Печать Медичи

— Как может Папа противостоять вашей армии? — спросил я. — Ведь она — самая могущественная во всей Европе.

— Он собирается использовать швейцарцев, — ответил Шарль. — А те — лучшие наемники в мире. Война — их основное занятие. Можно сказать, их образ жизни. Они переносят самые суровые зимы, отправляя мужчин воевать по найму.

— Папа хорошо знает это, ведь его личная гвардия в Ватикане тоже сформирована из швейцарцев.

Обо всех этих военных делах я имел лишь самое смутное представление, но зато понимал, что Франция гораздо больше Швейцарии. А значит, там больше солдат и больше денег, чтобы платить им. Так я и сказал Шарлю.

— Вы забываете о Неаполитанском королевстве, — ответил он. — Оно наводнено испанскими войсками. Если Папа Юлий обратится к ним за помощью, тогда французы, как и все те, кто еще сопротивляется Папе, будут окружены.

— А вы не боитесь?

— Конечно, боюсь. Но на войне я чувствую, что живу, понимаете, Маттео? Для меня война — это жизнь, даже если для вас это не так. — Он помолчал. — Хотя Паоло хочет взять вас к себе в солдаты. Вы знаете об этом?

Я кивнул.

— Он приходил ко мне в казармы, хотел поговорить со мной и с нашим командиром. Спрашивал, согласимся ли мы нанять вооруженный отряд.

— Но сейчас дядя прикован к постели, и он не может оставить Элизабетту одну, — сказал я.

В студии маэстро у площади Сан-Бабила за столом, как правило, говорили о политике, но теперь, когда Папа Юлий перешел к активным действиям, эти разговоры переросли в горячие споры.

— Он хочет сделать Италию безопасной страной! — объявил как-то раз Фелипе.

— Но его огонь гаснет, — возразил Грациано. — Он стареет. Воин слабеет.

— Что делает его лишь более дерзким, — заметил на это хозяин.

Герб Сфорца начал все чаще появляться на стенах Милана.

Это проявляли себя многочисленные сторонники сына герцога Лодовико, который жил в изгнании с тех пор, как французы свергли его отца. Начались нападения на французских солдат. После того как один солдат был заколот, французы казнили троих миланцев. Возникла угроза того, что французский гарнизон в Милане будет отрезан от тыла. Папа Юлий приказал швейцарцам занять север Италии, чтобы перерезать дороги между Францией и французскими войсками в Милане.

Я помог Франческо Мельци распаковать багаж, привезенный нами из Павии. Он в изумлении рассматривал рисунки, сделанные во время занятий в анатомическом театре. Когда он увидел, как их много, то заметил с иронией:

— Вы уезжали с двумя коробками, а вернулись с четырнадцатью!

Потом он обратился к Фелипе:

— У моего отца есть дом в Ваприо, на берегу Адды. Это более безопасное место для хранения рукописей маэстро. Если положение здесь станет критическим, отец предложит маэстро свое гостеприимство, я уверен.

Услышав этот разговор, я подумал о том, что же будет со мной, если это случится.

В тот же вечер меня вызвал Фелипе. Он сидел за письменным столом и заявил мне без обиняков:

— Маттео, я знаю, что в Павии ты занимался очень усердно. Наш хозяин говорит, что ты проявляешь явный интерес к анатомии. Это правда?

— Да, но я не хотел бы сам производить вскрытие, — честно ответил я. — Меня больше интересует информация, которую можно получить, наблюдая за вскрытием. Меня интересует внутреннее устройство человеческого тела.

— Тогда, — продолжал он, — хотел бы ты и дальше изучать этот предмет, если бы у тебя появилась возможность поступить в тамошний университет?

У меня забилось сердце.

— Но я не понимаю, откуда у меня может появиться такая возможность.

Фелипе даже зубами щелкнул от раздражения:

— Это не твое дело, мальчишка, решать, что возможно, а что — нет!

— Простите, — сказал я. — Я только имел в виду…

— Будь добр, ответь на мой вопрос!

— Если бы это было возможно, — быстро сказал я, — то мне очень хотелось бы учиться в университете Павии.

— Тогда прими к сведению: профессор Марк Антонио делла Toppe согласился, из уважения к нашему хозяину, разрешить тебе посещать его лекции. Когда начнется новый семестр, он лично будет твоим покровителем и посодействует твоему устройству в университет.

Мне тут же захотелось побежать к хозяину и пасть перед ним на колени. И я сказал об этом Фелипе.

— Понимаю теперь, — улыбнулся он, — почему маэстро именно меня попросил сообщить тебе о твоем везении. Для того, чтобы я предотвратил подобное излияние чувств! Ты сможешь отплатить ему усердным трудом. А теперь, думаю, тебе пора подмести пол в студии.

Как только Фелипе вышел из комнаты, я схватился за метлу. На самом деле я уже давно подмел пол. Но теперь не придумал ничего лучше, как сделать это снова.

Через несколько дней Шарль д'Анвилль сам пришел ко мне.

Он получил приказ выступать в поход, так как французы согласились послать войска на помощь Ферраре.

— Будьте осторожней на улицах, — сказал он мне. — В городе очень неспокойно.

— А вы опять на войну? — спросил я.

— Надеюсь, что так, — ответил он, и глаза его блеснули оживлением. — Ненавижу слоняться без дела. По мне, так уж лучше находиться на поле битвы и делать то, что умеешь делать лучше всего.

— У Папы много разных войск, — напомнил я ему.

Шарль рассмеялся:

— Французские войска тоже рвутся в бой. Пускай Папа приведет кого хочет — испанцев из Неаполя, венецианцев, швейцарцев — хоть все свои армии! У нас самый блестящий полководец, племянник самого короля Гастон де Фуа. — Он обнял меня. — Надеюсь, еще встретимся!

В Милане царило странное настроение: смесь мучительного ожидания и ужаса. Торговля кое-где совсем остановилась.

Даже уличные куртизанки перестали приставать к французским солдатам, полагая, что если французы будут изгнаны, то тем, кто с ними общался, отнюдь не поздоровится. Среди тех, кто не прекратил деловую активность, были, однако, аптекари. Помня о своем обещании Элизабетте найти точку сбыта ее лекарственной продукции, я направился в ближайшую аптечную лавку и быстро договорился со стариком владельцем.

— Вся торговля может рухнуть, но мое дело не остановится, — сказал он. — Какая-нибудь армия обязательно вернется. Французская или итальянская, с победой или с поражением, но раненые будут всегда. И конечно, за солдатами всегда приходит сифилис. Так что я хорошо заплачу за любые лекарственные травы, которые мне пришлют.

Теперь я мог написать Элизабетте и сообщить ей эту новость.

Уже перед самой Пасхой я получил от Элизабетты письмо. Она писала, что дядя ее умер.

«Маттео, на этот раз я очень прошу тебя приехать».

Что-то произошло. Никогда прежде она меня об этом не просила.

Конюхи в конюшнях были вне себя. Комендант со старшими офицерами переехал в более безопасное место — в Рокетту. Лишь с большим трудом, используя личные связи, я смог позаимствовать ту же гнедую кобылу и выехать в Кестру.

Небо было затянуто тучами, с гор тянуло прохладным ветерком. Мне нужно было вернуть лошадь до вечера, поэтому я не останавливался и не оглядывался, проезжая то место на дороге, где прошлым летом мы наткнулись на цыган.

Мое сердце было переполнено тревогой за Элизабетту. Я мог думать только о ней. Зачем она меня вызвала?

Поэтому я не заметил человека, который наблюдал за мной из-за деревьев.

Глава 55

Повсюду в имении были заметны следы запустения. Овцы бродили по полям, а дорогой инвентарь и инструменты в беспорядке валялись на земле. Элизабетта и Паоло оказались в доме. Они сидели за кухонным столом напротив друг друга.

Когда я вошел, мне показалось, что они спорили. Паоло тут же вскочил.

— Наконец! — вскричал он. — Наконец хоть кто-то вразумит мою сестрицу!

Я перевел взгляд с одного на другую. В отличие от многих братьев и сестер эти редко ссорились. Они слишком много пережили за свою короткую жизнь, чтобы позволить себе ссоры по пустякам. Их гармонию могло разрушить только что-то очень серьезное.