Мученик

Шекспир приблизился к Вуду и тихо произнес ему на ухо.

— Господин Вуд, я вас утешу. — Затем он отодвинулся. — Кэтрин говорила с вашим адвокатом Корнелиусом Блайем. Он попытается добыть предписание о представлении арестованного в суд, но Топклифф сделает все возможное, чтобы этому воспрепятствовать.

Вуд тяжело вздохнул. Слова «Господин Вуд, я вас утешу» произнес отец Коттон в их первую встречу. Только еще один человек мог знать о них: Кэтрин.

— Слишком поздно. Я умру раньше, чем смогу покинуть эту мрачную дыру.

— Не говорите так. Постарайтесь быть сильным.

— Топклифф меня не отпустит. Он не позволит мне появиться в суде, ибо у него нет оснований. Он ни за что не даст мне выйти отсюда живым. Быстрая смерть — моя единственная надежда. Вы не поможете мне?

— Господин Вуд, я не стану убивать вас, но и освободить вас я тоже не смогу. Чтобы увидеться с вами, я был вынужден получить специальное разрешение. Вы — в распоряжении Топклиффа.

— Вы с ним заодно. Под покровительством Уолсингема, Лестера и Берли вы будете давить и душить всех, кто придерживается старой веры, и не успокоитесь до тех пор, пока ни одного из нас не останется.

Шекспир еще раз поднес эль к губам Вуда, и тот жадно отпил из кувшина.

— Что ж, господин Шекспир, вы этого не отрицаете. Вы говорите, что пришли ко мне как друг, но это ложь. На чьей вы стороне?

— На стороне правды. Если вы виновны в измене, я ничего не стану для вас делать, вас будет ждать смерть предателя.

— Я не предатель.

— Но вы ступили на скользкий путь. Мне не интересны эти россказни об украденном строительном лесе, но вы водите дружбу с иезуитами. А они — мятежники и лжецы. Они сеют раздор, а некоторые из них не упустят случая покуситься на жизнь самой королевы. Но давайте прекратим этот разговор. У нас не так много времени. Госпожа Марвелл попросила меня передать вам, что дети чувствуют себя хорошо и она — тоже. Она просила, чтобы вы о них не беспокоились, и высказала надежду, что вы мне поможете…

Вуд казался на десять лет старше, чем в тот день, когда Шекспир впервые увидел его. Его глаза блестели, но в них было смирение.

— Мои дети. Кто позаботится о них и о Кэтрин? Может, вы, господин Шекспир?

— У вас есть родственники? Брат или сестра, которые могли бы позаботиться о них, пока вы здесь?

Он устало покачал головой и ничего не ответил.

— О них позаботятся.

— Поклянитесь именем Господа.

— Клянусь именем Господа.

— Теперь я должен помочь вам и положиться на Божью волю в том, что вы не предадите меня. — Его слабый голос стал еще тише. — Вы показали мне бумагу с отпечатанным на ней текстом…

— Да, и печать показалась вам знакомой.

Вуд вздрогнул от боли, которая пронзала его тело при малейшей попытке пошевелиться.

— Боюсь, что я плохой лжец. Я знаю пресс, на котором это было отпечатано, потому что когда-то он принадлежал мне. Когда пресс стал мне не нужен, я отдал его священникам. Они хотели напечатать какие-то религиозные трактаты. Никакой клеветы или призыва к мятежу. Все намного невинней и чище того, что можно найти у любого книготорговца у собора Святого Павла.

— Но найденный мной листок был совсем другого рода. В нем не было ничего невинного, чистого или даже религиозного. Это был мятежный пасквиль, направленный против Ее величества и некоторых граждан. Он был сожжен, как и положено в таких случаях.

— Тогда ничем помочь не могу. Птолемей, мой старинный друг, на подобное не способен.

— Птолемей?

— Старый католический священник, еще со времен Марии Стюарт. Он живет подаянием на древней мельнице в деревне Раймсфорд, что вверх по течению Темзы за Виндзором. Птолемей сам делает бумагу, поэтому она такого плохого качества, и печатает для священников, прибывающих в Англию из Франции и Рима. Господин Шекспир, он совершенно безобиден, благочестивая душа. Он никогда бы не позволил себе опубликовать подобный пасквиль. Умоляю вас, не причиняйте ему вреда…

Хриплое дыхание Вуда начало слабеть, и Шекспир понял, что продолжение беседы бессмысленно. Он коснулся его лица. Подняв свечу, Шекспир увидел, что глаза заключенного закрыты, а губы сжаты от боли. Шекспир поднялся, чтобы покинуть это страшное место. Прежде чем открыть дверь, он еще раз взглянул на когда-то сильного человека, превратившегося в бесформенную груду.

— Обещаю, господин Вуд, что бы ни случилось, госпожа Марвелл и дети будут под моим покровительством.

Слова, сошедшие с губ изувеченного заключенного, звучали слабо, тише шепота, но Шекспир хорошо их расслышал.

— Я знаю, вы ее любите.

Ричард Топклифф отошел от тонкой переборки стены, у которой он подслушивал разговор между Вудом и Шекспиром. Он закурил трубку и затянулся, выдыхая клубы густого ароматного дыма. Ему было весело. Там, где дыба и кандалы бессильны, на помощь приходит человеческая глупость.

Глава 32

Тем же вечером Кэтрин Марвелл, взяв все необходимое, привела детей на Ситинг-лейн. Когда Шекспир передал ей, что такова воля Вуда, она с радостью согласилась. Дом на Ситинг-лейн был небольшим, в нем имелась лишь одна свободная комната, которую она и заняла вместе с Эндрю и Грейс. Джейн была рада тому, что у нее появились новые едоки, и дети ее сразу же полюбили. В тот вечер Кэтрин и Шекспир проговорили за бокалом вина до девяти часов. Он рассказал ей о встрече с Вудом, опустив страшные подробности. Но он понимал, что она прекрасно осведомлена о серьезности положения ее хозяина.

— Он опасается, что его дети попадут в приют?

Ответить на это было нечего.

— Мы сделаем все, что в наших силах — и точка.

— Утром я выполню свои обязательства по нашей сделке.

Шекспиру не спалось. Он лежал без сна, его мысли занимала темноволосая девушка, которая спала совсем рядом, в каких-то десяти ярдах от него. Он думал о ее теплом теле под ночной сорочкой. Но он не подозревал, что и она не сомкнула глаз.

Они позавтракали на рассвете, наблюдая, как дети бегают вокруг стола. Затем Джон и Кэтрин отправились в путь пешком, оставив Эндрю и Грей с Джейн.

— Куда мы?

— Вы очень скоро узнаете. Единственное, о чем я вас прошу, убедитесь, что за нами не следят.

Было холодное туманное утро. Ветер пригнал клубы тумана с реки, и, когда они направились на север вдоль Ситинг-лейн, время от времени казалось, что они идут в облаке.

— Откуда вы, господин Шекспир? У вас странный акцент, в Лондоне так не говорят.

— Из Уорикшира. Из городка под названием Стратфорд. Я хотел заняться юриспруденцией, но попал к господину секретарю, и мне пришлось поступить к нему на службу. — Шекспир рассмеялся. — Думаю, заниматься юриспруденцией было бы спокойней.

— И почетней?

Шекспир надулся.

— Полагаю, госпожа, что защита государства не менее достойное занятие. Если честно, ничего более почетного мне даже в голову не приходит.

— И, тем не менее, вы оказались по одну сторону с Топклиффом.

— Топклифф держится особняком. Он — позорное пятно. Некоторые из целей у нас общие, но вместе мы не работаем. Топклифф — над законом. Я работаю на господина секретаря, который держит ответ перед королевой и Тайным советом и действует сообразно законам. Не существует идеальной формы человеческой власти. А если вспомнить Рим и Мадрид, то сколько таких топклиффов служат инквизиции? Топклифф перенял свои методы у испанцев. Англия достойна того, чтобы за нее сражаться, даже если такой пес, как Топклифф, нанят для борьбы против подобных ему, но враждебных стране сил.

Они повернули налево на Харт-стрит. Некоторое время они шли молча, а затем Кэтрин заговорила так, словно ее прорвало.

— Нет, господин Шекспир, вы — пес королевы. Это вы создаете вокруг нее дух чести и благопристойности. Вы тот, кто подчищает грязь за Берли, Уолсингемом, Лестером и Топклиффом. Они ведут себя словно скоты, отрывая людям руки и ноги и бросая куски их тел в котел, словно кости цыплят, ибо имеют смелость почитать Бога так, как им диктует их совесть. А вы, вы, будучи рассудительным и наивным, смываете кровь с рук тех, кто творит подобные злодеяния.