Плоскость морали

Дибич в изумлении выронил вилку, звякнувшую о край тарелки, Вельчевский замер, Лидия Витольдовна усмехнулась, а Валериан, сохраняя каменное спокойствие, осведомился:

— И где она, Жюль?

— Вам всем лучше дообедать, а после сопровождать меня.

— Какого чёрта? — вспылил Дибич, с досадой отбросив салфетку. — Вы всё это время знали, что с девушкой?

— Не знал, — покачал головой Нальянов. — Она могла быть в Сильвии, заплутать в незнакомых улицах, упасть о обморок… Есть и ещё один вариант — попала в воды Славянки, и тело её кануло на дно. Однако, прогулявшись в ваше отсутствие по округе, я отверг это допущение. А теперь, когда ваши поиски окончились безуспешно, я могу с весьма большой точностью предположить, куда она пропала.

Лидия Чалокаева единственная не придала большого значения словам племянника. Она с аппетитом ела, заботливо спросила Юлиана, что он будет на ужин, приказала принести ещё вина. Дибич заставил себя успокоиться и снова принялся за еду. Валериан поднял глаза на брата.

— Значит, она мертва? — он, казалось, утверждал это.

Дибич обмер, в глазах его потемнело. Вилка снова со звоном ударилась о тарелку.

Юлиан уверенно кивнул.

— Да, Валье.

— Это… это ваши догадки! — Дибич почувствовал, как рывками заколотилось сердце. — Чушь!

Нальянов усмехнулся и промурлыкал:

— «Белый саван, белых роз деревцо в цвету, и лицо поднять от слёз мне невмоготу…»

Дибич побледнел, чувствуя, как спирает дыхание: Нальянов безжалостно процитировал песенку утопленницы Офелии.

Валериан же спокойно закончил трапезу.

— Я, кажется, тебя понял, — он исподлобья взглянул на брата. — Ты полагаешь, она… в нашем пруду? У меня была эта мысль, но собаки-то не пошли туда.

Чалокаева нахмурилась, бросила встревоженный взгляд на племянников, но ничего не сказала, хоть было заметно, что эта догадка Валериана её отнюдь не порадовала. Она не любила, когда кто-то появлялся в её имениях без её ведома, а уж утопленницам в собственном пруду и вовсе была не рада. Чалокаева внимательно посмотрела на Юлиана. Увы, на сей раз любимый племянник не смог порадовать её.

— Они и не могли туда пойти, — он развёл руками. — Она же вчера вечером промочила ноги. Едва ли у неё была с собой другая обувь. Стало быть, она надела чужие туфли или калоши, что стояли у входа.

— Этого не может быть, — Дибичу казалось, что всё, что говорит Нальянов, тот говорит специально, чтобы побесить его. — Это… это просто вздор!

Валериан же явно ни на минуту не усомнился в словах брата.

— Значит, ты уверен, что рано утром убийца выманил её из дома, они пошли через сад Ростоцкого в наш парк, и там он около пруда задушил её и сбросил в воду?

— Думаю, да. Я полагал сначала, что он вывел её к реке, но, когда прошёл туда, заметил, что Савинковы вырубили на подходе к своей даче кусты и берег почти голый, да и глубина там — курице по колено. И видно всё вокруг — на выстрел. Значит, спрятал у нас, тут везде кусты, пруд в сажень глубиной.

— Выходит, она не подозревала его в убийстве Шевандиной. — Валериан допил вино и повернулся к Вельчевскому. — Я полагаю, Вениамин Осипович, нам надо проверить догадку брата.

Тот уже стоял на ногах. Чалокаева подозвала к себе лакея и что-то тихо сказала ему. Дибич, которого сильно трясло, тоже поднялся.

— Дорогой Андре, не сочтите за обиду, — Юлиан тоже поднялся, — но мы с братцем и господин Вельчевский — люди, если так можно выразиться, привычные к трупам. Я дела по убийствам ещё в отрочестве почитывал, Валье в уголовном ведомстве семь лет служит, а Вениамин Осипович — и того дольше. Вас же, как я заметил, бездыханные тела… нервируют. Может, останетесь?

— Нет! — Дибич выкрикнул это резко и зло.

Он сильно нервничал, мысль о смерти Елены Климентьевой была нестерпима, и то, что Нальяновы столь деловито и бессердечно обсуждали версию о гибели Элен, раздражало его непомерно, просто убивало. То же, что Нальянов припомнил ему его слабость у тела Анастасии Шевандиной, оскорбило и рассердило. Не менее злил и нарочито мягкий тон Нальянова, точно тот говорил с ребёнком.

Юлиан кивнул и уступил, не став настаивать.

— Ну, не обессудьте. Будь по-вашему.

Вошедший в комнату лакей протянул Юлиану Витольдовичу небольшую бутылку французского коньяка.

— Мерси, тётушка, — повернулся племянник к Чалокаевой. — Такая вещь лишней не бывает.

— Я Семёна за вами пошлю. Что понадобится — присылай его.

Юлиан улыбнулся тётке, любезно поцеловал ей ручку и вышел.

За ним последовали и все остальные.

На дворе по-прежнему моросил дождь. Господский парк, окружавший дом, был длиною около семисот саженей, шириной и того больше. Большой пруд, над которым нависал арочный мост, наполовину скрытый ветвями прибрежных ив, лежал в шестистах саженях от дома и был огорожен со стороны Славянки каменной стеной, но со стороны генеральской дачи ограда была всего лишь живой изгородью в аршин высотой и в нескольких местах была прорежена, а в одном — и вовсе отсутствовала.

Братья Нальяновы двигались одинаково легко, почти по-кошачьи. Вельчевский же снова напомнил Дибичу борзую — он словно принюхивался к воздуху и шёл в болотных сапогах напрямик, минуя выложенные плитами дорожки. Андрею Даниловичу в парке от запаха молодой листвы, яркости свежей зелени и птичьего пения немного полегчало, он чуть пришёл в себя и подумал, что напрасно разозлился на Юлиана. Это всё нервы, мелькнуло у него в голове. Однако чем ближе они подходили к пруду, тем больше он чувствовал усталость и изнеможение и уже почти жалел, что не остался в столовой с Чалокаевой.

Сама поверхность пруда оказалась в итоге зеркальной и безмятежной. Дибич бросил торжествующий взгляд на Юлиана, но тот в это время обернулся к брату и Вельчевскому.

— С берега убийца её сбросить не мог, тут мелко, только с моста, но там глубина около сажени.

— Нет, — покачал головой Валериан, — я плавал там на исходе прошлого лета и доставал ногами до дна.

— Хорошо, — вздохнул Юлиан. — Иеремия — для купания рано, конечно, но… — он начал стягивать с себя рубашку.

— Перестань, — остановил его Валериан, — ты, что, третьего дня не наплавался? — Он сбросил куртку, рубашку и штаны. — Ты только коньяк не разбей… — с этими словами он прыгнул с моста в воду.

— Вот там сначала посмотри, Валье, где ветка сломана.

— Но разве утопленник… он на дне? — растерянно спросил Дибич Вельчевского. — Мне казалось, что тело… ведь его несёт по воде…

— По течению реки недолго несёт, — кивнул Вельчевский, — а в пруду утопленник быстро идёт ко дну и остаётся там, пока лёгкие не заполнятся водой. Вскоре внутри трупа накапливаются газы, и оно всплывает на поверхность. Но тут не в утоплении дело. Убийца мог столкнуть живую девушку с моста, а мог задушить жертву и только потом бросить тело в воду. Картина будет разная.

Дибич в ужасе отвернулся. Его убивало то, как спокойно и уверенно эти люди говорят о смерти Элен.

Между тем, Валериан раз за разом исчезал под мостом, обшаривал всё вокруг, но не находил тела. Вода в пруду сильно помутнела, по воде шла нервная рябь.

Неожиданно Дибич услышал:

— Жюль, здесь. Кажется, нашёл.

Дибич вскочил. Вельчевский бросился к мосту, подошёл ближе к Нальянову, готовый помочь. Но Валериан сказал, что вытянет тело на берег, так проще, и поплыл к тому месту рядом с мостом, где стоял Андрей Данилович.

Вениамин Осипович и Юлиан торопливо спустились с мостков и стали на берегу рядом с Дибичем. Вода у берега не была замутнена, виднелось дно. В двух саженях от берега Валериан достал ногами отмель и стал в воде по пояс. Он волок за собой тело, и там, где ступали его ноги, со дна подымались, мутя воду, голубоватые разводы ила. «Нет, нет, не может быть», уверял себя Дибич. Он был внутренне уверен, что на берег будет извлечено что угодно, только не тело той, о которой он грезил. «Это не она, не может быть…»