Королевы-соперницы

Глава тринадцатая

Ненависть

— Годфри! Годфри! — завопила графиня, встав в коридоре. Огонь в очаге горел, но старика видно не было. Графиня уже проверила двор и нужник, который пребывал в опасном, полуразрушенном состоянии — одна стена упала, крышу снесло.

Она открыла дверь в переднюю гостиную: мебель опрокинута, ящики выдвинуты, бумаги, находившиеся в них, разбросаны по полу. Зачем она отправила Элпью к Пипсу? В одиночку графиня не чувствовала себя в безопасности. Кто-то до сих пор мог находиться в доме.

Она тихонько поднялась на второй этаж, осторожно приоткрыла дверь спальни и заглянула внутрь. Годфри храпел на постели Ребекки.

— Годфри? — Графиня вошла в комнату.

— Тихо! — Откуда ни возьмись перед графиней возник мальчик, прижимавший палец к губам. — Вы его разбудите.

— Ты кто? — Графиня посмотрела на лохматого уличного мальчишку. — И что ты делаешь в моем доме?

— Мне показалось, что он очень устал, — ответил мальчик. — Между прочим, я бы сказал, что он здорово нализался.

— Да-да... — Графиня вытащила мальчика на лестницу. — Но повторяю вопрос: кто ты и что делаешь в моем доме?

— Понимаете, старый дурень едва стоял на ногах, поэтому я помог ему подняться сюда и уложил спать. Потом я спустился вниз, развел огонь и сделал себе посеет, без пряной настойки, конечно. Ну, выпил его и пошел спать.

Взяв ребенка за руку, графиня привела его в разгромленную комнату.

— Это тоже ты сделал?

— Нет! — крикнул мальчик. — Честно. Я только помог старикану войти.

— Продолжай...

— Он сидел на ступеньках. С ним был какой-то чудак, но он быстренько смылся, когда я подошел.

— Опиши его.

— Одет убого, повязки на руках и ногах.

— Хорошо. — Графиня приволокла сорванца на кухню. — А теперь можешь рассказать, что ты вообще делаешь в моем доме.

— Хватит, сэр! — Элпью оторвалась от жадных губ Пипса. — Если вы будете слюнявить меня с такой силой...

— Обычное пылкое лобзание! — воскликнул Пипс, вновь припадая к ее губам и позволив своей руке забраться за вырез корсажа.

— Довольно, мистер Пипс! — Элпью убрала его руку и встала, отчего Пипс потерял равновесие и упал в кресло, в котором она сидела. — Давайте соблюдать приличия. Миледи будет здесь с минуты на минуту, и ваша подруга скоро вернется с этой мерзкой собакой.

Хватаясь за ноги и тяжело дыша, Пипс вернулся в свое кресло.

— Вот, опять! — Он схватил телескоп и направил его на реку. — Вы видите?

Элпью посмотрела в окуляр.

— Ничего не вижу, сэр, только черную старую реку.

— Присмотритесь. На стороне Ламбета. На берегу, рядом с лесопильными складами. Вот... сейчас!

Элпью напрягла зрение. Она увидела тусклые вспышки, потом — ничего.

— Это какое-то отражение, сэр.

— В мое время на флоте я часто с этим сталкивался, — сказал Пипс. — Вы правильно назвали это отражением. Кто-то стоит на том пустынном берегу с зеркалом и посылает сигналы на нашу сторону.

— Все это очень интересно, сэр. А теперь, когда вы получили свой поцелуй, соблаговолите высказать ваше мнение относительно значения этих букв.

Пипс без всякого энтузиазма поднял с пола записку.

— Поцелуй-то был совсем короткий.

— Да, сэр, — нависла над ним Элпью. — Вы и просили «один поцелуйчик», поэтому и получили что просили, и даже больше. Всего за несколько букв.

— Герцог Бэкингем, — надувшись, отвечал Пипс. — Он был смертельным врагом миледи Каслмейн, старой соперницы вашей хозяйки. Разумеется, Каслмейн была непревзойденной сладострастницей, гением гениталий. Говорили, что она могла изобразить любую из поз Аретино...

— Значит, Д.Б. означает «герцог Бэкингем», сэр. А остальное?

— Ах да. — Пипс снова прищурился, разглядывая листок. — Д.В. будет «Джордж Вильерс».

— А кто он в жизни-то?

— Герцог Бэкингем.

— Про герцога я уже знаю, а кто такой Джордж Вильерс?

— Литератор, как и вы. Но дело в том, что Джордж Вильерс и герцог Бэкингем — одно и то же лицо.

— И где я могу найти этого Джорджа Вильерса?

— В могиле. Я же сказал вам, что бедняга уже тринадцать лет как умер.

— Так вот, когда мы с этим пьянчужкой были наверху, я услышал внизу шум, а потом хлопнула дверь. Так что нам повезло, что мы вошли, когда вошли. Наверное, кто-то уже был в доме. И я думаю, мы его спугнули, кто бы он ни был.

Графиня, занятая накладыванием румян, посмотрела на мальчика в зеркало. Ребенок сел поближе к огню с кружкой горячего пряного напитка.

— А почему я должна тебе верить? — Графиня лизнула голубой карандаш и принялась прорисовывать вены на груди. — Я даже не знаю, кто ты и зачем здесь.

Не обращая внимания на ее слова, мальчик порылся в кармане куртки.

— Потом пришло вот это. — Он подал графине записку.

— От кого она? — Графиня, видя, что напортила с венами, стирала голубую краску. Теперь казалось, что вся грудь у нее в синяках.

— Откуда я знаю? — Мальчик нахмурился. — Я ее не открывал, и даже если бы и открыл, читать я не умею, поэтому и не понял бы. Меня зовут Тим. Сокращенно от Тимоти.

Глянув на него, графиня оторвала кусочек испанской шерсти и принялась натирать щеки.

— Если вы наложите столько красного, миссис, то будет похоже, словно вас хватил удар. Дайте-ка...

Он забрал у нее шерсть и стал осторожно натирать румянами щеки.

— Нужно красить повыше, чтобы приподнять скулы.

— Откуда ты столько знаешь о дамском гриме, скажи, Тим?

— У меня есть сестра.

Черным карандашом он начал подводить ей глаза. Графиня вскрыла записку. Почерк показался ей знакомым.

Графиня лихорадочно думала. Что все это значит? Выходит, Элпью была права, и Ребекка жива. Но тогда... Мысли разбегались. От этой женщины одни неприятности... Ну а если письмо настоящее и она действительно в опасности? Рейкуэлл, бесспорно, умеет нагнать на человека страха. Откуда она может знать, что в письме говорится неправда? И если так, а она его проигнорирует, а с Ребеккой потом произойдет что-то ужасное, как она сможет с этим жить?

Графиня положила записку на стол и взяла мальчика за плечи.

— Кто дал тебе записку?

— Мужчина.

— Он был в красном костюме с желтыми ленточками?

— Варфоломеевская ярмарка еще не скоро, миссис. — Мальчик стал аккуратно приглаживать торчащие во все стороны космы графининого парика. — Это был обычный человек. В простой одежде.

— Высокий, низкий, толстый, с бакенбардами?

— Самый обычный. Не богатый джентльмен из дворца, но и не рыночный торговец. Просто мужчина.

— Ты не заметил, Тим, в его речи не было ничего странного?

— Когда вы так сказали, миссис, он ко всем словам прибавлял «э».

Йомен Партридж! Графиня поднялась.

— Быстро! Я должна уехать.

— Эй! — Мальчик бросил карандаш. — Я еще не накрасил вам губы.

— Давай скорее. — Она наклонилась и твердо с ним заговорила: — Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделал. Ты отнесешь записку моей служанке Элпью. Потом ты должен вернуться сюда и проследить, чтобы Годфри, старый шельмец наверху, не попал ни в какую передрягу. Ты понял?

Мальчик кивнул. Графиня взъерошила ему волосы.

— Вот тебе пенни. И если ты сделаешь то, о чем я тебя прошу, получишь еще шиллинг, когда я вернусь.