Кодекс 632

Толпа вынесла Томаша на кривые улочки мусульманского квартала; португалец чувствовал себя песчинкой, подхваченной людским морем и затянутой в беспощадный городской водоворот; глядя по сторонам, он видел сувенирные лавки и лотки торговцев фруктами, заваленные горами апельсинов и связками бананов, заставленные корзинами жареных орехов и мисками оливок.

Протиснувшись сквозь игольное ушко Дамасских ворот, толпа делилась на три потока. Томаш читал названия улиц; слева начиналась Сук-Хан-Эль-Зейт с бесконечными лавчонками, аптеками и кондитерскими; справа был Индийский госпиталь и Цветочные ворота. Заглянув в карту, Норонья выбрал направление; его путь лежал прямо на юг. Но пройдя в арку и спустившись вниз по узкой улочке, он вновь оказался на развилке.

Согласно карте, длинная кривая улица шла через весь Старый город. Томаш вступил на виа Долороза в Эль-Вад и, пройдя немного, свернул на Йешиват-Торат-Хайм, оставив позади улицу, по которой Христос сделал последние в своей жизни шаги. Тесный переулок Бар-Кук, ведущий к мечети Аль-Акса и запретному для неверных храмовому комплексу Хаарам-Эль-Шариф, перекрывал армейский блокпост; очевидно, в мечети проходила служба. Улица Эль-Вад была такой узкой, что балконы и крыши нависали над ней, закрывая солнце; неласковый ветер заставлял Томаша ускорять шаги, обгоняя собственную тень, стремительно продвигаться вперед, не глядя по сторонам, не замечая ни пестрых лавок, ни резных дверей с фигурными медными и бронзовыми ручками. Миновав Хаммам-Эль-Айн, он повернул на Речов-Хашальшелет, прошел насквозь армянский квартал и оказался у медресе Таштамурийя, на границе мусульманского и еврейского города. Гвалт и теснота арабских улочек остались позади; вокруг царила пасторальная тишина, только птицы щебетали, и ветер гудел в кронах деревьев. Добравшись до Шоней-Халахот, португалец разыскал нужный дом. На двери красовалась блестящая металлическая табличка с надписью на иврите и чуть ниже, маленькими буквами по-английски: «The Cabbalah Jewish Cuarter Center». [77]Норонья надавил черную кнопку звонка; послышались шаги, дверь приоткрылась. Молодой человек с жидкой бородкой и в круглых очках вопросительно уставился на пришельца.

— Boker tov, [78]— учтиво поздоровался юноша. — Ма uchal laasot lemaancha? [79]

— Shalom, [80]— ответил на приветствие Томаш, торопливо листая разговорник. — Эээ… eineni yode'a ivrit. [81]— Он поглядел на молодого израильтянина, гадая, понял тот хоть что-нибудь или нет. — Do you speak English?

— Ani lo mevin anglit, [82]— ответил юноша, виновато покачав головой. Португалец в раздумье огляделся по сторонам.

— Гм… Соломон?.. — догадался он назвать имя человека, которого разыскивал. — Ребе Соломон Бен-Порат?

— Ah, ken, [83]— обрадовался юноша и широко распахнул дверь. — Be'vakasha! [84]

Молодой человек провел Томаша в небольшую, богато обставленную гостиную, вежливо произнес «slach li» [85]и с коротким поклоном удалился. Томаш присел на край дивана и огляделся. Мебель была темного дерева, картины на стенах изображали сцены из Ветхого Завета; в воздухе витал характерный запах старых книг, теплого воска и камфары. В комнате играли пробивавшиеся сквозь маленькое окошко золотые лучи.

Через несколько минут в коридоре послышались голоса, и на пороге появился крепкий, коренастый семидесятилетний старик. На плечах старого талмудиста лежал белоснежный талит с ярко-синими полосами по краям, молитвенное одеяние правоверного иудея, лысую голову покрывала черная бархатная ермолка, окладистая серебряная борода придавала ему сходство не то с Санта-Клаусом, не то с одним из волхвов.

— Шолом алейхем, — тепло приветствовал он гостя. — Я раввин Соломон Бен-Порат, — английская речь давалась старику не без труда. — С кем имею удовольствие говорить?

— Я профессор Томаш Норонья из Лиссабона.

— А, профессор Норонья! — радостно воскликнул Соломон, энергично пожимая португальцу руку. Его ладонь была сухой и морщинистой, но твердой. — Na'im le'hakir otcha!

— Прошу прощения.

— Очень рад познакомиться, — повторил раввин по-английски. — Как долетели?

— Хорошо, благодарю вас.

Старик знаком пригласил гостя следовать за собой и повел его по длинному коридору, на ходу рассуждая о том, какая все-таки удивительная штука самолеты, огромные, тяжеленные, а летают быстрее Ноевой голубки. Сам он двигался медленно: мешали одышка и тучность. В конце коридора располагалась библиотека с массивными книжными шкафами и большим дубовым столом; раввин усадил Томаша на стул и устроился напротив.

— Это наш зал приемов, — объяснил он на своем гортанном английском. — Хотите что-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

— Даже воды?

— Что ж… От воды не откажусь.

— Хаим! — позвал старик, повернувшись к дверям. — Ma'im. [86]

В библиотеку вошел молодой человек с маленьким подносом, на котором стояли графин и два стакана. Он был лет тридцати, худощавый, чернобородый, в вязаной ермолке.

— Это Хаим Насси, — представил вошедшего раввин и со смешком добавил: — Царь иудейский.

Томаш и Хаим обменялись рукопожатиями.

— Вы и есть профессор из Лиссабона? — спросил Хаим по-английски.

— Да.

— О! — воскликнул молодой еврей с неожиданным воодушевлением. — Это просто замечательно.

— Хаим португальского происхождения, — пояснил старик. — Верно, Хаим?

— Да, — нехотя признался Хаим, смущенно отводя глаза.

— Правда? — удивился Томаш. — Вы португальский еврей?

— Да, — признался Хаим. — Моя семья из сефаради.

— Вы знаете, кто такие сефаради? — спросил Соломон. — Пиренейские евреи. Их изгнали с Пиренейского полуострова приблизительно в пять тысяч двести пятидесятом году. По еврейскому календарю, разумеется.

— Понятно. По христианскому календарю это было в пятнадцатом веке.

— Возможно, но мы считаем по-своему, — Соломон отпил воды. — Если я не ошибаюсь, в изгнании оказалось больше миллиона сефардов. Они бежали в Северную Африку, Османскую империю, в Новый свет, Италию и Голландию.

— Именно, — перебил Томас. — Спиноза жил в Голландии, но происходил из Португалии.

— Да, — подтвердил раввин. — Сефарды — самая благородная ветвь еврейского народа, у них всегда ценилось образование. Это они первыми стали перебираться в Америку.

— Португальцы совершили чудовищную глупость, изгнав евреев! — воскликнул Томаш с неподдельной горечью. — И дело не только в человеколюбии. С тех пор начался упадок страны.

Соломон Бен-Порат явно заинтересовался.

— Правда? Вы действительно так думаете?

Томаш пристально смотрел на собеседника.

— Это же само собой разумеется. Как, по-вашему, что делает богатым человека или государство?

— Странный вопрос… Деньги, конечно. У кого много денег, тот и богат.

— Логично, — согласился португалец. — Но пару лет назад мне довелось прочесть книгу одного гарвардского профессора «Богатство и бедность государства», в которой изложен принципиально иной взгляд на проблему. Саудовская Аравия богатая страна? Денег у нее много. Но что делают саудиты, когда им требуется построить мост? Приглашают немецких инженеров. Куда они обращаются, чтобы закупить партию автомобилей? В Детройт. А мобильные телефоны приобретают в Финляндии. И так со всем. — Он кивнул раввину, приглашая его присоединиться к дискуссии. — А теперь скажите мне, что они станут делать, когда закончится нефть?