Печать Медичи

Наше соглашение с французами предусматривало определенное число людей и лошадей, и нам требовалось увеличить отряд до этих цифр.

Двое наших солдат дезертировали в Болонье. Еще один влюбился в какую-то местную девицу и попросился в отставку.

Нам следовало заменить и этих солдат, и их лошадей. Я искал хороших лошадей и покупал их, а Паоло рекрутировал новых бойцов и занимался их вооружением и ратной подготовкой.

Эти люди, как правило, были неизвестного происхождения и относились к тому типу наемников, которые появляются ниоткуда и легко переходят на сторону победителя. Паоло приходилось изо всех сил сдерживать свой темперамент, но он стал отличным капитаном. Он постоянно учился у французов новым способам ведения боя и старался применять их.

По всему было видно, что он прирожденный командир: под его началом и благодаря усиленной подготовке наши новые рекруты становились хорошими бойцами.

Паоло потратил много денег на то, чтобы заново экипировать нас. Он купил пистолеты и амуницию, порох и пули. Для того чтобы в будущих сражениях мы были лучше защищены, он обменял наши кожаные шлемы на стальные, с нащечниками и удлиненной затылочной частью. Он купил нам куртки из бычьей кожи и стальные нагрудники и наспинники, которые нужно было носить поверх куртки. Экипировку дополняли особые перчатки, бриджи и высокие сапоги.

Пока мы готовились к зимней кампании, Франция созвала епископский собор, выступивший против Папы. Король Людовик хотел, чтобы епископы четко заявили о том, что Папа Юлий не имеет светской власти над Италией. Он потребовал, чтобы Юлий вывел свои войска из тех итальянских государств, на которые претендовала Франция.

На это, как рассказывали, Папа Юлий ответил гневным криком:

— Я — Папа! Папа, а не капеллан французского короля!

Пока король Людовик строил заговоры против него, Папа Юлий быстро передвигался по шахматной доске Европы. Он создал новый союз, получивший название Священной лиги.

В него вошли Швейцария, Англия и Испания. Теперь Франция была окружена враждебными государствами. Испания отправила свои войска из Неаполитанского королевства на помощь папским армиям в Италии.

А мы в Ферраре готовились к неизбежной войне.

А потом пришло письмо от Фелипе. Оно было написано в канун Рождества 1511 года. В нем говорилось о том, что в Милане оставаться стало слишком опасно.

Кестра была расположена не так далеко от города.

Элизабетта оказалась в опасности!

Глава 68

Паоло никак не мог покинуть Феррару — ему надо было натаскивать новобранцев. Поэтому я отправился в Кестру без него, прихватив с собой Стефано и еще двоих солдат.

Стефано я взял с собой потому, что хотел помочь ему: дать ему возможность покинуть «Красные ленты». Он был удручен гибелью своего лучшего друга Федерико, и я думал, что свидание с родственниками и с невестой приведет его к мысли о том, что жизнь в деревне предпочтительней и безопасней возвращения в Феррару. Но пока мы ехали в Кестру, произошла странная вещь. Настроение Стефано, который еще недавно, после битвы под Мирандолой, так сокрушался о том, что стал наемником, и клялся, что никогда не оставит отцовское хозяйство, если когда-нибудь вновь его увидит, совершенно переменилось.

Взятие Болоньи в корне изменило его отношение к войне.

Легкая победа и военные трофеи сделали из него совсем другого человека. Пока мы ехали на запад, он не переставал хвастаться своими подвигами, и эта похвальба становилась все более чрезмерной с каждой милей пути. Куда девались его стенания по поводу поражения под Мирандолой, тягот зимы, вспышки дизентерии? Он не переставал предаваться воспоминаниям о славном взятии Болоньи, об изгнании папского легата в Равенну, о победе над папскими войсками. Когда он появился в своем селении верхом на коне, увешанном притороченными к седлу мешками с трофеями и подарками для невесты, его встретили как героя. Родственники смотрели на него с гордостью, и вид трофеев так возбудил их всех, что они настояли на том, чтобы, возвращаясь в Феррару, я забрал с собой не только Стефано, но и его младшего брата Сильвио.

Пусть, мол, оба теперь отправляются на войну за трофеями, так добра будет больше. Предоставив Стефано возможность хвастаться своими немыслимыми подвигами в сражениях с воображаемым противником, я оставил его в родном доме, а сам двинулся в Кестру.

Поначалу мне показалось, что имение в Кестре заброшено и покинуто. Когда я и двое моих спутников спешились около дома, в глаза мне не бросилось ни признака жизни. Поручив солдатам разгрузить лошадей и отвести их в конюшню, я поспешил в дом. Элизабетта оказалась на кухне. Ссутулившись, она пыталась разжечь огонь под котлом с водой.

Я подошел сзади и взял щепу из ее рук.

— Щепа у тебя слишком сырая, — сказал я. — Ай-ай-ай, деревенская девушка, а не знаешь, что огонь не загорится, если дрова не будут сухими.

Она вскрикнула от страха. Но потом, увидев, что это я, разразилась слезами.

— Вот так встреча! — воскликнул я. — Разве так встречают бедного солдата, вернувшегося с войны?

Она смахнула слезы, и мы крепко обнялись.

— О, Маттео! — говорила она. — Маттео! Маттео!

— Ну, теперь я могу сказать, что ты не так уж не рада видеть меня! — поддразнил я ее. — Надеюсь, ты еще больше обрадуешься, если я скажу, что твой братец Паоло жив и здоров и посылает тебе свою любовь и множество подарков.

Тем временем мои солдаты у дальнего конца дома сложили в кучу подарки, привезенные нами из Феррары. Я сказал, чтобы они взяли себе еды из привезенных нами припасов, хорошенько подкрепились и ложились отдыхать, найдя для себя местечко где-нибудь в сарае, а сам взял пакеты и понес их в кухню. Первым делом я развернул сверток, в котором был мой личный подарок Элизабетте — отрез изысканной феррарской материи, за который я заплатил немалую сумму.

— Ну, что скажешь? — спросил я, протягивая ей ткань.

Она одобрительно провела по ней пальцем.

— Очень качественная! Я выручу за нее хорошие деньги.

— Ты ее продашь? — изумился я. — Эта парча была куплена специально для тебя, чтобы ты сшила себе красивое платье к Рождеству.

Она сложила ткань и положила ее на стол.

— Вижу, что мой брат не посвятил тебя в реальное состояние наших дел, — сказала она. — Давай сначала поедим, а потом поговорим.

Она отрезала кусок от привезенной мною соленой ветчины и сварила ее с несколькими головками сладкого белого лука.

Когда мы сели есть, она попросила меня рассказать о наших приключениях, и я был рад поведать ей совершенно правдивую историю о том, как ее брат спас мне жизнь под Мирандолой. Однако мне много раз говорили, что я настоящий краснобай. Так что, возможно, рассказывая сестре Паоло о его подвигах, я несколько приукрасил реальность.

— Паоло налетел на врага, чтобы помочь мне, — рассказывал я. — Точно так же, как в детстве, когда мы играли в Переле. Паоло был… как благородный рыцарь в Крестовом походе! Он был как лев! Он был как свирепый татарский воин! Как гладиатор на арене Колизея! Он спас мне жизнь.

И это было правдой. В главном я не солгал. Если бы не Паоло, я был бы уже мертв.

А потом Элизабетта рассказала мне о том, как сама она жила все это время. У нее был небольшой доход от продажи трав миланскому аптекарю, но этого дохода явно недоставало для того, чтобы содержать большое крестьянское хозяйство. Она провела меня по дому. Все комнаты были заперты.

Большая часть мебели — продана. Мы ели из простых глиняных мисок, потому что тарелки пришлось продать много месяцев назад. Она сказала мне, что в течение года Паоло продал все дядины поля одно за другим и в конце концов заложил дом. И не кому-нибудь, а Ринальдо Сальвиати, у которого на руках теперь и были все закладные.