Седьмая чаша

Ее юбки волочились по мокрой траве.

Я боялся, что обидел ее, и вдруг понял: если она останется, по прошествии приличествующего трауру времени я буду просить ее руки. Возможно, со временем прежние чувства, которые она когда-то испытывала ко мне, вернутся. Возможно, они уже возвращаются, иначе зачем ей было бы вспоминать эту старую историю? И внезапно у меня возникло чувство, что Роджер одобрил бы это.

То, что я наконец признался самому себе в своих чувствах к Дороти, которые, по всей вероятности, никуда и не уходили, а дремали в моей душе все эти годы, и мысль, что в будущем у меня, возможно, есть надежда, вселили в меня радость. Посреди ужаса и опасностей, окружавших со всех сторон, это было светлым спасательным кругом, за который хотелось уцепиться.

А потом, идя по двору от двери Дороти к моей конторе, я снова увидел Билкнэпа. Он шел по Гейт-хаус-корт, но вдруг остановился и скрючился. Я заметил, что передвигается он с помощью палки. Его голова была опущена, и я мог бы уклониться от встречи, но не стал этого делать. Я вспомнил, как встретился в лавке Гая с его врачом — толстяком, уверенно рассуждавшим о клизмах и очищении желудка.

При моем приближении Билкнэп поднял голову. Его и без того худое лицо теперь напоминало череп, туго обтянутый кожей. Во взгляде вспыхнула злоба. А между тем в прошлые времена, когда Билкнэп был здоров, он никогда не смотрел другому человеку в глаза.

— Очень прискорбно видеть вас с палкой, — сказал я.

— Оставьте меня! Прочь с дороги! — прохрипел он и крепче сжал палку, словно собирался ударить меня. — Вы еще пожалеете, что так обошлись со мной!

— Тогда? В суде прошений? Я не мог поступить иначе. Но хотите — верьте, хотите — нет, мне не доставляет радости видеть вас больным.

Я помолчал, борясь с искушением повернуться и уйти, но продолжил:

— Несколько дней назад я познакомился с вашим врачом, доктором Арчером.

Его глаза подозрительно сузились.

— При чем тут доктор Арчер?

— Он находился в лавке моего друга, доктора Малтона, когда я зашел туда, и упомянул о том, что вы являетесь его пациентом. Он показался мне большой старой клизмой.

— Таков он и есть. Он замучил меня слабительным и кровопусканиями, утверждая, что мое тело разбалансировано и вырабатывает не те жидкости, поэтому их необходимо выводить таким способом.

Билкнэп прижал руку к животу и сморщился.

— Он дал мне какие-то новые слабительные пилюли. Они действуют так быстро, что я не успеваю и шагу ступить, как меня скручивает.

— Некоторые лекари бывают буквально зациклены на промывании желудка. У вас никогда не возникало мысли о том, чтобы показаться другому врачу?

— Доктор Арчер лечил еще моего отца. Что даст посещение другого лекаря, кроме путаницы и… новых расходов?

Он враждебно смотрел на меня, а я не мог понять, почему Билкнэп, не веривший никогда и никому, доверяет врачу, который явным образом не лечит, а калечит его? Однако на одном витке своей жизни человек может быть хитрым, как змея, а на другом — наивным, как ребенок. Я набрал в грудь воздуху и сказал:

— Билкнэп, почему бы вам не показаться доктору Малтону и не узнать его мнение?

— Этому темнокожему мавру? А что, если об этом прознает доктор Арчер? Он откажется лечить меня.

— Доктору Арчеру об этом знать необязательно.

— Наверняка доктор Малтон потребует деньги вперед. Уж он не упустит собственной выгоды.

— По этому поводу можете не переживать, — ответил я, а сам подумал: «Если Билкнэп обратится к Гаю, я скорее сам заплачу за лечение, чем заставлю друга гоняться за жадным адвокатом, пытаясь получить гонорар».

Билкнэп молчал, производя в уме какие-то вычисления. Он, без сомнения, размышлял о том, удастся ли ему получить бесплатную консультацию и таким образом заработать дополнительное очко в нашем противостоянии.

— Ладно, я пойду! — агрессивно заговорил он, будто принимая вызов. — Поглядим, что он мне скажет.

— Вот и хорошо. Вы найдете его в Баклсбери. Я увижусь с ним завтра и попрошу, чтобы он осмотрел вас.

Глаза Билкнэпа превратились в щелочки.

— Почему вы это делаете? — подозрительно спросил он. — Хотите заполучить еще одного клиента для своего друга?

— Мне не нравится наблюдать, как человека сводят в могилу никчемным лечением. Даже вас, Билкнэп.

— Откуда адвокату знать, какое лечение хорошо, а какое нет? — пробормотал он, повернулся и пошел прочь, даже не поблагодарив меня.

Я смотрел, как он уходит, постукивая палкой по каменным плиткам двора. Действительно, зачем я это сделал? А потом понял: если Гай сумеет помочь ему, именно я заработаю очко в борьбе со своим старинным противником. Кроме того, я буду знать, что сделал доброе дело. Может, именно это заставило меня предложить ему помощь? Впрочем, если мы станем что-то делать, лишь будучи уверены в том, что наши помыслы абсолютно чисты, мы никогда ничего не сделаем.

Глава 30

Остаток дня я работал, не выходя из конторы. Снова пошел дождь и лил, не переставая, почти до вечера. Барак находился здесь же. Он сидел молча, то и дело морщась от головной боли и, по всей видимости, страдая от жестокого похмелья.

«Ну и поделом тебе», — мстительно думал я.

Ближе к вечеру прибыл гонец из дворца Ламбет. Кранмер вызывал меня на совещание, которое было назначено на завтрашний день. Я решил, что вряд ли произошло нечто экстраординарное, иначе он приказал бы мне явиться немедленно. Видимо, архиепископ хотел выяснить, почему мы до сих пор топчемся на месте.

Я рано лег спать. Ночью снова зарядил дождь, и, просыпаясь пару раз, я слышал, как его струи хлещут по крыше. Лежа в темноте с открытыми глазами, я думал об убийце, который в эти минуты скрывался где-то там, в ночи. Возможно, как раз сейчас он наблюдает за домом, поскольку холод и дождь ему нипочем. А может быть, он сидит в какой-нибудь комнате в этом огромном городе и, подобно мне, слушает звуки дождя, а в голове его ворочаются темные, никому не ведомые мысли.

Следующее утро снова выдалось солнечным и ясным, суля очередной теплый день. Весна уверенно вступала в свои права. Сидя за столом и завтракая, я увидел в окне Тамазин, которая в одиночестве гуляла по саду, останавливаясь перед клумбами с нарциссами и крокусами. Затем она подошла к дому и села на скамейку возле входной двери. Я вышел во двор и направился к ней. Синяки с лица Тамазин сошли окончательно, и к женщине вернулась ее прежняя миловидность и привлекательность. Однако вид у нее был озабоченный. При моем приближении она привстала, но я жестом попросил ее не беспокоиться.

— Скамейка не мокрая? — спросил я.

— Она стоит под ветвями, и дождь на нее не попадает. У вас чудесный сад! — восхищенно добавила она.

— Ничего удивительного. Знаешь, сколько лет мне пришлось ухаживать за ним, чтобы он стал таким? Как себя чувствует Джек? Надеюсь, он никуда больше не уходил прошлой ночью?

— Нет. У него до сих пор раскалывается голова. — Она глубоко вздохнула. — Но вчера он попросил прощения. Он сказал мне то же самое, что и вам: когда с этим делом будет покончено, мы переедем в какой-нибудь маленький уютный домик. Может быть, там даже будет сад. По его словам, тогда мне будет чем заняться. Жаль, что он не сказал об этом мне первой.

— Но ведь ты все равно рада?

— Мне бы хотелось иметь сад, — тусклым голосом ответила Тамазин, — но, боюсь, мы не сможем позволить себе такой роскоши.

— Возможно, пришло время поднять ему зарплату, — сказал я.

— Странно, что вы вообще не уволили его после того, как он вел себя в вашем доме, — с холодной злостью сказала женщина.

— На нас сейчас давит страшное бремя, Тамазин.

— Я знаю, но, как вам известно, наши с Бараком неурядицы начались задолго до этого.

— Он понимает, что вел себя неправильно, Тамазин. Когда все закончится и вы переедете в другое место, дела пойдут на лад, вот увидишь.