Граф Соколов — гений сыска

Вейнгарт заинтересовался:

— А почему с ребенком?

— Да потому, что ребенок часто хочет писать! Дама подкатывает к пассажирке, здоровается непременно по-французски и просит со всей деликатностью: “Разрешите здесь сесть, я вам, пардон, мадам, не помешаю? Мерси!” Пассажирке, наоборот, — такая изящная компания только в удовольствие. Завязывается непринужденная беседа. Дама сообщает, что она — графиня, княгиня, жена или члена Государственного совета, или министра и что у нее в чемодане чуть ли не фамильные бриллианты. И по этой причине, как заявляет дама, она очень просит новую знакомую посмотреть за чемоданом, пока она сходит прогуляться до туалета.

— И что дальше? Неужели?..

— Вот именно — “неужели”! Когда дама возвращается, выясняется, что ребенок, услыхавший про туалет, срочно захотел туда же. Теперь настает очередь пассажирки просить: “Графиня (княгиня), будьте любезны, посмотрите минутку за моими вещами!” — “О, сударыня, не беспокойтесь! Хоть целый час! Можете и в буфет сходить! Там вкусные эклеры. Дитя, ты хочешь эклеров? Молодец! Проси маму”.

Вейнгарт улыбнулся.

— Дальше картина ясна: пассажирка возвращается, но ни “графини”, ни вещей нет! А вот немец никогда с незнакомым человеком свой багаж не оставит. Или сдаст в камеру хранения, или потащит за собой — хоть на унитаз! Неужели у вас много таких доверчивых?

— Сколько угодно! И чаще всего мошенники не рядятся “под графинь”. Облапошивают в самом простонародном одеянии и без французских междометий. Хотите опыт сделаем. Зайдем в любой подъезд большого дома. И если удастся пройти мимо консьержки, поднимем половички: обязательно под некоторыми из них лежат ключи от квартир. И воры это знают. Попробуй в какой-нибудь захолустной Рязани или Кимрах обворуй квартиру! Тут же найдут воришку и так его поучат, что он и до суда не доживет. А Москва или Петербург города огромные, у нас с приезжими в летний период почти до полутора миллионов человек набегает. Здесь и пожива.

— Тогда понятно, почему аферист нашел у вас столь добрую почву для своих козней! — покачал головой Вейнгарт. Подумал, добавил: — Да и у нас, впрочем, доверчивых хватает.

...Пришел наконец тот день, когда Соколов вместе с Вейнгартом сели на Брест-Литовском вокзале в уютное, приятно пахнущее кожей, дорогими духами и паровозным дымом купе. Гулко и неожиданно ударил колокол, лязгнули буфера, задрожали в настенном шкафчике фужеры.

Через несколько минут, все более набирая скорость, овеянный черной косматостью дыма, поезд уже несся по городским предместьям.

Настроение Соколова было превосходным.

Он еще не ведал о тех трудностях, с которыми ему предстояло столкнуться.

Шлагбаум

Дрезден встретил сыщика ночной свежей прохладой, запахом трав и цветов и старательным оглушительным пением соловьев в привокзальном парке. Верный привычкам, Соколов отправился в знакомый ему отель “Континенталь”, это в Альштадте — Старом городе.

С нетерпением дожидался утра: хотелось побыстрее встретиться с глазу на глаз с Блиндером-Шварцем.

Но неприятности поджидали его в лице городского прокурора. Сонный господин с длинным цветастым носом в прожилках, говорившим о пристрастии его обладателя к Бахусу, кисло улыбнулся узкой щелкой рта:

— Дать вам санкцию на обыск и арест господина Шварца? Это ваша шутка? Господин Шварц — почтенный бюргер и налогоплательщик. Среди его друзей много высокопоставленных лиц и даже фрейлейн Герда — дочь министра внутренних дел Саксонии. Я не желаю портить отношений с министром. А какой у вас обвинительный материал против господина Шварца? Голословные обвинения?

— Но он организовал кражу редчайшего по стоимости колье! Я приехал, чтобы разоблачить этого вора и афериста. Наверное, хватит морочить добрых граждан.

Прокурор вновь ехидно растянул в подобии улыбки синие полоски губ:

— Конкретно, граф, какие вы обвинения выдвигаете против господина Шварца? Якобы способствовал похищению уникального колье? А кто провел экспертизу этого колье? Вы не допускаете, что это всего лишь красивые стекляшки?

— А деньги? У купца Лапикова и известного поэта Брюсова именно во время сеанса исчезли деньги — целое состояние!

— Кто докажет, что они эти деньги не потеряли, не проиграли в карты, не потратили, извините, на проституток?

Соколов вдруг испытал острую охоту хватить кулачищем по этой яйцеобразной голове. “Следуя прокурорской логике, пусть потом доказывает, что это не сам стукнулся!” — подумал со злостью сыщик, но преодолел в себе “конногвардейскую” привычку. Вместо этого ровным голосом произнес:

— Я ведь не предлагаю этого типа без доказательств бросить в камеру! Но обыск и другие следственные мероприятия провести необходимо.

— Мы с вами ходим по кругу. Если желаете, пусть ваш друг Вейнгарт вызывает его в комиссариат под каким-то предлогом, а там и зададите господину Шварцу интересующие вас вопросы. Извините, я очень занят!

И он надменно выкатил острый подбородок, с миной сожаления развел сухими руками с подкрашенными ногтями на длинных узловатых пальцах.

Соколов, гневно раздувая ноздри, медленно поднялся с обитого розовым бархатом кресла, презрительно растянул резко вырезанные губы:

— Вы, герр прокурор, изволите издеваться надо мной! Какие такие предлоги, какой комиссариат? Детская наивность! Матерого афериста вдруг заест совесть, и он по своей охоте расскажет о своих преступных похождениях? Такого еще не бывало.

Прокурор, видимо, решил проявить непоколебимую твердость духа. Он помотал головой:

— Я вам, господин Соколов, все сказал!

— Но ведь вы, герр прокурор, несете ахинею! Такого подлеца, как Шварц, доказательствами припрешь к стене, так он и тогда, как гад скользкий, вывернется. А вот по плечи в землю вобьешь — тут и повинится!

У прокурора дрябло затряслись щеки, очки в тонкой золотой оправе сползли на красный мясистый нос, тяжело нависший над бледной щелью рта. Он театрально воздел вверх руки, запричитал:

— Ах, эта Россия — несчастье цивилизованной Европы! В этом государстве хватают невинных людей, закапывают живьем в землю, чтобы те оговорили себя. И меня толкают на этот мерзкий путь, меня, который чтит законы, как Святое Писание!

Отбросив в сторону попавшееся под ноги тяжелое кресло, так что оно грохнулось на вощеный паркет, Соколов скорыми широкими шагами покинул кабинет:

— Весьма глупый человек!

Хитрая задача

Соколов пешком отправился в комиссариат к Вейнгарту.

Ему сразу сделались постылыми и скучными чистенькие улицы, газончики с аккуратно стриженой травкой, умильные личики прихожанок и пухлые от постоянного употребления пива физиономии бюргеров, чинно, словно напоказ, выходящих из кирк, и даже старые здания и общественные постройки с претензиями на изысканность архитектурного стиля — "отечественного рококо”.

Вейнгарт, выслушав Соколова, расхохотался, обнажив крепкие длинные зубы:

— Прокурор — это всего лишь мелкий пакостник. Он, Аполлинарий, наслышан о вашей известности, вот и рад хоть в чем-то проявить свою власть, сделать гадость. Давайте, граф, выпьем по рюмке шнапса, приличная харчевня рядом, за углом!

За обедом Вейнгарт продолжил:

— Когда я служил еще в прокурорском надзоре, я этому господину неоднократно был вынужден указывать на его юридические оплошности. Прокурор, как всякая бездарность, весьма болезненно воспринимал справедливые замечания. И вот когда вышел из печати мой труд “Уголовная тактика”, ныне переведенный на несколько языков, дошло до анекдота: прокурор начал сочинять какие-то пакостные рецензии и анонимно рассылать их по редакциям.

Соколов, поддев вилкой жареные колбаски, задумчиво посмотрел в потолок:

— Что делать? Как обойти препятствие в лице этого ничтожества? Ведь я, признаюсь вам, Альберт, с пустыми руками отсюда не уеду.

Вейнгарт грохнул опустошенной им кружкой пива по столу, весело воскликнул: