Тайные полномочия

Лебедев заглянул. В записях царил полный хаос. Список фамилий исчеркан значками и стрелочками-пометками. Несколько фамилий зачеркнуты. Под списком явно свежие записи: слово «спина» с восклицательным знаком и простой вопрос: «Что она видела?». К кому относились эти пометки, сказать было трудно. Только логика могла в них разобраться. Криминалист мог рассказать о почерке и когда записи были сделаны. Но проникнуть в их смысл было затруднительно.

— Чего это вы его коллегой называете? — спросил он с оттенком ревности.

— Стенька-Обух не только прислал привет мне, но и подрядил Граве выяснить, кто такой Лунный Лис, — ответил Ванзаров, заглядывая на второй разворот. — Надо же, все купе расписал…

— Такой роскошный молодой человек, спортсмен и светский щеголь, польстился на деньги воровского старшины? Не могу поверить…

— Стенька-Обух умеет уговаривать. Особенно тех, кому слишком везет в карты.

— Ах, вот что… — сказал Лебедев. — Жаль, не знал, сразился бы с ним в искусстве передергивать… Как же он так глупо попался?

— Жажда и радость открытия, — сказал Ванзаров. — Граве мучило желание выпить. А тут он вспомнил то, что так его мучило. На душе — праздник. Он спешит задать вопросы, чтобы проверить свою догадку. Делать этого не следовало. Ему по-дружески предлагают бутылку виски. На радостях Граве теряет чувство опасности… Заходит в купе, наливает полный стакан и жадно пьет. Еще успевает закурить папиросу — тоже долго сдерживался. Что происходит дальше, Аполлон Григорьевич?

— Резкий подъем давления. Ему становится жарко, еле может дышать, нужен свежий воздух, он распахивает окно. Ветер не освежает, становится хуже, кричать о помощи не может, горло сдавлено. Организм борется за жизнь, но яд действует как бомба, которая взрывается в сосудах…

— Бутылка падает, виски проливается, падает зажженная папироса, огонь полез по столу, ветер бросает на занавески… — закончил Ванзаров. — Министр путей сообщения будет в отчаянии: такое купе сожгли…

— Со стороны это выглядело, будто он в окно хочет вылезти. Мог перепугать станционных… Кто же это такой подарок ему преподнес? Выбор небольшой.

— Почему вы так думаете?

— Лидваль еле ходит, Немуров с князем и Дюпре недавно мною перевязаны. Остаются барышни да генерал с Чичеровым. Кто-то из них…

— Вовсе нет… Способ убийства говорит о том, что у человека не было другого выхода, как дать яд. Почему? Потому что по-другому не смог бы справиться с сильным Граве. Не хватало сил на прямую атаку. Тогда в ход пошли запасы яда…

— Тогда, выходит… — начал Лебедев.

— Ничего у нас с вами пока не выходит, — сказал Ванзаров. — Сейчас мне нужно знать: а что делал наш милый Николя?

Проводник уже давно держался у дверного проема. Но его упорно не замечали. Николя поглядывал на последствия пожара, на тело, привалившееся на диванчик, и не мог пошевелиться. Он чувствовал, что лично виноват в случившемся. Только где и когда он провинился, было загадкой. Ванзаров поманил его. Николя протиснулся мимо Лебедева. Ему под нос предъявили стакан в подстаканнике.

— Кто выдал Граве вот это?

Николя сознался в содеянном, боясь подумать, какое наказание за этим последует.

— А что ему было делать? — вступился Лебедев. — Пассажир просит стакан. Проводник обязан помочь. Тут и гений не догадался бы.

— Николя, какое задание вам было дано? — спросил Ванзаров.

— Следить за всем, — ответил виновник, глядя в пол.

— Следить за любой мелочью! — поправили его. — И что вы сделали?

— Я же не думал, что это все так вот выйдет…

— Вам не надо думать, коллега. Достаточно было сообщить мне. А вы что сделали?

— Сморило меня… Упустил… Виноват…

Наблюдать за экзекуцией Лебедев больше не мог.

— Да, Николя виноват! — решительно заявил он. — Но Николя не виноват! Надо было предупреждать. Вы же у нас умеете в будущее заглядывать. Вот и помогли бы…

— В следующий раз — непременно, — сказал Ванзаров, ставя стакан на стол. — Проводник, тело накрыть простыней, купе закрыть. Всех пассажиров собрать в ресторане. У вас пятнадцать минут…

Николя понял, что ему предстоит коснуться мертвого тела. За него это никто не сделает, и отказаться невозможно, он и так провинился дальше некуда. Но и подумать об этом было невозможно. Не то что приблизиться… В полном отчаянии он взглянул на Лебедева. Криминалист ему незаметно подмигнул. У Николя как камень с души сняли: Аполлон Григорьевич ему поможет…

— Сначала ноги уложите, потом руки, а уж после простыню накиньте и подоткните, — сказал Лебедев и затворил за собой дверь.

И Николя остался один. Невыносимо пахло гарью. Запаха проводник уже не замечал. От него требовался подвиг. И помочь было некому. Николя глубоко вздохнул и втянул руки в рукава, как будто это могло его защитить.

2

Ресторан выглядел непривычно. Столы сияли белыми скатертями. И только. Ни одной тарелки или фужера. Из кухни не доносилось запахов еды. Официанты собрались около буфета и не спешили к услугам господ пассажиров. Члены команды расселись поодиночке. Генерал постарался, чтобы они с Женечкой и Чичеровым оказались как можно дальше от госпожи Звягинцевой. Впрочем, Липа казалась притихшей, куталась в шаль, не на кого не смотрела и не выказывала желания устроить очередной скандал. Лидваль постукивал костылем. Урусов с гордым видом выставил перевязанные руки. Немуров сидел немного бочком, стараясь не встречаться взглядом с Дюпре. Лоб юного барона был перетянут наискось бинтом, что придавало его бледному лицу некоторую решимость и даже революционность. Бутовский оглянулся в поисках Граве, но этот член команды задерживался. А ведь всегда приходил первым. Наверное, заснул.

В вагон решительным шагом зашел Ванзаров. Вид у него был несколько странный. Костюм, до сих пор опрятный и чистый, был помят и перепачкан, на белой сорочке виднелись следы грязи, а лицо вымазано, как будто он заглянул в гости к кочегару. Неприличный вид его совершенно не смущал. Заняв место так, чтобы видеть всех, он помахал рукой, словно обращая на себя внимание.

— Господа, в этот поздний час я собрал вас для того, чтобы сообщить два неприятных известия, — сказал он. — С какого начать?

— Что еще случилось? — спросил генерал.

— Действительно, случилось, — согласился Ванзаров. — Отсутствие господина Граве на нашей дружеской встрече объясняется тем, что чуть менее часа назад он заснул и умер во сне. При этом курил папиросу. Отчего возник небольшой пожар. Последствия его ликвидированы.

— То-то я думаю: дымом несет… — сказал Урусов.

У Бутовского не осталось сил удивляться, печалиться или как-то выражать эмоции. Эмоций у него не осталось. Он уже был готов к чему-то подобному. Поездка эта добром уже не закончится, он это понял отчетливо. Впрочем, другие члены команды выразили полное равнодушие к потере товарища. Только Урусов пожелал узнать, где будет находиться тело. Ванзаров обещал, что на ближайшей остановке его перенесут в багажный вагон.

— Не пойму, какая у вас вторая новость, — сказал генерал, осматривая сидящих. — Погибать больше некому, все здесь. Разве вы сообщите, что наш поезд несется в пропасть…

Ванзаров отдал долг шутке вежливым поклоном.

— Другая новость плоха для меня и хороша для вас, — сказал он. — Получена телеграмма: за обнаружение вещи, пропавшей у князя Бобби, назначена награда в сто тысяч рублей.

— Когда пришла телеграмма? — спросил Немуров.

— Откровенно говоря, еще на Варшавском вокзале. — Ванзаров изобразил легкое смущение. — Я намеревался сорвать банк, получить эти деньги и выйти в отставку, но не вышло. Предлагаю их разделить с каждым из вас.

— Сколько даете? — спросил Урусов.

— Половину. Но только тому, кто укажет на пропавшую у князя вещицу…

— Тогда назовите, что пропало у Бобби, — потребовал Лидваль и стукнул костылем, словно вжился в роль старого пирата. — А то он темнил, вы темните, довольно уже!