Печать Медичи

Потом он махнул мне, призывая спуститься к нему.

«Он что, считает меня сумасшедшим?» — подумал я и, отступив от края скалы, огляделся. С вершины скалы начинался пологий спуск в густо поросшую лесом долину. Я заметил то место, где ручей вновь вырывался из-под земли и устремлялся к реке, и побежал туда. Сколько времени в моем распоряжении? Как скоро найдут мои преследователи обходной путь? Сколько времени понадобится всаднику, чтобы догнать меня? Собак у них не было, поэтому мне совсем не обязательно было придерживаться реки. Я подумал, что мне стоит вообще уйти в другую сторону, выбрать более неожиданный маршрут. Ведь река вела в город, и они легко могли предположить, что туда-то я и направлюсь, чтобы затеряться в толпе. Да, путь вдоль реки был наиболее очевидным. Поэтому мне нужно было бежать в другую сторону. Прячась за деревьями, я выбрался на лесную тропинку и углубился в чащу.

Я бежал по лесу, не останавливаясь. Примерно через час впереди показалась поляна, а на ней — несколько хижин.

Я обогнул эту поляну. Если преследователи придут сюда, обитатели этих хижин честно скажут им, что я здесь не пробегал. И тогда они решат, что я ушел совсем другой дорогой.

Миновав поляну стороной и вернувшись на тропу, я вдруг услышал за спиной стук копыт. Всадник, судя по звуку, ехал довольно медленно. У тропы рос огромный ветвистый дуб, поросший густой листвой. Я буквально взлетел на дерево и затаился в ветвях.

Вскоре я увидел всадника — это был тот человек на вороном рысаке.

Как я не подумал, что они могут разделиться! Какая беспечность! Ну конечно. Он послал своих бандитов вдоль реки, а сам поехал этой лесной дорогой.

Он был от меня на расстоянии вытянутой руки. Мне хорошо были видны его роскошный плащ, подбитый мехом, дорогие перчатки и шляпа такого типа, которую носят знатные вельможи: с длинной сеткой для волос, свисающей с полей.

Наконец он уехал вперед по тропе. Когда он скрылся из виду, я осторожно спустился с дерева и стал потихоньку уходить тем путем, каким пришел, стараясь при этом петлять и запутывать следы. Но потом мне снова пришлось залезть на дерево.

Он опять был недалеко от меня! Потом еще ближе.

Я понял, что он делает. Он методично исследует одну лесную тропинку за другой, внимательно смотрит на землю и оглядывается по сторонам, надеясь увидеть сломанную ветку или другой знак моего присутствия. Это явно опытный охотник, человек, который хорошо умеет выслеживать зверя.

Он опустился на колени, поднял несколько листьев и огляделся.

Я приоткрыл рот, чтобы он не услышал мое дыхание. Он был так близко, что мог бы дотронуться до меня. Догадайся он поднять голову — и мне конец!

Тут впереди раздался шум — это фазан вылетел из своего укрытия. Мой преследователь тут же спешился и ушел в том направлении.

Как я сглупил! Мне надо было идти в город. Он очень умен, этот человек, раз выследил меня досюда, хотя вряд ли знал наверняка, что идет по моим следам. Ведь по лесу мог бродить кто угодно.

Я уходил все дальше и дальше назад, стараясь не задевать кусты. А потом лес кончился, и я наткнулся на какую-то стену. Это была, очевидно, загородная вилла. «Конечно же, там найдутся всякие сараи и пристройки, где я могу спрятаться», — подумал я. А дальше виднелись обширные распаханные поля.

Из лесу донесся стук копыт.

У меня не было другого выбора, кроме как спрятаться на этой вилле. Вряд ли он будет обыскивать ее. Никто меня не видел, даже собака не залаяла. И мой преследователь не может знать наверняка, что я ушел именно этой дорогой.

Глава 57

Стена была шершавая, и лезть оказалось легко. Мне понадобилось всего несколько секунд, чтобы забраться на нее.

Торопясь скорее исчезнуть из поля зрения преследователя, я не глядя спрыгнул вниз, на садовую дорожку по другую сторону каменного забора.

А там у самой стены сидела юная девушка с шитьем в руках. Она была одета в монашеское платье, только сплошь белое. Когда я свалился к ее ногам прямо с неба, она в испуге подняла на меня глаза.

Я положил руку на пояс.

— Не двигайтесь, или я вас убью! — предупредил я.

Она глядела на меня молча.

— У меня нож! — сказал я.

— Я готова умереть за Христа, — спокойно ответила она.

Я осекся, оторопев, но быстро пришел в себя.

— Вы можете и не умереть, — сказал я. — Только делайте то, что я скажу.

— Вы собираетесь меня изнасиловать?

— Что?!

— Боюсь, что это мне было бы гораздо труднее перенести. — Она посмотрела на меня. Глаза у нее были карими с крапинками зеленого. — По крайней мере, я думаю, что это оказалось бы для меня самым трудным. Я ничего об этом не знаю, поэтому не могу сказать наверняка. Хотя я слышала, что это может оказаться вполне приятным опытом. Но если мне будет приятно, это будет грехом, не так ли? Разве не грешно получать наслаждение от того, что запретно, причем тогда, когда ты вовсе этого не желаешь? И можно ли не воспользоваться неблагоприятной ситуацией, раз уж она возникла? В конце концов, не моя вина в том, что это случилось. Вы упали с неба.

— Что я могу сделать?

«Кричать». Эта мысль тут же пришла мне в голову. Любая другая девчонка сразу бы завопила. Но не советовать же ей это?

А она между тем продолжала без остановки:

— Пожалуй, спрошу об этом своего исповедника, отца Бартоломео. Хотя он так стар, что мне не хочется беспокоить его такими трудными вопросами. Говорят, у него слабое сердце. Было бы нехорошо заставлять его волноваться.

— Я…

Она подняла руку:

— Есть еще один молодой священник, что приходит исповедовать нас, когда отцу Бартоломео нездоровится. Его зовут отец Мартин. Наверное, я спрошу у него. Наша аббатиса нечасто позволяет таким молодым монашенкам и послушницам, как я, исповедоваться отцу Мартину. Его она оставляет для пожилых монахинь. Но сестра Мария, а ей уже восемьдесят два, рассказывала мне, что после того, как она побывала на исповеди у отца Мартина, ей пришлось пойти на исповедь к отцу Бартоломео, чтобы поведать ему о мыслях, вызванных у нее отцом Мартином. Это кажется мне напрасной тратой времени, да и вряд ли стоит утруждать лишней работой отца Бартоломео, когда ему и так нездоровится. Вот незадача! Как же поступить?

Девушка поднесла шитье к лицу и перекусила нитку ровными белыми зубками. Потом воткнула иголку в маленькую подушечку и встала.

— Вы, кажется, голодны. Подождите здесь, я принесу вам хлеба.

— Нет! — сказал я и попытался преградить ей дорогу.

Но она ускользнула.

Я так и остался стоять с открытым ртом. А с улицы уже кто-то колотил в ворота. Это был мой преследователь. Сейчас он схватит меня! В отчаянии я стал оглядываться по сторонам, и в это время вернулась девушка. Она торопливо приблизилась ко мне.

— Когда я была на кухне, у входа послышался шум, и я рискнула поглядеть, что там такое. За вами кто-то гонится?

Я кивнул.

— Он убьет вас, если найдет?

Я подумал о Сандино и о том, как он наказывает тех, кто переходит ему дорогу.

— Смерть от руки этого человека была бы для меня милостью.

— Если он столь безжалостен, то наверняка придет сюда и будет все тут обыскивать. И конечно, его не остановит то, что это закрытый монастырь.

Она огляделась.

Я сделал движение к стене, но девушка схватила меня за руку. Руки у нее были бледны, как лилии, но с сильными пальцами.

— Оставаясь здесь, я подвергаю вас опасности, — пробормотал я.

— Если вы уйдете сейчас, то не спасетесь. Залезайте-ка под скамейку, — приказала она. — А я прикрою вас юбками. Пожалуй, это лучшее, что мы можем сделать.

— Если он обнаружит меня, то убьет вас! И то, что вы монахиня, вас не спасет.

— Во-первых, — резко возразила она, — я вовсе не монахиня… пока. А во-вторых, я могу сказать, что вы угрожали мне ножом.

— Но у меня нет ножа! — признался я.

— Тогда возьмите мой! — Она вытащила из-под монашеского наплечника нож для нарезания мяса. Увидев мое изумление, вздернула брови: — Когда я пошла на кухню за хлебом для вас, то подумала, что захватить с собой нож было бы весьма предусмотрительно.