Покушение на шедевр

— Мне кажется, вы попали в точку, лорд Пауэрскорт. Американцы часто покупают картины, в которых им видится что-то знакомое — не важно, люди это или места. Такие картины для них и стараются подбирать, а мои работодатели просто сделали еще один шаг в этом направлении.

— А последний тип? — Пауэрскорт понимал, что скоро силы у Орландо кончатся. На его лбу уже появились складки, говорящие об утомлении.

— Просто фальшивки. Утраченные и вновь найденные шедевры. Такое происходит постоянно. В последние дни я работал над пропавшим Джованни Беллини.

— А от тех, кто, по нашим предположениям, находится в Лондоне, поступали какие-нибудь отзывы о вашей работе?

— Да, поступали, — сказал Орландо. — Получив письмо, Пессимист приходил ко мне и зачитывал его. По большей части мной были очень довольны.

— Но никто никогда не приезжал в вашу тюрьму, чтобы повидаться с вами? Если бы вы сегодня встретили человека, который за всем этим стоит, вы бы его не узнали?

— Совершенно верно, — сказал Орландо. Имоджин уже начинала ерзать в своем кресле.

— У меня остался последний вопрос, — сказал Пауэрскорт. — Но прежде чем задать его, я попрошу вас выслушать одну историю.

И он рассказал им об убийстве Кристофера Монтегю и о статье, которую тот писал перед смертью, — статье, разоблачающей подделки с Венецианской выставки в Галерее Декурси и Пайпера. Рассказал он и о последующем убийстве Томаса Дженкинса. И о планах миссис Бакли, которая собиралась сбежать с Кристофером Монтегю в Италию. И о Хорасе Алоизиусе Бакли, арестованном после вечерней службы в Линкольнском соборе. И наконец, о том, что суд над ним состоится в самое ближайшее время.

— Вы не считаете мистера Бакли виновным, не правда ли, лорд Пауэрскорт? — спросила Имоджин.

— Нет, не считаю. Пока я не могу утверждать, что знаю имя убийцы. На суде мы можем сделать только одно: указать, что и у других людей были серьезные причины желать Монтегю смерти. Среди этих других — господа Декурси и Пайпер, которые, возможно, и держали в Норфолке своего собственного изготовителя подделок. Если бы это выплыло наружу, их фирма погибла бы, лишив хозяев средств к существованию. Итак, Орландо, вот мой последний вопрос. — Пауэрскорт знал, как трудно сейчас придется художнику. — Если я не найду настоящего убийцу до начала суда, вы согласитесь дать показания о том, что происходило в Норфолке? Не торопитесь с ответом: сначала позвольте мне объяснить, к чему это приведет. Ваше имя будут мусолить во всех газетах. Журналисты побегут к вам за интервью. Вас будут повсюду хвалить или ругать в течение трех дней, но то, что вы подделывали картины, запомнится навсегда. А это означает, что карьера в мире искусства, по крайней мере в Англии, будет для вас практически закрыта.

Имоджин переместилась к Орландо на диван. Она гладила его по руке.

— Подумайте как следует, — сказал Пауэрскорт. — Можете ответить мне позже, не сегодня.

— Но если я не дам показаний, лорд Пауэрскорт, — сказал Орландо, — тогда этого беднягу могут повесить за то, чего он не совершал?

— Да, — серьезно ответил Пауэрскорт.

— Послушайте, что я скажу, лорд Пауэрскорт. — Орландо сел прямо. Глаза у него горели. — Мы не видели от вас ничего, кроме добра. Не приди вы к нам на помощь, я, возможно, был бы уже мертв. Даже у мошенников есть понятие о чести. Люди подделывали картины с незапамятных времен. Я не смогу спокойно смотреть, как беднягу лишают жизни только потому, что я промолчал. Если вы этого хотите, я с радостью дам показания.

— Отлично сказано, Орландо, — произнесла Имоджин.

И тут они услышали голос, разнесшийся по всему дому.

— Продаются старые мастера! — кричал кто-то. — Покупайте старых мастеров! Пожалуйста, вот Тициан! Джорджоне сегодня отдаю по дешевке! Есть Рейнолдс и Гейнсборо! Продаю старых мастеров!

И к ним в комнату, держа под мышкой несколько свернутых холстов, вошел Джонни Фицджеральд собственной персоной. Орландо Блейн и его подделки воссоединились в Роксли-Холле, загородном особняке Пауэрскортов.

23

Кажется, еще никогда за всю его долгую историю в доме номер 25 на Маркем-сквер не наблюдалось такого бурного кипения общественной жизни. По утрам сюда устремлялся нескончаемый поток посетителей — вернее, в основном посетительниц. В почтовый ящик низвергалась лавина писем, которые приносили почтальоны, лакеи и сами авторы. Примерно около полудня леди Люси выходила на встречу с очередными информаторами. К трем тридцати она возвращалась домой, дабы принять новую волну гостей. Чаепитие, начавшееся ранним вечером, иногда плавно переходило в дегустацию вин перед ужином. Затем Пауэрскорты отправлялись в какой-нибудь ресторан, где их уже поджидала следующая партия родственников, причем строптивый муж леди Люси в кои-то веки ни на что не жаловался. Члены вспомогательных отрядов — так Пауэрскорт именовал дальних родичей жены — зачастую оказывались наиболее эффективными источниками информации, поскольку вращались в иных кругах лондонского общества. До суда оставалось всего три дня.

Письма делились на две кучки в соответствии с тем, о ком в них шла речь — об Алисе Бридж или о Розалинде Бакли. Леди Люси купила большой черный блокнот, и он быстро заполнялся данными как о первой, так и о второй.

Пауэрскорт прочитывал все письма. Он внимательно выслушивал отчеты жены обо всех разведывательных операциях, проведенных ею в разных домах лондонского Вест-Энда. Некоторые сведения поступали из таких отдаленных районов, как Хэмпстед и Ричмонд. Какие-то обрывки фактов застревали у Пауэрскорта в мозгу. Алиса Бридж великолепно играет на фортепиано, прочел он. Кто-то подтверждал, что Розалинда Бакли — весьма искушенная обманщица.

— Ну, что ты думаешь, Люси? — спросил он у жены как-то поздним вечером. Они только что вернулись после мероприятия, которое показалось ему скучнейшим из всех, на каких он когда-либо бывал. Читать некрологи или финансовые сводки в газетах и то было бы интереснее. Но все же он улыбался, поддерживал беседу — словом, честно выполнял свой долг. — Что нам принесли все наши самоотверженные усилия?

Он улыбнулся ей и, сбросив туфли, с облегчением растянулся на диване.

— По-моему, мы обнаружили два важных обстоятельства, Фрэнсис. Во-первых, за последние месяц-другой Алиса Бридж изменилась. Прежде у нее явно был с кем-то роман. А потом он кончился. Но никто не знает, кем был ее избранник. Никто и слыхом не слыхал о Кристофере Монтегю. Думаю, в начале следующей недели мне удастся выяснить все подробности. Но тогда будет уже поздно, ведь так?

— Мой ученый друг мистер Пью, — сказал Пауэрскорт, — говорит, что обвинению вряд ли потребуется много времени. Возможно, он как представитель защиты будет вынужден взять слово уже на втором заседании по этому делу.

— Я постараюсь действовать как можно быстрее, — сказала леди Люси, — но мой информатор вернется в город лишь поздно вечером в воскресенье.

— А второе обстоятельство? — спросил Пауэрскорт, подумав, что вся эта бурная деятельность, похоже, нимало не угнетает его супругу.

— Когда Розалинда Бакли была гораздо моложе — тогда ее звали еще Розалиндой Чемберс, — она жила в Риме. И там разразился какой-то ужасный скандал — не знаю уж, из-за чего, но мне сообщили о нем трое совершенно разных людей.

— Скандал в Риме, — мечтательно произнес Пауэрскорт, уносясь мыслями в страну фантазии. — Отравление в Колледже кардиналов. Любовница Папы убита. Швейцарская гвардия защищает понтифика во всех случаях, когда он оказывается замешан в торговле белыми рабынями и наркотиками.

— Очнись, Фрэнсис, — улыбнулась леди Люси.

— А что? Все это наверняка когда-нибудь да бывало. Может, попросить Джонни Фицджеральда съездить в Рим?

Джонни Фицджеральд вернулся к общению с носильщиками из лондонского мира искусства и регулярно ставил им выпивку, по крупице выуживая из их болтовни полезную информацию.

— Не проще ли обратиться к итальянскому послу, Фрэнсис? Он живет всего в нескольких кварталах отсюда.