Жизнь в стиле С (СИ)

— Господи, — застонала Надин и резким движением рванула пробку, закрывавшую сток в ванной.

Крупицы, так и не рожденной жизни и уже свершившейся смерти, растворенные в воде, весело булькая, понеслись прочь. Сухими глазами Надин смотрела, как исчезает то, что могло стать ее ребенком. Слез не было. Не было жалости к себе. Была пустота. И яростная готовность действовать.

Через три дня пришло письмо от Люборецкого. «Милая Надюша, — невзирая на недуг и возраст почерк у Прохора Львовича остался таким аккуратным, почти каллиграфическим. — Я, старый и больной, но и на смертном ложе, и в агонии, был и останусь разведчиком. Потому трудов разгадать вашу загадку мне не составило. Петр Травкин и есть знаменитый Аноним, статейками которого зачитывается страна. Не ошибусь, и указав источники его информации. Это вы снабжаете парня материалами, а стало быть, нарываетесь на неприятности. Ваши приятели эсеры — шутить не любят и за излишнюю болтливость обычно наказывают.

Впрочем, вы у меня — девочка умная и, не имея весомых аргументов, вряд ли бы стали связываться с сильным противником. В любом случае, можете рассчитывать на меня. Я не дам вас в обиду. ЦК боится моих дневников. На этом мы и построим нашу наступательную стратегию. Эсеры довольно поиздевались над вами. Их следует наказать. Как минимум поставить на место. Как только я выздоровею, сразу же напишу подробно. Готовьтесь, мы им покажем, кто в доме хозяин».

Увы, горько вздохнула Надин, она не могла ждать, пока Люборецкий придет в себя. Действовать требовалось немедленно.

— Это будет вам дорого стоить, — сказал Травкин, выслушав инструкции. — У меня, конечно. есть связи в уголовном мире, но не такие основательные, чтобы мне помогали бесплатно.

— Сколько?

— Узнаю — доложу.

Через день Петя назвал цифру

– Зачем так много?! — ахнула Надин.

— Вы знаете, сколько сейчас просят за билеты в городской управе? А в губернаторской канцелярии? Не говоря уже о полиции?!

На торжественный молебен, приуроченный к очередной годовщине сооружения храма святого Владимира, собрались приехать высокие правительственные чины: три министра, пара генералов и сам премьер — Андрей Аркадьевич Красавин. И праздничное мероприятие, и появление высоких гостей стали для города главным событием лета. Для большей ажиотации местные умники решили сделать молебен закрытым и пускать желающих только по пригласительным. Городской бомонд тот час ринулся добывать билеты. Всякий уважающий себя человек считал долгом попасть на молебен. Соответственно, всякий имеющий доступ к пригласительным, норовил заработать на этом. Желающие платили не торгуясь. Цены росли день ото дня.

— Ну, и лучшие щипачи в городе тоже не дешевое удовольствие. Вы же заказали лучших!

— Я должна быть уверена!

— Тогда ничего не поделаешь, платите.

Надин вздохнула. Борьба с социал-революцией выливалась ей в копеечку.

— Но ты хорошо разъяснил, кому и что надо делать?

— Не сомневайтесь. Все будет в порядке.

Петя не подвел. В нужный день и час Надина подошла к кордону, отделявшему улицу от места проведения мероприятия. Господин с рысьими раскосыми глазами, тщательно изучив пропуск Надин, оскалил в вежливой ухмылке губы и пробурчал:

— Проходите.

— Мерси, — ответила Надин, оглядывая будущее место преступления.

Между сквером, окаймлявшим собор и собравшейся публикой, стояли солдаты со знаменами в руках. Стяги реяли на ветру, придавали мероприятию торжественность и заслоняли от праздных зевак, то, что предназначалось избранным. Впрочем, и тех и других набралось не много: около трех сотен. Не считая, конечно, мальчишек, обсевших, как воробьи, высокие тополя. Среди них был и Ваня с Витьком.

Последние дни мальчишки учились свистеть по-птичьи. Ваня разработал систему сигналов и заставил Надин выучить, что означат каждый звук. Воронье карканье — внимание на левое крыло, дробь дятла — на правое, голубиная воркотня — центр; кашель — Лаубе; свист — чернявая Инесса-Ирина, ругань на два голоса — Виталий Орлов. Надин два дня твердила правила. И теперь наслаждалась плодами просвещения. Она знала когда появился и где разместился каждый из фигурантов.

— Ну, ты дурак.

— Сам дурак, подвинься.

Мерная дробь дятла перебила мальчишескую перепалку.

Надин отыскала взглядом худую фигуру Орлова. Виталий — дурашка, стоял, гордо подняв подбородок, и печально смотрел в синее небо. Вероятно, прощался с жизнью. От картинной позы, от надменной отстраненности веяло дешевым пафосом и детской глупостью. Погруженный себя, Орлов не замечал ничего вокруг. И напрасно. Стоило бы задуматься: почему рядом стоят только мужчины; почему все крепкого сложения и уверенных манер, почему похожи на сотрудников охранного отделения. Заслуживала внимания и колоритная группа из трех человек неподалеку. Пьяноватый мужичок в нарядной поддевке, господин в полосатом пиджаке и немолодая толстуха в зеленой шляпе почти демонстративно разглядывали Виталика. Надин тяжело вздохнула. И орлы-сыщики и уголовники, добытые Петей Травкиным, работали не таясь. Не заметить слежку мог лишь полный профан.

— Фююююю… — Раздался свист, затем пронзительное карканье взметнулось к небу.

Явилась Инесса-Ирина. Зачем, удивилась Надин. Появление барышни стало для нее полной неожиданностью.

Еще больше удивилась Надин, обнаружив, что барышню ожидали! Сквозь толпу, к ней пробирались мужчины. Тоже крепкие, уверенные, с очевидными полицейскими замашками, через пару минут они взяли красотку в тесное кольцо.

— Кха— кха— ааа…. — Ванька кашлял, как чахоточный, предупреждал: вот и следующий гость. Господин Лаубе, собственной персоной.

Борис Михайлович занял место в первом ряду и почти разу же зазвенели колокола, распахнулись кованые двери собора. На трибуну поднялись священники в праздничных рясах и чиновники городской управы в тугих воротничках. Оркестр грянул гимн.

— Премьер Красавин… — восторженный шепот пролетел над головами ликующей толпы.

Минуя радостно аплодирующую публику, премьер-министр Российской империи, в сопровождении трех министров и двух генералов прошествовал в президиум. Выглядел Андрей Аркадьевич Красавин неважно: серое лицо, опухшие веки, усталое равнодушие в глазах.

Надин крутила головой, стараясь не упустить из виду Виталия, Инессу и Лаубе. Последний стоял спиной к Надин и почти не двигался. Зато парень и девчонка буквально места себе не находили. Особенно суетился Орлов. Глаза лихорадочно блестели, губы кривились в странной ухмылке, руки то и дело поправляли волосы, ворот рубахи, шарили под полой пиджака. Инесса-Ирина держалась спокойней, но тоже волновалась изрядно

С трибуны между тем неслись бравурные речи. Губернатор сыпал победной цифирью, настоятель благодарил Бога, представители общественности сетовали на текущие социальные проблемы. Надин не слушала. Затаив дыхание, она ожидала развития событий. Казалось: она знает, что произойдет дальше. Она это уже видела раньше. Уверенное равнодушие мужского затылка, красивая женщина, взволнованный юноша…еще мгновение и течение праздника оборвут выстрелы. Когда рассеется паника, на площади будет три мертвых тела. Труп чиновника, ставшего жертвой террористов; юноши, в него стрелявшего и промахнувшегося, и красивой молодой женщины, довершившей кровавое дело.

В знании своем, в картинке, что рисовалась в мозгу, волосы мертвой женщины были русыми и короткими; в остальном, яркой красотой, стройной фигурой, отчаянной преданностью террору, женщина напоминала Инессу-Ирину.

Господи, взмолилась Надин, только не это! Восемь лет назад, при схожих обстоятельствах погибла ее подруга Елизавета Новикова. Она соблазнила полицейского офицера, долго и увлеченно играла в шпионские страсти, потом пошла на акцию вторым номером и была застрелена при задержании. До последней минуты Лиза верила, что обхитрила охранку; что совершает поступки, продиктованные собственной волей; что победа за ней и подозрения Надин — пустое завистливое резонерство.