Адская ширма

— Чаю? — удивился Акитада. — А я думал, монахи подают только воду.

— В чайнике на маленькой жаровенке был чай, когда я вернулся из бани. Вообще-то я чай не люблю, а этот к тому же был очень горький, но я все равно выпил, потому что меня мучила жажда, а воды не было.

Акитада снова переглянулся с Кобэ. Тот хмурился.

— Вы сказали, что ничего не помните после того, как уснули в своей комнате. А сны у вас какие-нибудь были?

Этот вопрос очень удивил Кодзиро.

— Нет, — сказал он. — Но когда я проснулся, у меня было ощущение, будто я всю ночь напролет пьянствовал. В ушах стучало, голова трещала, перед глазами все плыло. И говорить я мог с трудом. Мне казалось, будто язык прищемило булыжником, а в рот насыпали песка. Вам же, наверное, сказали, что от меня несло винищем, а рядом стоял пустой кувшин. Я могу только предположить, что меня как-то «отключили» и уже бессознательного опоили вином.

Кобэ сердито фыркнул.

— Мы осматривали твою голову. Никто тебя не «отключал».

Акитада задумчиво смотрел на арестанта.

— А кто, по-вашему, мог убить вашу невестку и выставить убийцей вас?

Лицо Кодзиро вытянулось. Он покачал головой:

— Не знаю, господин. У меня нет никаких соображений на этот счет. Нас никто не знал там. Только привратник видел, как мы прибыли вместе. Но это был всего лишь старик, к тому же монах. Вы сами видели его. — Он сполз по стене, и лицо его вдруг осунулось и побледнело. Усталым голосом он сказал: — Я же предупреждал, что не знаю ничего и ничем не могу помочь следствию.

— А брата своего вы не подозреваете в убийстве? Арестант одним рывком вскочил на ноги, гремя цепями.

— Что вы такое говорите?! — крикнул он, сверкая глазами. — Моего брата там не было. И он любил ее до сумасшествия. Он никогда пальцем ее не тронул бы… и не стал бы выставлять убийцей меня! Если вы хотите переложить вину на моего брата, то я не стану вам помогать. Я лучше возьму все на себя.

Кобэ вдруг сделался похожим на кота, поймавшего рыбку.

— Ну что, Сугавара, вы закончили? — спросил он. Акитада кивнул и, обращаясь к Кодзиро, сказал:

— Я постараюсь выяснить правду. Если виновным окажется ваш брат, то тут уж ничего не поделаешь. Вы провели много времени здесь, размышляя над тем, что произошло той ночью в монастыре. А теперь я хочу, чтобы вы подумали о вашей невестке. Все, что вам удастся вспомнить о ее жизни до и после замужества, может оказаться очень важным. Ее интересы, ее отношения с вашим братом и остальными домочадцами.

Кодзиро открыл было рот, но Акитада остановил его взмахом руки.

— Нет, не сейчас. Не надо спешить, отдохните. А я еще вернусь… если начальник полиции позволит.

— Посмотрим, — уклончиво сказал Кобэ, отпирая дверь камеры.

Акитада кивнул арестанту и повернулся к выходу. У него за спиной загремели кандалы, и хриплый голос сказал:

— Спасибо, господин.

Когда они шли обратно по коридорам, Акитада первым завел разговор:

— Вы слышали, что он говорил. Конечно, его опоили. Тем самым чаем. Я беседовал с монахами, что обслуживают постояльцев. Они никогда не подают ничего, кроме воды.

Кобэ хмыкнул.

— А не приходил вам на ум кто-нибудь еще, у кого могли иметься мотивы убить госпожу Нагаока?

— Никто, кроме ее мужа. Ведь как ни крути, а эта женщина исповедовала двойную мораль.

— Знаю. Но я разговаривал с Нагаокой. Он был до странного равнодушен и не выказывал никаких эмоций по поводу ее смерти. Похоже, беспокойство у него вызывал только брат. Не исключено, что Нагаока подозревал их в тайной связи.

Кобэ чуть склонил голову набок.

— У меня только что промелькнула та же мысль. Известно вроде бы, что он был от нее без ума. Но тогда зачем защищать брата? Может, он хороший актер и умело притворяется? Почему бы вам не разобраться с этим?

Акитаде вспомнилась маска, которую Нагаока вертел в руках в день его прихода. А что, если он знает тех актеров, выступавших в монастыре? Что, если он заплатил какому-нибудь полуголодному актеришке и поручил тому убить свою жену и выставить все так, будто это дело рук его брата?

С Кобэ они расстались у ворот. Погода стояла все такая же хмурая. Плотные, низкие тучи нависали над городом. Сиротливые, одинокие снежинки нет-нет да и опускались на раскисшую дорогу и тут же таяли.

Акитада с грустью думал о том, что ждет его дома.

ГЛАВА 13

АКТЕРЫ И АКРОБАТЫ

— Гэнба!

Тора решительно направился к небольшой кучке людей в конце зала. Обернувшись, Гэнба смотрел на него с изумлением.

— Как ты сюда попал? — поинтересовался он далеко не дружелюбным тоном.

На вопрос Тора не ответил, а первым делом поклонился восседавшей на своем «троне» госпоже Вишневый Цвет.

— Прощу меня простить, госпожа, за то, что вмешиваюсь, — проговорил он, вкрадчиво улыбаясь. — Меня зовут Тора. А мой друг, как я вижу, пришел сюда раньше меня.

Толстуха, обмахивая необъятную грудь веером, оглядела Тору с одобрением.

— Зачем же извиняться? Добро пожаловать к нам, Тора. Что привело тебя сюда?

— Ваша слава, госпожа. Я слышал о вас от одного крепкого парня, что содержит питейное заведение у реки. Его кличут Быком, и так уж случилось, что мы с ним земляки. Правда, он мало что мог рассказать мне о вас и о вашем заведении, вот я и отправился посмотреть своими глазами, несмотря на поздний час и метель. — Одарив толстуху обаятельной улыбкой, Тора прибавил: — И теперь, когда я здесь, поверьте, я ничуть не жалею, что пришел, и несказанно рад предстать пред ваши прекрасные очи!

Гэнба презрительно хмыкнул, а госпожа Вишневый Цвет принялась кокетливо теребить красную ленточку в волосах.

— Какой обходительный и любезный у тебя друг, Гэнба! — Голос ее звучал по-девичьи игриво, и она слегка шепелявила, но, присмотревшись получше, Тора окончательно убедился, что тетка изрядно пожила на свете. Лицо ее было разрисовано белилами и румянами, глаза обведены сажей, крошившейся и застревавшей в крошечных морщинках. Только вся эта краска да легкомысленное хихиканье и выдавали в ней акробатку прошлых лет.

— Не тратьте на него время, госпожа Вишневый Цвет! — прогремел Гэнба. — Это же самый большой враль в городе!

Госпожа Вишневый Цвет нахмурилась:

— О-о!.. Да у вас разногласия! Как интересно ты о нем отзываешься! — прибавила она с ухмылкой.

Гэнба покраснел и метнул на Тору сердитый взгляд.

— Нет же, нет! Вы… меня не поняли, — пробормотал Гэнба. — Он не тот, за кого… — И он беспомощно замолчал.

Но госпожа Вишневый Цвет уже не слушала его.

— Итак, Тора, зачем же ты к нам пожаловал? Что привело тебя сюда? — спросила она, игриво помахивая веером.

Тора посмотрел на Гэнбу, гадая, сколько тот уже успел выболтать за время своей горячечной влюбленности в эту женщину. Поджав губы и насупившись, Гэнба свирепо глазел на него.

— Имеете в виду, помимо вашей прелестной особы? — уточнил Тора.

— Вот глупый парень! — Она выставила вперед веер и кокетливо спряталась за ним.

Тора едва не расхохотался в голос.

— Ну… как я уже сказал, я тут недавно болтал с Быком да случайно возьми и обмолвись: вот, дескать, совсем утратил я сноровку… — Тора огляделся по сторонам, соображая на ходу, и взгляд его упал на стойку с бамбуковыми палками, — сноровку в палочной борьбе. Вот тогда-то он и упомянул ваше имя. Я, признаться, маленько удивился, что женщина заведует таким делом, но он сказал, что у вас лучший тренировочный зал в городе. Тогда я решил пойти посмотреть своими глазами. Ведь оно так редко бывает, чтобы и деловая хватка, и талант сочетались в такой прекрасной женщине. — Тора отвесил толстухе новый поклон.

— Вообще-то я девушка, — поправила его госпожа Вишневый Цвет, теребя кудряшки на голове. — Одинокая девушка. — И она стрельнула в него глазками — посмотреть, какова будет реакция.

Тора осклабился.

— Да что вы говорите?! Ну что за слепцы эти мужчины! Что за дурачье, ей-богу! А может быть, их отпугивает ваш непревзойденный талант?