Братство волка

– Конечно, маркиз. Я ознакомлюсь с этим документом… Но я не охотник.

– Я знаю. – Маркиз наклонил голову и постучал пальцем по открытой папке. – Вы путешественник… и художник.

– Мсье Буффон сообщил мне о двадцати восьми жертвах. Но вы говорите, что их было…

– Я утверждаю, Грегуар, что их было тридцать пять. Но официальная статистика не берет в расчет безымянных бродяг или тех жертв, которые были настолько обезображены, что из-за невозможности опознать тело никто не заявлял об их исчезновении. Граф Буффон – великий ученый, и я еще не читал его последнего тома «Естественной, общей и частной истории»…

– Которая еще не опубликована, – вскользь заметил Фронсак.

– Но Зверь передвигается быстрее, чем поверенные и курьеры короля. Вчера в высотах Сент-Шели погибла пастушка, а еще он убил мальчишку на берегу Мерсуар.

– У моего деда действительно есть четырнадцать томов «Естественной истории», – сказал Тома. – Вот они, в библиотеке!

– Грегуар де Фронсак в этом и не сомневался, – устало произнес маркиз.

Тяжело поднявшись с кресла, он на какое-то мгновение замер в неудобной позе: упираясь в подлокотники кончиками пальцев, раскрытыми, как два веера, он с трудом поддерживал чуть сгорбленную спину. Веки старика были опущены, как будто он ожидал, что его позвоночник вот-вот пронзит боль.

– Я скоро совсем развалюсь, – улыбаясь, промолвил он. – Я прошу вас, господа, забыть мою болтовню, из-за которой вы не можете пойти отдыхать в этот поздний час. Вы провели очень утомительный день, и вам давно следовало бы лежать в постели. Я забыл обо всех своих обязанностях, заботясь только о собственном удовольствии – после долгого одиночества провести время в хорошей компании.

Фронсак и Тома д'Апше встали, и шевалье со всей искренностью заверил маркиза, что они провели чудесный вечер, однако признался, что он с удовольствием оказался бы сейчас в кровати. Маркиз прижал пальцы к запястьям, как будто пытался согреть их и немного разогнать кровь.

Вскоре после того как старик вышел из комнаты, Мани, не сказав ни слова и не обращая внимания на изумленного Тома, подошел к столу и спокойно взял бокал маркиза. Он опустошил его одним долгим глотком, затем потянулся к графину, чтобы вновь наполнить бокал и выпить вино залпом. Проделав это с абсолютной невозмутимостью, Мани широко улыбнулся Тома, отчего тот уставился на него, не в силах оторвать глаз. Немного собравшись с мыслями, молодой человек спросил, как будто бы ни к кому не обращаясь:

– Дедушка мне сказал, что вы воевали против англичан в Новой Франции. Вы его оттуда привезли?

Взгляд юного маркиза поневоле скользнул в сторону смуглолицего человека, сидевшего на краешке стола со скрещенными на груди руками.

Фронсак улыбнулся. Ему нравился молодой человек, который несколько раз за вечер пытался вступить в разговор.

– Его имя, – медленно и четко произнес шевалье, – очень легко запомнить: Мани. Я его не привез: он сам со мной приехал. Это стокбриджский индеец, как их сейчас называют, но настоящее название этого народа – могикане. И, к несчастью, мне кажется, что Мани – последний из них…

– Я не хотел…

– Я знаю, – прервал его Грегуар и положил свою ладонь на руку внезапно побледневшего молодого человека. – Я знаю. Видите ли, это не было моей миссией, хотя я и вернулся оттуда со званием капитана королевской армии. «Туземный капитан»… Я поехал туда, чтобы изучать животных для пользы господина графа. Животных… и «дикарей», так-то.

Тома еще раз взглянул на Мани и слегка покачал головой.

– Этот мундир напоминает вражескую униформу.

– Мундир гренадера? О да. Красный цвет в Англии считается цветом войны. Я думаю, что Мани получил этот мундир, сняв с вражеского солдата скальп…

– Ск…кальп?

– Скальп.

Грегуар объяснил, в чем заключается сущность этого трофея.

– Ох, – не скрывая волнения, вздохнул Тома.

Он подошел к Мани с вытянутой рукой и тепло его поприветствовал. Индеец ответил ему с не меньшим энтузиазмом: он взял руку молодого человека двумя своими и поднес их к голове, как будто понимал каждое слово, которое тот произнес, глядя ему в глаза.

Высоко подняв свечу, Тома провел своих гостей в коридор, затем на лестницу, а потом еще в один коридор, который вел в их комнату. Казалось, что он никак не мог оторваться от гостей, словно перенял всю любезность и заинтересованность своего деда. Не переставая болтать всю дорогу, освещенный неровным светом свечей, Тома продолжал расспрашивать о Париже и дворе, о том, как поживает Буффон, как дела у Вольтера, с которым Грегуару (о чем он имел неосторожность обмолвиться) однажды довелось отобедать…

– Отобедать с Вольтером! Сеньор, а вы читали его «Трактат о веротерпимости»? А «Инженю»? Вы читали «Инженю»?

Тома еще раз остановился, прикрывая ладонью пламя свечи, готовое вот-вот погаснуть от внезапного движения воздуха. Через отворенное окно проникал легкий ветерок, и колеблющийся огонек ослабел, едва освещая темный коридор.

– Не слишком ли позднее время для философствования? – спросил Грегуар, вконец утомленный этими разговорами.

Мани повернул голову к окну: его внимание привлекли жалобные звуки, доносившиеся с улицы. Казалось, будто ветер оплакивал все человеческие несчастья, налетая на стены замка. Дрожащее пламя осветило побледневшее лицо Тома, черты которого ожесточились. Грегуар де Фронсак и Мани вопросительно посмотрели на молодого человека. Их лица приобрели суровое выражение, требующее незамедлительного ответа. После недолгой паузы маркиз пояснил:

– Мой дедушка открыл больницу в старой часовне. Там лечат жертв, пострадавших от Зверя…

Плач продолжался, то переходя в крещендо, то внезапно стихая, чтобы через несколько секунд возобновиться.

– Это женщина из Лорсьера, – добавил Тома, понизив голос, как будто он верил, что Бог знает, кто и где может подслушать его откровения, чтобы впоследствии воспользоваться этим. – Она возвращалась с базара, и в пути на нее напал Зверь. Двум ее спутникам удалось защитить ее, но Зверь, перед тем как скрыться, разодрал ей пол-лица…

Грегуар де Фронсак поморщился. До них, пронзая ночь, вновь донесся жалобный стон несчастной жертвы. Он эхом отдавался в горах Маржерид и Обрак, и ветер разносил его по округе, до самых границ с землями Совтерра. Все его слышали, но никто на него не отвечал, и он угасал в черной пустоте. Шевалье кивнул, давая знак продолжать путь, и через несколько секунд они вошли в подготовленную для них комнату.

Тома зажег свечи от пламени своей свечи, а затем раздул огонь в камине и положил в большую корзину, стоявшую возле очага, два запасных полена. Все это он проделал, ни на минуту не переставая говорить. Сейчас он с любопытством расспрашивал их о театре. Ему хотелось знать все об актерах, имена которых были известны в Жеводане. Молодой человек поинтересовался, что они ставили этой зимой в Комедии и кто и о чем говорил, видел ли шевалье актрис за кулисами во время гримирования… В ответ на это Грегуар де Фронсак достал потрепанный и влажный от дождя экземпляр «Меркур де Франс», который он приобрел перед отъездом из Парижа, и всучил газету в свободную руку Тома.

– Маркиз, – сказал он, – вы можете удовлетворить свое любопытство прямо этой ночью. А мы прочитаем ее завтра.

Шевалье доброжелательно улыбнулся, и Тома взял газету, пряча смущенный взгляд. Не сказав ни слова, он кивнул головой и, пожелав доброй ночи, вышел из комнаты, сжимая в руке газету.

Некоторое время Грегуар смотрел на дверь, как будто не мог поверить, что их наконец-то оставили в покое. Ему казалось, что она вот-вот откроется и молодой д'Апше вновь возникнет на пороге. Но она действительно была плотно прикрыта. Грегуар подошел к двери и повернул ключ, а затем обернулся к Мани. Стокбриджский индеец нахмурился. Он обвел взглядом комнату, освещенную дрожащим пламенем свечей, и, обменявшись быстрым взглядом с шевалье, подошел к окну. Когда он открыл окно, резкий порыв ветра проник в комнату, достигнув задымившегося камина.