Граф Соколов — гений сыска

“Знаменитый художник Паоло Рэнэ на прошлой неделе отправился с друзьями на юг Франции в Приморские Альпы. Здесь он был намерен сделать несколько набросков с натуры. На другое утро по прибытии Рэнэ отправился к одному из ущелий, привлеченный его первобытной дикостью, чтобы писать его. Но далее случилось нечто непонятное. Художник не вернулся ни к обеду, ни к ужину. Бросились искать его, сообщили в полицию. Какой-то пейзанин, погонщик мулов, показал, что видел человека в холщовом картузе недалеко от постоялого двора "Свидание друзей”. Именно такой картуз носил Рэнэ. Хозяин, опрошенный следователем, заявил, что художник действительно приходил к нему перед обедом, заказал вино, выпил, расплатился и ушел в сторону ущелья. Знаменитого художника больше не видели — ни живого, ни мертвого. Общественность требует от полиции распутать этот таинственный клубок ”.

— И Бернар вспомнил свой сон? — Мари еще плотней прижалась к Соколову.

— Да, Бернар взял с собой нескольких бравых сыщиков, отправился на вокзал, и ближайшим поездом они поехали на юг Франции. Уже ранним утром они прибыли на место, разбудили следователя, который вел дело об исчезновении Рэнэ, и Бернар задал вопрос: «Вы допрашивали хозяев постоялого двора “Свидание друзей”?» — “Разумеется, но эти люди невиновны, как агнцы. Более того: они, зная, что у меня нет ордера на обыск, по своей охоте провели меня по всему дому, чтобы я убедился в их невиновности”. — “Прекрасно! Но сделайте это для меня, оформите у прокурора ордер на обыск. И будьте уверены, что эти херувимы враз превратятся в исчадие ада”.

— Бернар так поверил своему сну?

— Да, Мари, и он не пожалел об этом. Представь себе картину: сыщики врываются на постоялый двор. Бернар машет револьвером и кричит в лицо хозяев: “Руки вверх, убийцы! Куда трупы спрятали?” Хозяева поначалу опешили, но постепенно начали приходить в себя, заявляют: “Господа полицейские, это с вашей стороны ошибка и попрание нашего французского достоинства. Мы вынуждены будем жаловаться”. Тогда Бернар хитрым взглядом зыркнул на хозяина и строго говорит: “Зачем же ты, душегубец, золотую цепочку с мадонной на свою волосатую шею нацепил, коли она тебе, прохвосту, не принадлежит?” Хозяин задрожал, но отвечает: “Ваша, месье, неправда: это еще мой покойный папаша мне завещал”.

Бернар как рявкнет: “Не лги, сукин сын! В полицейском участке дожидаются разъяренные родственники негоцианта и художника, сейчас мадонна будет опознана, а тебя они разорвут на части. Снимай цепь! Ну вот, конечно, повреждение. А дело было так: когда негоциант уснул, ты со своей женой потихоньку вошел в верхнюю комнату. В руках у тебя был длинный нож с узким клинком, а жена шла за тобой с маленьким фонарем.

Негоциант приподнялся на ларе, ты дернул за цепочку и порвал ее. Кто спаял рваное звено?” Хозяин постоялого двора криво усмехнулся: “В Ниццу ездил! Но откуда вы все знаете?” — “Куда трупы дел?” — “Негоцианта мы пытались сжечь в дальнем углу двора, но оказалось, что тело очень плохо горит, только дыма много и жареным мясом на всю округу воняет. Мы костер по этой причине затушили, а полуобжаренный труп зарыли в подвале нашего дома. Туда же закопали и этого, в холщовой кепке. Но, умоляю, скажите, откуда вы узнали всю картину... события? Словно, господин полицейский, Сами присутствовали при делах этих!”

Бернар буркнул: “Во сне увидал”.

Убийца ему не поверил. Он отправился в подвал — показывать, где трупы жертв лежат.

Мари тяжело вздохнула, словно освобождаясь от оцепенения:

— Чем же вся эта жуткая история закончилась?

Соколов просто ответил, словно речь шла о самом обыденном:

— Справедливым возмездием: убийцу положили на машину доктора Гильотена.

Через часа полтора супруги Соколовы вернулись в свою гостиницу.

Экспресс

На другое утро, прогуливаясь по Приморскому бульвару Ниццы, Соколов вдруг ласково заглянул в глаза супруги:

— Мари, ты удивишься, но я страшно соскучился по дому, по кривым московским улочкам, по борщу из трактира Егорова, по забавному Буне с его непристойным попугаем...

— И конечно, по Коле Жеребцову, по Сандуновским баням и по разбойникам, которых надо ловить! — весело, по-девичьи непринужденно расхохоталась Мари.

Соколов, преодолев некоторую нерешительность, для него несвойственную, вдруг признался:

— У меня, Мари, — ты только не удивляйся! — ощущение, что московским сыщикам предстоит решать какую-то небывалую задачу. И я должен быть там!

— Что, фантазии, Аполлинарий Николаевич? Вещий сон Бернара?

— Скорее, это предчувствие. И я ему верю.

— В любом случае сегодня же на вокзал! Мне тоже скучно здесь, — слукавила Мари, желая угодить мужу.

...В тот же вечер экспресс понес Соколовых к Белокаменной.

Дела будничные

Едва появившись в Москве, Соколов сразу же понесся в сыскную полицию. Дворник Абросим, подметавший тротуар, отставив метлу и сдернув с лысой головы картуз, улыбнулся беззубым ртом:

— Здравия желаю, ваше превосходительство!

Дежурный, сидя в приемной и не слыхав приближения Соколова, чьи шаги скрыл толстый ковер, до глянцевого блеска натирал бархоткой сапоги. Увидав Соколова, вскочил, вытянулся во фрунт и широко улыбнулся:

— Со счастливым прибытием, Аполлинарий Николаевич! Прикажете чай заварить? Самовар как раз шумит...

— Не надо! Дай сводки происшествий.

Соколов бегло просматривал сводки за три минувших недели.

«24 августа в три часа пополудни в универсальном магазине на Петровке "Мюр и Мерилиз” в отделении "Золото и серебро” посетитель попросил показать ему золотой перстень с двумя бриллиантами и одним изумрудом, всего стоимостью 217рублей. Получив оный, посетитель бросился бежать и попытался смешаться с толпою, но возле выходных дверей на Петровку, как раз напротив отделения "Галантерея” был схвачен посетителями и передан в руки полиции. Похитителем оказался прибывший из Ревеля мещанин, восемнадцатилетний Илья Захаров Зак».

И далее:

“25 августу у квартировавшей на Шуйском подворье вдовы майора Мессаревой была украдена шкатулка с деньгами 1767 рублей и ломбардным билетом в 492 рубля 12 копеек серебром. Сотрудник городского сыска Жеребцов, сообразив обстоятельства дела, открыл, что подозрение падает на приходившего к госпоже Мессаревой родственника ее купеческого сына Алексея Иванова Зуева. Благодаря принятым Жеребцовым мерам та шкатулка с означенными деньгами и билетом была найдена у воспитанника Воспитательного дома Дмитриева, которому передал ее, шкатулку, Зуев. Последний был доведен убеждениями Жеребцова до полного сознания в краже. Более того, под этим воздействием указанный Зуев признался в том, что в прошлом году на второй день Рождества похитил из храма Татианы Мученицы при университете, что на углу Никитской и Моховой, большой образ Николая Чудотворца из киота в массивном серебряном окладе и продал неизвестному господину купеческого вида в Охотном ряду... ”

Переложив это донесение, Соколов усмехнулся, представив сцену допроса: полный доброжелательства, сочетавшегося с мужицкой хитростью, Николай Жеребцов и испорченный мальчишка Зуев, успевший наверняка за свой короткий век много нашкодить. “Коли тащит у своих, — подумал Соколов, — стало быть, последний подлец из такого вырастет! Что еще у них тут без меня случилось?”

На фирменном бланке торопливым почерком было начертано:

“По секретному дознанию начальника летучего отряда филеров Гусакова-старшего открыто, что в Костянском переулке Сретенской части во владении купчихи Нинель Куравлевой скрывалось двое беглых солдат, один из которых — Липкин, составляет фальшивые паспорта. Гусаков-старший распорядился послать под видом беглого заключенного Бутырского замка Гусакова-младшего, который и познакомился с составителем фальшивых видов Яковом Липкиным, беглым рядовым Тенгинского полка. Последний предложил изготовить ему вид за 10 рублей ассигнациями. Получив деньги, Липкин велел дожидаться его в ближайшем трактире Алексашина, а сам отправился на колокольню ВысокоПетровского монастыря, где и составил вид. После сего с означенным фальшивым видом возвратился в трактир, где полицейскими чинами при добросовестных свидетелях и был взят. При Липкине оказались данные ему деньги и еще другой фальшивый вид. По указанию Гусакова-старшего на указанной колокольне был произведен обыск и обнаружены там чернильницы, печать резиновая, печать для сургуча, пять перьев и семь листов почтовой бумаги обычного вида и формата. Липкин во всем повинился тут же и в знак полного раскаяния в содеянном назвал еще пять человек, коим он, Липкин, изготовил за деньги или водку фальшивые виды ”.