Противоядие от алчности

— А поскольку это — наше личное дело, — сердито сказал Родриго, — то мы…

— Мы искали предназначенные нам документы, — прервал его Гонсалво. — Нам показалось глупым поехать прочь и оставить их. Бедняга умер этой ночью, как вы знаете.

— Нет, я этого не знал, — сказал Фортунат. — Да упокоится его душа с миром, — добавил он, осеняя себя крестом. — И вы нашли свои документы?

— Нет, — ответил Гонсалво. — Он, должно быть, поручил кому-то их доставить, когда почувствовал приближение болезни. И его серая кобылка исчезла из конюшни.

— Я не спал этой ночью, — сказал Фортунат. — И видел, как монах отбыл еще до рассвета. На светлой лошади.

— А прибыл он пешком. Вот, значит, как. Это он взял их, дон Родриго, — произнес Гонсалво, в волнении хватая его за руку. — И уехал на его лошади. Да сгниет он в аду! Я мог перерезать горло этому предателю. Да я бы все отдал за то, чтобы посмотреть на эти документы, — добавил он. — Только взглянуть одним глазком.

— А сколько бы вы дали? — спросил Фортунат, с интересом глядя на него.

— Сколько? — озадаченно спросил Гонсалво. — Ну, ладно. Я дал бы пять мараведи за то, чтобы увидеть решение по интересующему меня делу.

— Я прошу вас извинить меня, господа, — холодно произнес Родриго, — но я уже извел достаточно времени и денег ради того, чтобы узнать точную формулировку одного папского письма. Мои люди ждут меня на перекрестке. Позвольте мне распрощаться с вами. И приятного вам пути к дому. — Он сел на коня и поехал прочь.

— А я должен вернуться в гостиницу, — сказал Гонсалво, — надо забрать тех мужланов, что работают на меня.

— Значит, вас больше не интересует вши документ? — спросил молодой человек.

— А как вы его достанете? — спросил Гонсалво. — Монах вряд ли легко расстанется с тем, что дал ему умирающий гонец.

— Нет. Но если я догоню его, немного золота наверняка поможет мне получить его согласие позволить мне мельком взглянуть на то, что он везет. Он показался мне любителем вина и прочих радостей жизни. В конце концов, как вы знаете, то, что запечатано, может быть распечатано и запечатано снова, — сказал он. Юноша просмотрел на разбросанные вокруг документы из сумки гонца, которые гонимые утренним ветерком разлетались еще дальше. — Но решайте быстрее, ибо с каждым мгновением лошадь уносит его все дальше и дальше. Где я могу найти вас, чтобы поведать о результатах моего поиска?

— В Барселоне. Некоторое время я пробуду в Барселоне. Подождите минутку, и мы поговорим об этом.

Глава пятая

Первый день

Мулы, запряженные в крытые повозки, были готовы к отправлению; один из стражников, главный повар, его помощник и поваренок о чем-то сплетничали — неудивительно, что его преосвященство не смог вовремя отобедать. Главный конюший стоял в стороне, командуя сборами и наблюдая за помощником, который отправлялся в путешествие вместе с ним и руководил работой двух дюжих, но очень неуклюжих слуг, грузивших вещи на телеги. Первая повозка была доверху заполнена багажом; горшки для варки пищи, мешки с провизией и многое другое было привязано к боковинам телеги. Вторая повозка была загружена намного меньше, ее дно было устлано толстым слоем соломы и покрыто тяжелым ковром, поверх которого было брошено несколько подушек — там можно было отдохнуть, устав трястись в жестком седле или сбив ноги.

Прислуга епископа сбилась в большую и веселую группу во главе процессии. На северной стороне площади стояла небольшая группа монахинь. С восточной стороны площади, неподалеку от ворот еврейского квартала, собралась семья лекаря и его слуги. Его жена, Юдифь, стояла с неодобрительным видом, словно скала, как будто ее тащили в Таррагону против ее воли, хотя именно она настояла на поездке. Наоми, их кухарка, и Ибрагим, их слуга, хмуро глазели вокруг, по размеру толпы только что осознав, что им придется идти пешком вместе с остальными слугами.

Семилетние близнецы Юдифи и Исаака, Натан и Мириам, стояли в воротах, наполовину скрытые за спиной пухлой, по-матерински добродушной женщины. Юдифь решила — правда, крайне неохотно — оставить их со своей подругой, Дольсой, женой перчаточника. Мириам выглядела обиженной, а Натан — сердитым. Они смотрели, как мать и сестра собираются отправиться к невообразимым удовольствиям Таррагоны.

Ракель стояла рядом с матерью, похожая на коричневый сверток, обернутый вуалью для защиты от любопытных глаз. Настроение у нее было ничем не лучше, чем у ее брата и сестры. Вчера вечером Даниель, племянник Дольсы и Эфраима-перчаточника, самый симпатичный и приятный молодой человек, которого она знала, пришел, чтобы пожелать ей счастливого пути. В самый разгар веселых прощаний и пожеланий он вдруг настойчиво потребовал, чтобы она не соглашалась на брак в Таррагоне. Пораженная, она ответила, что ее брак его не касается. Он покраснел, поклонился и ушел, не сказав больше ни слова. Большую часть ночи она пролежала с открытыми глазами, сначала сердясь на его самоуверенную наглость, а затем в бешенстве от собственной нелюбезности, но главным образом она безуспешно пыталась не думать об этом браке. Ее взгляд снова упал на Дольсу, которая так хорошо управлялась с несчастными близнецами. Она покраснела от стыда и чувства вины и от всего сердца пожалела, что не может сию же минуту покинуть этот город и больше не возвращаться.

Во дворце епископа Исаак уединился с Беренгером, исследуя болезненное и вздувшееся колено его преосвященства.

— Со временем это пройдет, — заметил он. — Юсуф приготовит средство, которое уменьшит боль и снимет опухоль. Верно, Юсуф? — спросил он своего ученика, мавританского мальчика из Гранады, умного и быстрого, но не слишком опытного в свои тринадцать лет.

— Да, господин, — пробормотал мальчик. — Оно почти готово. Только еще слишком горячее, чтобы пить.

— Прежде чем мы присоединимся к остальным, — сказал лекарь, — я хотел бы выразить свое огромное сожаление по поводу того, что я обременяю ваше преосвященство присутствием моей жены и слуг. Я очень хорошо понимаю, что из-за них ваше путешествие станет дольше.

— Не думайте об этом, мастер Исаак, — сказал епископ. — Как только я получил приказ архиепископа забрать с собой всех этих монахинь, я сразу же понял, что мы обречены передвигаться крайне медленно. Присутствие вашей жены не удлинит наше путешествие ни на мгновение, уверяю вас. А ваша замечательная дочь может нам пригодиться, если кто-то заболеет.

— Услышав, что аббатиса и две ее монахини будут путешествовать с вами, Юдифь принялась без устали требовать, чтобы я добился для нее разрешения сопровождать нас.

— Надеюсь, что ей понравится их общество, Исаак, поскольку, как я подозреваю, ей придется провести с ними довольно много ночей. — Епископ искренне рассмеялся, выпил настойку, приготовленную для него Юсуфом, позвал Франсес и Берната, и они впятером присоединились к остальным.

Появились конюхи с лошадьми и мулами для епископа, его сопровождающих и семейства лекаря. Юдифь мрачно вскарабкалась на мула, Ракель подобрала юбки и перекинула ногу через спину лошади, демонстрируя скорее решительность, чем навыки верховой езды; Исаак с легкостью вскочил в седло. Юсуф, который должен был идти пешком, с завистливой тоской смотрел на изящную белую лошадь капитана стражи. Минутная вспышка жалости к себе напомнила ему, что, если бы его отец был жив, он тоже ехал бы верхом и на лучшей лошади, чем капитан.

Стук копыт объявил о прибытии последней группы. К отъезжающим присоединилась аббатиса монастыря Святого Даниила в сопровождении двух монахинь и священника, за которыми следовали два стражника из охраны епископа. Леди Эликсенда поприветствовала Беренгера, а затем опустила на лицо вуаль. Сестра Агнет, демонстративно не обращая на него внимания, ударила мула пятками. Испуганное животное рванулось вскачь; два стражника, чьей единственной задачей было доставить сестру Агнет в Таррагону, где она должна была предстать перед судом, также пришпорили лошадей, догнали ее и поехали рядом. Процессия начала свое движение.