а заодно с помощью знакомой и привычной обстановки изгладить из памяти впечатления недавнего прошлого, однако мне предстояли другие дела. На небе едва занялся рассвет, когда я, поправив на боку меч, уже скакал в Тауэр.

Первоначально я имел твердое намерение посетить гильдию оружейных мастеров. Однако, обстоятельно поразмыслив, решил этого не делать. Дело в том, что, подобно всем прочим организациям такого толка, она также погрязла в горах бумаг, содержание которых хранилось в строгой секретности. Чтобы добыть из них нужные сведения, требовалось потратить чуть ли не целый день. К счастью, у меня появилась иная, более интересная мысль. Я вспомнил, что на одном из приемов, который состоялся несколько месяцев назад, мне довелось познакомиться с одним оружейным мастером по имени Олднолл, которого мне отрекомендовали как человека, обладающего непревзойденными знаниями в своей области, и ярого сторонника Кромвеля. Бумага, удостоверяющая мою личность как эмиссара главного правителя Англии, позволила мне благополучно миновать ворота, расположенные в Лондонской стене, и беспрепятственно войти в Тауэр. Через замерзший ров я пересек мост и направился к крепости – скоплению небольших строений, каждое из которых значительно уступало в размерах самому крупному из них – Белой башне. Посещать это место мне всегда было не по душе, ибо, пересекая ров, я всегда думал о тех, у кого обратного пути через него не было.

Львы в королевском зверинце ревели и рычали требуя завтрака, и к ним уже спешили по заснеженной лужайке двое одетых в золотисто-красные камзолы смотрителей. Они несли большие ведра, доверху наполненные требухой. Вспомнив свою недавнюю встречу с собаками в монастырской прачечной, я невольно содрогнулся. Оставив лошадь в конюшне, я стал подниматься по лестнице в Белую башню. В Большом зале сновали чиновники и люди в военной форме. Двое стражников тащили вниз в темницу какого-то полоумного старика в разорванных одеждах. Я предъявил свой документ сержанту, и он сопроводил меня в кабинет Олднолла.

Оружейных дел мастер был угрюмым, одетым в военную форму мужчиной с суровым лицом. Оторвав мрачный взор от кипы разложенных на столе перед ним документов, он почтительно предложил мне сесть.

– Господь свидетель, мистер Шардлейк, что бумажной работы ныне у нас невпроворот, – произнес он. – Надеюсь, вы пришли не за тем, чтобы усугубить наше и без того нелегкое положение.