Дочь палача и дьявол из Бамберга

Барбара остановилась и прислушалась.

Все было тихо. Видимо, мужчины бросили охоту.

Барбара решила выждать еще немного – возможно, что преследователи по-прежнему поджидали ее снаружи. Между тем на голову ей капала вода, и Барбара кожей ощущала многотонную толщу над собой.

Она уже собралась выбираться наружу, но тут что-то привлекло ее внимание. В конце туннеля, казалось, мерцал крошечный огонек. Возможно ли это? Значит, с другой стороны тоже был выход?

Барбара решила попытать счастья. Если там действительно есть выход, то она сможет оторваться от преследователей, которые наверняка ждали ее где-нибудь на стройке. Барбара поползла на четвереньках, и свет действительно стал ярче. Похоже, он исходил откуда-то сбоку.

Еще шагов через двадцать туннель наконец закончился. Справа несколько истертых, стоптанных ступеней вели в следующий, более широкий ход. Поначалу лестница была усыпана каменным крошевом, но вскоре начались крепкие и ровные ступени. Свет исходил из низкой арки, которая, по всей видимости, вела в расположенную немного выше комнату.

Затаив дыхание, Барбара осторожно двинулась к арке. В самом углу расположенной за ней комнаты чадил один-единственный факел, и в его свете вырисовывались очертания нескольких ящиков и сундуков. Среди них сидел человек в поношенной монашеской рясе. Лицо его было все в ссадинах и кровавых царапинах и до того бледным, что казалось прозрачным. И все же Барбара сразу его узнала.

Это был драматург Маркус Зальтер.

Заметив ее, худощавый артист испуганно вздрогнул. Потом губы его растянулись в усталой улыбке.

– Здравствуй, Барбара, – проговорил Зальтер и поднял дрожащую руку. – Я уж думал, они все-таки разыскали меня. Но, похоже, провидение распорядилось так, чтобы хоть мы с тобой на какое-то время спаслись от этого безумия. – По его перепачканному грязью лицу текли слезы. – Я не знаю, где Господь. Но в эту ночь он отвернулся от Бамберга.

Удар, который обрушился на Георга, получился крепким, но не таким болезненным. И все-таки этого оказалось достаточно, чтобы отшвырнуть юношу в угол комнаты, где он и остался лежать головой к стене. Воздух вдруг наполнился странным запахом, природу которого Георг не сразу разобрал. Потом он узнал вонь зверья и разложения.

Оборотень! Иеремия вызвал оборотня!

Охваченный дрожью, Георг развернулся и встретился с яростным взглядом отца.

– Какого черта ты колотишь старика? – напустился на него палач. – Я не знаю, что здесь происходит, но не позволю своему сыну поднимать руку на калеку, ясно?

Георг поднялся и вытер рот, куда угодила отцовская затрещина. Сердце у него все еще бешено колотилось. Рядом с палачом стояла Магдалена и, скрестив руки на груди, сердито смотрела на брата.

– Боже правый, Георг, какого черта ты делаешь здесь до сих пор? – начала она ругаться. – Ты хоть представляешь, как мы волновались? И где дети? Им давно пора спать!

– Дети… тут, в трактире, – прохрипел Георг. – Они в безопасности. В… в отличие от меня.

– Что это значит? Объяснись! – отец подтянул его к себе. – Ну, выкладывай!

Георг показал дрожащей рукой на Иеремию. Тот по-прежнему лежал на полу и хватал ртом воздух. Его изрытое шрамами лицо стало пунцовым от горячей воды, которую Георг выплеснул ему в лицо.

– Это не беззащитный калека, – злобно выкрикнул Георг. – Это бывший палач Бамберга, Михаэль Биндер! Он убийца – и, возможно, тот самый оборотень. Он… он отравил меня болиголовом!

Юноша почувствовал, что странное покалывание уже добралось до бедер. Его охватил неприкрытый ужас.

– У него есть противоядие! – сообщил он взволнованно отцу и Магдалене, которые стояли, разинув рты. – Иерихонская роза! Он один знает точный состав. Нужно… нужно все из него вытянуть, иначе мне конец!

Якоб опустился на скамейку, которая угрожающе заскрипела под его весом, и покачал головой в недоумении.

– Убийцы… противоядие… иерихонские розы… – бормотал он. – Черт возьми, Георг, сколько ты выпил? Я даже отсюда чую перегар.

– Но это правда! – заверил его Георг. – Иеремия – убийца, он сам в этом сознался! И он отравил меня! Вот! – Юноша показал на кружку с отваром, по-прежнему стоявшую на столе. – Он подмешал сюда болиголов.

Палач взял со стола кружку. Его большой нос на мгновение скрылся в ней, словно стал самостоятельным существом. Якоб с шумом вдохнул и покачал головой.

– Чтоб мне пусто было, если там есть болиголов, – проговорил он спокойно. – Болиголов воняет мышиным дерьмом. А здесь скорее… – Он снова понюхал. – Мята, мед, хм, может, кардамон, щепотка перца…

– И немного гвоздики из далекой Индии, – перебил его Иеремия. Он уже поднялся и неуверенно опустился на кровать. – Да еще дорогущий мускат. Это так называемый гипокрас, сваренный по рецепту греческого врача Гиппократа. Он придает сил и очень вкусный, между прочим, но ничего ядовитого в нем нет.

– Но… но вы же сами сказали, что там болиголов. – Георг совсем растерялся. Он переводил недоумевающий взгляд с отца на Иеремию и обратно. – Я же сам чувствую покалывание…

– В самом деле чувствуешь? – с хитрой улыбкой спросил Иеремия. – А может, ты просто сам все вообразил?

Георг смущенно подвигал носками. Действительно! Покалывание почти исчезло. Как такое возможно?

– Удивительная сила воображения, – сказал Иеремия. – Если постараться, можно внушить людям все, что угодно. Слово обладает живительной силой, а может и убить. Твой отец, по крайней мере, не хуже меня это знает.

– А как же иерихонская роза? – неуверенно спросил Георг, хотя уже догадывался, какой получит ответ.

– Иерихонская роза – это забавная, хоть и дорогая, игрушка, – пожала плечами Магдалена. – Она расцветает, если ее полить водой. Не слышала, чтобы она была сильным противоядием. Если б ты внимательнее занимался с отцом, то знал бы об этом.

Георг схватился за волосы. Он-то считал себя таким смышленым, а теперь получилось так, что сел в лужу перед отцом и старшей сестрой… Юноша сердито обернулся на управляющего:

– Вы… вы сделали это только затем, чтобы я держал рот на замке, так?

Иеремия вскинул руки, прося прощения.

– И это хорошо сработало. Поверь мне, Георг, одного этого убийства мне хватило. – Взгляд его померк. – Уже за это мне целую вечность придется страдать в аду.

– По-моему, вам следует объясниться, – сказала Магдалена и недоверчиво огляделась. – Но для начала я хочу взглянуть на детей. Детей и, возможно, еще кое-кого, – добавила она многозначительно.

Иеремия показал на маленькую дверь слева от полок.

– Георг сказал правду. Мальчики мирно спят у печи. Но пожалуйста, можете убедиться сами.

Магдалена открыла дверь и скрылась на какое-то время. Потом вернулась, и на лице ее было написано облегчение.

– Дети в порядке, – объявила она. – Судя по их перепачканным ртам, они разве что объелись сливового варенья. Вот кого не хватает, так это Барбары.

– Барбары? – Отец взглянул на нее в недоумении. – Становится все интереснее! Хочешь сказать, Барбара все это время была здесь? Дьявольщина…

Он разразился потоком брани, но Магдалена оборвала его.

– Теперь это не имеет значения, – прошипела она. – Теперь, когда Матео на свободе, я все равно завтра привела бы ее назад. – Она строгим голосом обратилась к Иеремии: – Ну так где она?

Иеремия вздохнул:

– Вообще-то бо́льшую часть времени Барбара проводила у артистов. Я ее почти и не видел. Сегодня утром она вместе с ними отправилась в замок Гейерсвёрт. Видимо, помогала им с костюмами.

– Ну, пускай только попадется мне на глаза, – проворчал отец. – Но с этим мы потом разберемся. – Он повернулся к Георгу: – Теперь расскажи наконец, что здесь произошло.

Сын тяжело вздохнул и, потупив взор, рассказал о попойке в «У синего льва», а также о своих наблюдениях, осознанных только впоследствии. Об ингредиентах для снотворного, которые увидел у Иеремии, о его удивительных познаниях в латыни и сломанном клинке. Особое внимание Георг заострил на признании Иеремии в том, что он был палачом Михаэлем Биндером и совсем недавно совершил убийство.